О маме

Фото мамы

Руки у нее были очень красивые, впрочем, как и она сама. Глядя на ее фотокарточки, можно запросто предположить, что на этих фотографиях изображена не моя мама, а какая-то известная киноактриса. Но кроме красоты была она еще и удивительно живой, и была бы моя воля, назвала бы я ее не Натальей, а Искрой или Огоньком.

С детства она была первой затейницей на всевозможные проделки и розыгрыши, сосчитать которые и посейчас невозможно. А удержать ее на одном месте способны были только книги, которые она очень любила и читала запоем. Но если книг под рукой не оказывалось, она начинала тут же что-нибудь организовывать и придумывать. Замысливать какие-нибудь озорные шалости. В детстве у нее было прозвище – Дикая Бара. Был такой черно-белый фильм о «чешской Олесе». Такой же, как эта Бара, была и моя мама – красивой, необузданной, сорвиголовой. Однажды, например, шла она по дороге в школу мимо почты и увидела привязанную лошадь с телегой. Недолго думая, она подхлыстнула ее вожжами. Здесь был чисто исследовательский интерес: поскачет она быстро или нет? Лошадь, на удивление, понеслась довольно резво, и ловили ее потом «всем миром». Страдалицу поймали, а вот с мамой дело оказалось посложнее. Схватить ее удалось не сразу. Но и пойманной «Дикой Баре» «хворостинная наука» впрок не пошла и характера ее не изменила.

Детей у бабушки с дедушкой было много, и когда они стали постарше, между ними стали распределять разные задания по хозяйству. Кому уборка в доме, кто помогает со скотиной во дворе, ну а кто пропалывает грядки в огороде. Вот и маме как-то раз выпала очередь помогать по дому, а именно постирать вещи своих братьев и сестер.

Смеркалось. Стирать не хотелось, да и под подушкой была припрятана непрочитанная интересная книга. Тогда она сгребла вещички, прополоскала их в холодной водице и повесила как постиранные. Не помню, чем закончилась эта диверсия. Может, все и обошлось и никто не пострадал, а может, и всыпали ей по первое число за повышенную сообразительность. Но спонтанные всплески ее придумок так и не утихли, а продолжались всю ее жизнь. И были они не по хитрости, а по зову радостного сердца. Уже и в мою бытность не раз мне приходилось видеть посверкивающие мамины озорные глазки, замысливающие какую-нибудь шалость. В общем, тихой и рассудительной мама не была.

Больше всего она печалилась тогда, когда не было возможности подарить что-либо или порадовать человека

Однако, несмотря на склонность к проказам и озорству, с самого детства она обладала такой добротой и щедростью, что могла снять с себя последнюю рубашку и раздать последнее свое добро. Больше всего она печалилась тогда, когда не было возможности подарить что-либо или порадовать человека каким-нибудь образом. Поэтому, повзрослев, мама, собираясь в гости к многочисленным родственникам, тащила на себе всегда неподъемные сумки с продуктами и подарками для всех.

Входящих в наш дом она кормила, поила, а иногда и одевала и обувала. Помню, как однажды она подарила свою блузку соседке, сняв ее прямо с себя, стоило только той сказать, что эта блузка – ее давняя мечта. И мама, не раздумывая, сняла с себя эту блузку и тут же вручила ей.

Любили ее все. За щедрость души, веселость нрава, ум, иронию, гостеприимность. Помню, как мои друзья частенько приходили к нам в дом и сметали все из кастрюль и из холодильника, а мама все подкладывала и подкладывала мне и им в тарелки. А на дворе были голодные 1990-е.

А еще были бесконечные чаепития. Мы пили чай и сидели допоздна на кухне. Рассказывали свои истории, советовались с ней, делились сокровенными тайнами. И даже когда я уехала из родного города, многие из моих друзей-подруг продолжали приходить к ней – посидеть-пообщаться, поделиться новостями, повидаться. И всегда для всех она находила время, хотя жизнь ее была совсем нелегкой. Была она наполнена многими испытаниями. И немало пришлось ей пережить, перестрадать, перетерпеть. Пересматривая всю ее жизнь, перелистывая страницы событий, понимаешь сейчас, что была эта книга жизни книгой страданий и горьких слез.

Но, несмотря на все выпавшие горести и жизненные трудности, интереса к жизни и людям, умения смеяться, радоваться и сопереживать она не утратила до самого конца. Помню, как, тяжело болея, она передала мне с оказией пуховые носки. В целлофановом пакетике была маленькая записочка: «Для ваших ножек – теплые носочки. Хотелось порадовать тебя, дочка». Она знала, что у нас в доме прохладно зимой.

Мама умела делиться радостью, умела любить людей и согревать их «теплом своего дыхания». Всю свою жизнь она жила для других, а не для себя. Любимой ее присказкой было: «Когда человек рождается, все смеются, и вот надо так свою жизнь прожить, чтобы, когда будешь уходить, все плакали».

Мой старший брат прожил очень неспокойную жизнь: наркотики. И мама боролась за него всю свою жизнь. Когда мой брат чуть не погиб, мама испытала сильнейшее потрясение. После 20 лет борьбы за него, после его болезни, ее страданий организм не выдержал: случился инсульт. Рак, с которым мы к тому времени уже боролись несколько лет, начал прогрессировать. Сделать было уже ничего нельзя. Она очень страдала последний месяц, ее мучили ужасные головные боли. Ей кололи сильнейшие обезболивающие, но до самого последнего дня она оставалась в памяти и перед причащением Святых Тайн молилась всегда сама. Одними из последних ее слов были: «Любите друг друга, не обижайте, жалейте»…

Ей кололи сильнейшие обезболивающие, но до последнего дня она оставалась в памяти и перед причащением молилась всегда сама

Мамы не стало в 57 лет, весной, в начале марта. Умерла она на руках своей сестры. Тетя моя рассказывала, что, когда мама уходила, она не выдержала и закричала: «Наташа, борись! Не уходи!» Но мама вздохнула, тихо-тихо закрыла глаза, и из-под ее век скатилась маленькая слезинка.

Проститься с ней пришло очень много людей. Плакали все. Да и сейчас, через одиннадцать лет после того, как она упокоилась, я нет-нет да и увижу у креста цветы, оставленные для нее чьей-то любящей рукой.