Ничья

Карелия – северо-запад России. Край сосен, тысяч озер с чистейшей водой и древних памятников деревянного зодчества. Слово Кижи известно, наверное, каждому.

Мы давно полюбили один уютный уголок на берегу Онежского озера. Песчаный пляж, черника, рыба. Что еще нужно для летнего отдыха? А еще недалеко, примерно в километре по лесной тропе, стояла покинутая людьми деревня с удивительно мелодичным названием – Пегрема. Стояла и разрушалась: проваливались сгнившие крыши по-северному добротных изб, заваливались стены, деревенские дворы и улицы зарастали сначала травой, а затем и молодым лесом.

Потомки жителей этой деревни, насильно переселенных отсюда еще при советской власти, приезжали раньше в Пегрему на покос. И местный пейзаж украшался стогами сена. Но это прекратилось, когда литр бензина стал дороже литра молока. Держать скот на Севере стало нерентабельно.

Обезлюдело и заросло это чудесное место, возделанное и обустроенное многими поколениями русских людей. Одна лишь часовня продолжала бодро стоять на краю того, что было селом. Казалось, ей все нипочем. Кругом царил тлен и запустение, а в замечательной часовне XVII века преподобного Варлаама Хутынского было всегда чисто, сухо и пахло, как ладаном, сухими сосновыми досками.

Со временем здесь стали появляться бумажные иконки, а затем и настоящая – писанная на доске икона преподобного Варлаама. С ней – и стихира, распечатанная на листе бумаги формата А4. Сначала мы переживали за эту икону – уцелеет ли она? Летом здесь бывают туристы, а зимой – совсем никого. Но шли годы, а икона стояла на своем месте, ничуть не испортившись. И даже простой лист бумаги со стихирой преподобному не пожелтел и не изменился. Чудо! – радовались мы, видя это. Также появлялись здесь и цветочки, поставленные заботливой рукой тех же туристов.

Но настал 2016 год. Сразу, еще издалека, в глаза бросилась синяя заплата на крыше часовни. Сердце почувствовало неладное. И правда, первый раз часовня встретила нас запахом гнили, плесени и могильным холодом. С потолка по стенам текла вода, заливая пол. Мы бросились на колокольню, и действительность оправдала наши худшие предположения: деревянная крыша прогнила насквозь, кто-то, пытаясь спасти часовню, положил синий тент, но полностью от воды он не избавил, так как крыша почти полностью сгнила.

Мы сразу отправили письмо в Министерство культуры, ведь на часовне гордо красуется проржавевшая табличка: «Подлежит охране как всенародное достояние». А также обратились в музей Кижи и к местным властям. Быстро ответил музей, сказав, что эта часовня к ним не относится. Ответило и министерство, перенаправив наше письмо в минкульт Республики Карелия. Карельское министерство культуры удивило нас заявлением, что поскольку у часовни нет официального хозяина, то и помочь они ничем не могут. А местная власть ближайшего населенного пункта просто ограничилась молчанием.

Когда я пишу эти строки, на улице идет дождь. И перед моим мысленным взором встают заплесневелые стены храма-часовни со струящейся по ним водой да вздувшаяся пузырями от сырости краска на иконе преподобного Варлаама Хутынского, который воздел к Небу руки.

Ну что же – все мы бессильны? Мы, считающие себя и культурным, и православным народом? Или прав чиновник: у нашего прошлого нет хозяина?