Гаврила Солодовников: скупой делец и щедрый благотворитель

Нет добра для людей, к которому бы не примешивалось зло.
Святитель Григорий Богослов

Гаврила Солодовников

Глава семейства торговал канцелярским товаром, и будущий миллионер с самого детства познал тяжелые трудовые будни. В лавках отца ему приходилось вкалывать подметалой, приказчиком и мальчиком на побегушках. Работы было столько, что не хватало времени на учебу, и, по свидетельствам современников, он так и не научился писать без ошибок.

После смерти батюшки в 1842 году шестнадцатилетний юноша получил свою часть наследства и немедля отправился в Москву, где занялся мелкой розничной торговлей. Вскоре он приобрел небольшую текстильную фабрику, а уже через четыре года стал купцом высшей первой гильдии. Отец тщетно стремился к этому всю жизнь, а Гавриле удалось осуществить его мечту в 20 лет. Объемы производства на его фабрике росли, и молодой предприниматель занялся оптовой торговлей. Дела шли в гору, капиталы увеличивались, и спустя время он прославился на всю империю как один из самых успешных оптовых торговцев. В 1860-х Солодовников уже вовсю вкладывал средства в различные отрасли, включая банковскую сферу, операции с недвижимостью и строительство железных дорог.

Говорили, что он носит перештопанный халат, а в трактире заказывает только вчерашнюю гречку

Как только Гаврила Гаврилович стал публичной личностью, по Москве поползли слухи о его невероятной скупости и невиданной хитрости. Уверяли, что в деловых отношениях он нечист на руку, ему нельзя верить на слово, а жаден до такой крайности, что при своих миллионах носит перештопанный халат, редко дает чаевые, без зазрения совести стягивает яблоки у разносчика, а в трактире питается только вчерашней гречкой, потому что дешевле.

Известный в те времена публицист Влад Дорошевич после смерти Солодовникова в 1901 году посвятил купцу фельетон, в котором уверяет, что его «знала вся Москва, и вся Москва терпеть не могла». Там же в подробностях описано, каким бессовестным способом расчетливый предприниматель приобрел дом Татищева на Кузнецком мосту. Подслушав разговор, что при покупке этого здания торговая контора «Волков и сыновья» сбила цену с 275 000 до 250 000, Солодовников тут же перекупил его по первоначальной стоимости. Ранее подобным образом хваткий купец завладел соседним зданием, перехитрив своего партнера и друга Ускова. Тот имел неосторожность похвастаться Гавриле Гавриловичу, что оно достанется ему на полмиллиона дешевле, после чего тот быстренько перекупил его по первоначальной цене (за 2,5 миллиона). Впоследствии оба этих здания он соединил и устроил там торговые ряды, которые стали широко известны под вывеской «Солодовниковский пассаж».

Вид пассажа от Неглинной улицы

Дорошевич описывает, как хозяин там управлял делами: «Помещения прямо за грош сдает. “Мне больших денег не надо. Был бы маленький доходец”. Торговцы и накинулись. Магазины устроили, великолепие. Публика стеной валит. А Гаврил Гаврилыч по пассажику разгуливает и замечает: к кому сколько публики. А как пришел срок контрактам, он и говорит: “Ну-с, публику к месту приучили – очень вам признателен. Теперь по этому случаю вы вместо двух тысяч будете платить шесть. А вы вместо трех и все десять”. Попались голубчики в ловушку. Он их и облупливает. Стонут!»

У Владимира Гиляровского в книге «Москва и москвичи» можно найти следующие строки: «В Сандуновские бани приходил мыться владелец универсального пассажа миллионер Солодовников, который никогда не спрашивал сколько, а совал двугривенный… Парильщики не только не получали жалованья, а половину своих “чайных” денег должны были отдавать хозяину или его заместителю – “кусочнику”, “хозяйчику”. Парильщик знал свою публику и кто сколько дает. Получая обычный солодовниковский двугривенный, не спрашивает, от кого получен, а говорит: “От храпаидола…” – и выругается».

