Чтобы ребенок из многодетной семьи захотел стать многодетным

Я сама выросла в большой семье. У меня были и есть друзья, которые тоже росли в больших семьях. Многие из нас создали теперь свои семьи, и у нас самих теперь тоже много деток.

Но не у всех. Ведь кто-то остался одиноким. Кто-то ушел в монастырь. Кто-то женился, мечтая о большой семье, – но Господь до сих пор не дает им малышей. Ведь своего хотения тут мало – малыша нужно еще зачать, а потом еще и выносить-доносить. Живого. Родить. А потом еще и следующего выносить, родить…

А есть такие люди, которые выросли в многодетных семьях, но совсем не мечтают о собственной большой семье.

Вот семья, девять детей. Родители уже пожилые люди, растили детей в советское время. Сейчас все эти дети давно сами стали родителями. И ни один из них не родил больше двух ребятишек. В основном – по одному. В другой семье, где детей примерно столько же, расклад получился такой: один ребенок выбрал путь жизни в большой семье, а другие совсем не рвутся к подобному. И это сознательный выбор. «Спасибо, мы уже наелись, сыты по горло». Сыты – чем? Многодетностью?

Многодетной семьи как особенного феномена быть не может. Все семьи, каждая семья – это разные миры

Но многодетной семьи как особенного феномена быть не может. Все семьи, каждая семья – это разные миры. Радость и страх, любовь и ненависть, кротость и злоба, гениальность и тупость, трудолюбие и лень, вера и богоборчество – все это может быть внутри любой семьи. Даже внутри одной и той же семьи… И внутри однодетной, и внутри десятидетной.

Но мы сейчас живем в таком обществе, в котором вообще рождение детей – это «не дар неба», как говорил новомученик отец Иоанн Артоболевский, а статья расходов, помеха, способ самоутверждения или развлечения. Мы живем в обществе, в котором количество детей легко контролировать в сторону ограничения. И это ограничение количества детей сейчас очевидно заявленная и подтвержденная норма. И на фоне всего этого многодетная семья как раз начинает казаться таким особенным феноменом.

Но как отличаются друг от друга двухдетные семьи, так отличаются и многодетные. Нельзя сказать, что двухдетные семьи обязательно бедные или богатые, что в них растут милосердные святые или подлецы и грешники, умные дети или глупые, добрые или злые. Так же и многодетные – это просто конкретные мужчина и женщина, и у них детей больше двух или, допустим, больше четырех.

Многодетной может быть пресловутая семья алкоголиков. Многодетной может быть семья олигарха – кстати, у нас есть такие, у кого семеро детей от одной жены, и они входят в «золотую сотню Форбс». Многодетной может быть семья мусульманина. Многодетной может быть семья православного священника. Семья тщеславного закомплексованного самодура и семья подвижника благочестия. И все – многодетные.

У королевы Великобритании Виктории было девять детей.

У последнего русского Государя – святого Императора Николая II – было пятеро детей.

У преподавателя гимназии Ивана Павловича Менделеева, отца нашего великого химика, было четырнадцать детей (иногда пишут, что семнадцать и даже девятнадцать; у меня есть дореволюционное издание писем матери этого семейства, и она насчитала у себя только четырнадцать деток).

У профессора генерала В.М. Келдыша было семеро детей. Один из его сыновей известен как президент АН СССР. Его старшая дочь, Людмила, выдающийся советский математик и профессор, также стала многодетной матерью – у нее было пятеро деток.

У тех Ульяновых, которые помимо товарища Ленина вырастили еще нескольких террористов и революционеров-безбожников, родилось восемь детей, а воспитали они шестерых.

Недавно я лежала в больнице, и со мной вместе женщина. У ее мамы было двенадцать детей. Почти все от разных мужей. И всех детей мама отдавала в интернат на круглогодичное проживание. Один из братьев приезжал навестить эту женщину в больницу…

Как их всех постричь под одну гребенку? Все разные, и проблемы у всех разные, и даже похожие проблемы решаются тоже по-разному.

Поэтому очень трудно и, наверное, невозможно сказать о том, почему дети из многодетной семьи могут прямо-таки захотеть или сознательно не захотеть тоже иметь много детей. И уж тем более, как «заставить их захотеть».

Но когда мы говорим о том, что «дети из многодетной семьи» выбирают «сознательное ограничение рождаемости» – или, наоборот, стремятся к «многодетности», мы скорее всего говорим о модели родительской семьи.

То есть дети хотят повторить образ жизни родительской семьи. Или ни за что на свете не желают этот образ жизни воспроизводить в собственной семье. И просто в случае с теми, кто вырос в многодетной семье, в эту модель включается и пункт «большое количество детей».

Ситуация № 1: когда дети хотят повторить родительский опыт

Недавно я прочитала чудесную статью Марии Медведевой в интернет-журнале «Наследник. Онлайн». Это многодетная мама, которая сама была старшим ребенком в девятидетной семье. Она пишет – и знает, о чем пишет: «В моей большой семье я никогда не чувствовала себя одинокой. Наоборот, всегда было чувство уверенности, прочности, устойчивости. Словно я посреди болота стою на гранитной скале. Словно меня обнимает большая, мягкая подушка. И если я не могу поделиться своей проблемой, например, с мамой, я могу позвонить тете или сестре, или дяде, или троюродному брату. Всегда есть тот, кто выслушает и поймет»^[1].

Тут радость просто от того, что мы – вместе. А во главе всего – «мы – вместе» мужа и жены

Я знаю такие семьи. Попробую описать. Дети рождаются один за другим через год-два-три. Мама то беременная, то кормит. Не такая уж состоятельная семья, теснота, помощников нет. В квартире перманентный беспорядок. Но в семье «мир и лад». Родители любят друг друга и любят своих детей. Папа старается пораньше вернуться с работы, чтобы провести время с женой и детьми. Все любят всё делать вместе. Дети, конечно, ссорятся, дерутся – но всегда мирятся и всегда находят поддержку у родителей. Неравнодушие. Внимание друг к другу. Радость просто от того, что мы – вместе. А в начале всего, во главе всего, наверное, это «мы – вместе» мужа и жены, родителей этого семейства.

Засыпать каждый вечер… и в темноте часами разговаривать с братьями и сестрами, которые спят по причине тесноты в одной комнате. Придумывать невероятные истории и слушать их. Планировать каверзы на завтра. Вспоминать, что было вчера, что было «на прошлой квартире», что было «когда еще Вася не родился» или когда «только что родилась Варя». А просыпаться утром в субботу – это спросонья залезть к папе с мамой на их большую двуспальную кровать, и там – уже где-то ноги, где-то животы братьев и сестер. И папа и мама всем рады, спрашивают, что кому приснилось…

И дети, вырастая, не мыслят себя без этой жизни. Жизни в радости. Жизни в общении. Жизни в полноте. Где всех всегда много. Где есть семейные традиции. Есть праздники. И где собраться вместе за одним столом – это счастье. И дети, выросшие в такой семье, хотят повторить этот опыт. Даже не так: для них немыслимо счастье на земле, в котором нет этого всего. Им просто неинтересно садиться за такой стол, за которым не сидит еще человек пять-десять-пятнадцать. Когда нет постоянно ползающих под ногами очередных малышей – это кажется почти неестественным. Встать на вечернюю молитву – значит, петь хором. Мощным таким многоголосым хором. Рождество – это каждый день хороводы вокруг елки: когда в этом хороводе твои братья, сестры… Каникулы – это бесконечные игры с братьями и сестрами, когда все фишки разобраны, когда не хватает обеденного стола для всех манипуляций… И бесконечные фантазии, которые переливаются из одного дня в другой…

Когда малыши и подростки, младенцы и школьники живут и дышат одной жизнью. Действительно одной. Учатся вместе выбирать фильмы и мультики, вместе готовить пиццу и вместе убираться на кухне, хором объяснять принцип умножения младшему брату… Учатся ссориться «насмерть» – и через полчаса мириться «на всю жизнь».

Если ребенок вырос в такой семье – в большой семье большой радости, – то жизнь в маленькой семье покажется ему какой-то недоделанной. Куцей, скучной, неинтересной. И если этот ребенок, вырастая, вступает в брак и Господь не дает ему много деток – такому ребенку приходится смиряться, терпеть, привыкать.

Жизнь, когда вокруг тебя младенцы, школьники, подростки… – это нечто само собой разумеющееся. Это не проблемы – это просто жизнь

Дети из таких семей создают свои семьи – и сразу у них рождаются малыши, один за другим. Причем независимо от того, есть ли у молодой семьи деньги, жилье… Всё устраивается. Тем более что они прекрасно представляют себе все особенности жизни с детьми – жизни с постоянным и регулярным рождением малышей. Они всю жизнь носили на руках младенцев, они умеют одновременно укладывать младшего брата и делать школьное домашнее задание. Такие дети в будущем умеют совмещать активную заботу о постоянно рождающихся малышах с творчеством и работой. Для них вся эта жизнь, в которой перемешаны младенцы, школьники, подростки, – нечто само собой разумеющееся. Это не проблемы – это просто жизнь.

Главное – что всё это в радости. И для них собраться вместе, приехать со своими младенцами к родителям, сесть за один гигантский стол с детьми, племянниками, взрослыми братьями, еще маленькими родными сестрами, с дорогими и любимыми родителями, которые уже многократно бабушка и дедушка, – это полнота жизни.

Ситуация № 2: когда дети боятся повторить родительский опыт

А вот другой, тоже хорошо знакомый мне пример, и причем, к сожалению, вполне обычный. Ничуть не менее «воцерковленная» семья. Дети тоже рождались один за другим.

Родители в этой многодетной семье всю жизнь ругались друг с другом. Ругались на детей и с детьми. По крайней мере именно так это запомнилось их детям – а в нашем случае этот момент решающий. Мирились, конечно, – и снова и снова ругались. Фоном жизни в этих семьях было недовольство, взаимные попреки, претензии. Проблемы все те же самые, что и везде: жилье тесное, отсутствие помощников. Но отношение к этим проблемам другое: унылое, отчаянное. И отношения друг к другу иные.

Они тоже все вместе садились за стол – как же им еще поужинать? В этой семье тоже пели хором молитву перед едой. Но, кстати, во время молитвы дети могли запросто получать подзатыльники – за то, что «поют тихо» или «ковыряют в носу». Нет-нет, не ханжество. Скорее, нервы. И авторитарность. И просто грубость. Папа с мамой за общей трапезой начинают выяснять отношения, прямо так, при детях, и даже при близких им гостях. Или самодурственный папа начинает «пилить» маму, а мама «смиренно молчит». Родители дергают детей. Сидеть вместе за столом – значит, перебирать, кто и что за день сделал не так, кто не вынес мусор, кто получил двойку, кто «украл из холодильника йогурт». Подтрунивание, обзывательства, насмешки – вот что значит «вместе собраться за столом» в такой семье.

В таких семьях, конечно же, бывают и радости, и мир. Были общие праздники, были радости, и детям есть что вспомнить хорошего. Я же рассказываю о живой семье, о живых людях, а не о страшных монстрах. Я гостила у них и в «мирные» периоды их жизни, и было много чего доброго, веселого. И далеко не каждая трапеза, далеко не каждый день включал в себя нервотрепки, страхи, брань. Но основным фоном оставалось уныние и бесконечные ссоры, жестокость друг ко другу. Или я бы даже сказала не жестокость – а жесткость.

Дети из такой семьи вырастают… И тоже приезжают в гости к родителям, тоже встречаются со своими взрослыми братьями, сестрами. Но сесть с родственниками за один стол – это напряжение. Иногда прямо-таки серьезный стресс. Нет, конечно, всё может пройти и вполне гладко. Иногда бывает даже весело, не хуже, чем с друзьями посидеть. Но никогда не знаешь, чего ждать. Подзуживания. Поддразнивание. Сведение счетов.

Родные умеют и позволяют себе такие вещи говорить, каких не позволяют себе самые грубые чужие люди. Или вообще начинаются разборки – дележ имущества, выделение наследства… Со злобой, подлостью, завистью…

В сознании ребенка, растущего в «жесткой» семье, связываются вместе грубость, несогласие, раздоры – и многодетность

И в сознании ребенка, растущего в подобных отношениях, связываются эти вещи: грубость, несогласие, раздоры – и многодетность. И если родители были людьми церковными, то дети часто в тот же флакон списывают и «церковность». То есть считают, что весь этот надрыв – свойство многодетной семьи как таковой, и именно православной семьи.

И «делает выбор»: «У меня будет только один ребенок». Например, потому, что в «идеальной» семье его друга – где мирно, тихо, чисто – был всего один ребенок.

Это только лишь одна ситуация. «Несчастливые семьи несчастны по-своему». Семьи разные, и люди, выросшие в этих семьях, – тоже разные. И причины отказа от рождения «всех» детей тоже разные. Эгоизм, неверие, страхи… Но когда это связано именно с родительским опытом, то чаще всего это просто абсурдное представление, будто многодетная жизнь равна жизни родителей, а отказ от детей всё автоматически исправляет.

Родители были многодетными – и бедными. Я рожу не больше чем одного ребенка… и, конечно, буду богатым.

Папа был многодетным – и много работал. Я рожу не больше чем одного ребенка… и работать буду мало.

Папа был многодетным – и его творчество не пользовалось успехом. Я не буду заводить детей вообще… и стану знаменитым писателем.

Мама была многодетной – и у нее было незаконченное высшее. Я не буду рожать детей… и получу высшее образование, да еще степень какого-нибудь кандидата.

И так далее.

Конечно, дети, выросшие в таких «грустных» семьях, могут все-таки стать многодетными родителями, сознательно выбрать жизнь, в которой принимаются все посланные Богом дети, в которой готовы встретить и вырастить не только одного ребенка, но и, может быть, троих, может быть, семерых. Ведь они могут прийти к «многодетности» другим путем, не через подражание родителям. Например, у них перед глазами может быть образ другой многодетной семьи, семьи «хорошей».

Или другой вариант: дети не хотят, ни в коем случае не хотят повторить опыт собственной семьи. Но они сами, сознательно приходят к Богу, приходят к Церкви. И принимают жизнь в семье как служение Богу. И оно в том числе подразумевает, что мы принимаем всех деток, которых нам Господь пошлет. Это уже не следование за родителями – а следование за Богом. Я знаю таких людей. Они создают собственные многодетные семьи и стараются не допустить повторения горького опыта жизни своих родителей. Они учатся находить и беречь то хорошее, что было в родительской семье. А негативный опыт ведь тоже опыт. Он позволяет учиться на чужих ошибках. Он позволяет очень ярко видеть все последствия этих ошибок… Такую наглядность никакие педагогические книжки не дадут. Но это уже совсем другая история.

Рай или ад?

Почему же так бывает, что семья – православная семья, способная стать раем на земле, – временами оказывается подобной скорее аду? Почему мы, православные, вроде бы искренне верующие и вообще-то неглупые люди, творим такие по сути нехристианские семьи, называя их «православной многодетной семьей»? Не знаю. Причин может быть множество. Это вопрос большой и растяжимый.

Но в любом случае мы творим такие семьи не потому, что наша Церковь чему-то нас не научила. И уж точно не потому, что у нас детей не двое, а четверо-шестеро и мы такие вот усталые подвижники, не справляемся с повышенной нагрузкой. Это просто вылезают наши грехи, наши страсти, и они ткут ткань, тонкую ткань нашей семьи. Уныние и унылость. Недоверие Богу, ненадеяние на Бога. Раздражительность, нетерпение. Гордыня. Лень, отсутствие кротости и милости, милосердия. А иногда это болезни, просто болезни. Неврозы и психозы. В последнем случае даже о чьей-то вине говорить не приходится, но дети-то страдают. Всё это клубком наматывается и наматывается на наших детей, на весь наш дом…

Количество детей здесь ни при чем. И количество денег – тоже.

Важнее тот фундамент, на котором построена семья. Культура жизни, отношения супругов друг ко другу, отношение супругов к Богу, отношение родителей к своим детям.

И в первую очередь – это отношения между мужем и женой, брак.

«Для жены первое и главное – муж. Потом – дети. Когда не будет правильных отношений с мужем, не будет и “правильных” детей»

Покойный владыка Алексий (Фролов) говорил мне и моему мужу, беседуя с нами о супружеской жизни: «Добродетель – результат отношений Бога и человека. Дети – результат отношений мужа и жены. Для жены первое и главное – муж. Потом – дети. Когда не будет правильных отношений с мужем, не будет и “правильных” детей».

Я сразу же записала его слова. И потом, спустя много лет, когда работала с текстами святителя Иоанна Златоуста, я встретила подобную мысль у этого великого вселенского учителя и святителя. Это мое любимое место:

«…если они <муж и жена> единомысленны, то и дети их воспитываются хорошо, и слуги благоустроены, и соседи и друзья и сродники как бы наслаждаются их благовонием»^[2].

И вот еще:

«Ничто так не укрепляет нашу жизнь, как любовь мужа и жены»^[3].

Единодушие, любовь, согласие между мужем и женой – это фундамент дома. Это банально психологический микроклимат в семье. Это нюансы миллиона мелочей в каждодневных, ежеминутных отношениях внутри семьи. По Златоусту, это вообще основа… миропорядка, не меньше:

«В том состоит крепость жизни всех нас, чтобы жена была единодушна с мужем; этим поддерживается все в мире. Как при потрясении основания ниспровергается все здание, так и при супружеских раздорах разрушается вся наша жизнь… вся вселенная наполняется смятением, войною и раздорами»^[4].

Трудно заглянуть во внутренний мир другой семьи. Но иногда этот мир приоткрывается. И когда этот мир открывается, то можно увидеть вот что. В «хороших» многодетных семьях супруги сознательно, всеми силами, всю жизнь стремились беречь любовь друг ко другу. Они сознательно «работали над отношениями».

А в тех семьях, где все было грустно, вообще-то, конечно, супруги любили друг друга, по крайней мере когда-то – любили. Иначе они, наверное, и не поженились бы и не смогли бы родить стольких детей. Но они не считали свои отношения друг с другом чем-то важным. Так и говорили, заявляли вслух. В системе ценностей, в системе задач не было у них такого пункта – «стремиться любить свою жену, своего мужа, стремиться к взаимному согласию». Хотя при этом был пункт «воспитывать детей». Был пункт «научить детей вере». Был пункт «участвовать в церковной жизни». Между прочим, был, конечно, и пункт «не делать абортов». И это достойно не только уважения, но и преклонения перед такими людьми – подвижниками нашего времени! Но вот «достигать согласия в супружестве» – это воспринималось у них как что-то несерьезное. Слишком «розовенькое», недостойное внимания серьезных людей. То, что должно само собой прикладываться, если понадобится. Но в реальности почему-то само собой – не прикладывалось. И заканчивалось все это иногда не только серьезными раздорами, но и разводами… И прямо по Златоусту – ниспровергалось все здание их дома, и все вокруг наполнялось смятением, войнами и раздорами.

***

Станут ли наши дети многодетными родителями? Трудно сказать.

Если наш дом будет небом на земле (хотя бы иногда, хотя бы примерно), если он будет местом радости, местом, куда хочется приходить и возвращаться, – то наши дети захотят повторить это все в своих семьях.

Если мы научимся быть вместе и радоваться каждому этому нашему «вместе», если научимся мириться после ссор, если научимся терпеть и прощать, если научимся уважать друг друга – наши дети тоже полюбят быть вместе. И друг с другом. И с нами. И со своими будущими детьми.

Если у нас дома будет хорошо и при этом нас будет много – наши дети тоже захотят, чтобы и в их собственных семьях было хорошо и чтобы этого хорошего было много. Обилие блага. Обилие жизни. Полнота и изобилие блага.

Но важнее всего ведь не это. Важнее всего, чтобы наши дети были с Богом. Может быть, у них не будет детей – может быть, они останутся в девстве, станут монахами. Может быть, они выберут жизнь в браке – но Господь не даст им деток. И важно, чтобы они смогли и это принять и служить Богу на всяком месте, и с детьми, и без детей.

Вот этому мы учим своих детей, к этому их готовим – чтобы они служили не нам и не самим себе – а Богу.

И может быть, это служение Богу окажется для наших детей служением семейным. И наши дети будут учиться любить своих мужей, своих жен и быть верными им. И будут рождать всех деток, которых им пошлет Господь, – и может быть, этих деток у них будет очень даже много. И наши дети будут воспитывать своих собственных деток – воспитывать их ради Бога, для Бога, посвящая их Богу. А потом их дети, наши внуки, тоже захотят пойти по этому пути, по пути принятия воли Божией, по пути служения Богу. И получится, как завещал нам святитель Иоанн Златоуст:

«Если ты хорошо воспитаешь сына своего, то и он – своего сына, а этот – своего сына; и как бы некоторая цепь и ряд прекрасной жизни будет продолжена навсегда, получив начало и корень от тебя и принося тебе плоды попечения о потомках»^[5].