Антон Чехов упоминает Солодовникова в «Осколках московской жизни»: «Денег у него куры не клюют. Он тоже обитает в моем районе, и поговорить о его деле, которое тоже кончилось на днях, – мое дело. Петербургская судебная палата, отменив приговор окружного суда, обязала папашу выплачивать детям и “ей” только по 2000 каждому. То есть по стольку, сколько стоит свинья клоуна Танти. Дети сугубого миллионера, загребающего деньжищи лопатою, будут получать до совершеннолетия только по 2000…»

Речь идет о нашумевшем судебном процессе 1881 года, который затеяла гражданская жена Гаврилы Гавриловича Аделаида Андреевна Куколевская. Причиной стал тот факт, что ее возлюбленный нашел себе другую зазнобу и перестал содержать пятерых детей, родившихся в течение пятнадцати лет совместной жизни. На суде Солодовников обвинил бывшую пассию в расточительности, предъявил ворох чеков на покупки, а также все счета, затраченные на женщину, после чего вообще отказался признавать своих отпрысков.

О личности Гаврилы Гавриловича среди современников блуждала и масса других нелицеприятных слухов. Впрочем, если в целом судить о репутации русского купца по народным пословицам, сказкам и классической литературе, то она во все времена была незавидной. Торгашей наши предки, мягко говоря, не жаловали и почитали за хитрых, расчетливых скупердяев. В этом смысле характер Гаврилы Гавриловича, исходя из сохранившихся свидетельств, в точности соответствовал устоявшемуся в народе образу «алтынников» и «копеечников», который характеризуется старой пословицей: «Чем богатее, тем скупее».

Как будто неслучайно испокон веков коммерцию на Руси называли «гостьбой», а предприимчивых торговцев, не только иноземных, но и своих, – «гостями». Так и гостевал веками русский купец в родном государстве вплоть до конца XIX столетия. Чужаком он оставался и для дворянина, и для простолюдина, хотя подавляющее большинство торговых династий вышло из простого народа – крестьян и податных мещан.

В отличие от Западной Европы, богатство не вписывалось в привычные нормы русской культуры, настолько сильна была у наших предков проповедь нестяжательства, а в стремлении к наживе усматривался грех сребролюбия, о чем говорят русские поговорки: «У богатого черт детей катает»; «Будешь богат, будешь и рогат»; «Кто богат, тот горд и рогат». Так что приосанившиеся соседи в народе вызывали если не зависть, то подозрения в мошенничестве («Что народ, то и вера; что купец, то мера»; «Купец божится, а про себя отрекается»; «Купец что стрелец: оплошного ждет»).

А уж насколько прочно карикатурный образ купца прописался в русской литературе, известно со школьной скамьи: «самоварники», «аршинники», «протобестии», «надувалы морские». Николай Васильевич не был одинок в своей искрометной сатире по отношению к торговому сословию. Одиозные персонажи из этой среды порицаются и высмеиваются в произведениях Плавильщикова, Крылова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина и других, но наиболее ярко они представлены у Александра Островского. Видный предприниматель, драматург и публицист Александр Сергеевич Ушаков в середине 1860-х годов с сожалением сокрушался, что купец нашими писателями изображается как «или отребие общества, или плут, или смешон, и является в таком виде, говорит таким языком, как будто бы он совершенно из другого мира».

Традиции широкой благотворительности и общественного попечения развивались именно в среде русского купечества

А ведь именно хваткие «капиталистые мужички» – основатели торговых династий, разбогатевшие за счет трудолюбия и смекалки, – положили начало незыблемым традициям широкой благотворительности, которой всегда славилось русское купечество. Социальная активность и общественное попечение в этой среде с давних времен было явлением устойчивым и регулярным. И, как это ни странно, одно из самых щедрых пожертвований на общественные нужды за всю историю Российской империи связано с именем Гаврилы Гавриловича Солодовникова. Так что портрет этого человека, нарисованный слухами современников, нуждается в существенном дополнении.

В современной Москве на улице Гиляровского недалеко друг от друга возвышаются два монументальных пятиэтажных особняка в стиле модерн с фасадами красно-белой расцветки и множеством оригинальных деталей. На фоне общей застройки здания ярко выделяются своей парадной, торжественной архитектурой. Построены они в самом начале ХХ столетия на деньги Гаврилы Солодовникова как доходные дома для малоимущих жителей. По его завещанию в столице должен был вырасти целый квартал подобных многоэтажек. Причем на это полагалась лишь треть от всей суммы его пожертвований. Вторая треть ушла на «устройство земских женских училищ в Тверской, Архангельской, Вологодской, Вятской губерниях», а третью купец повелел «отдать на устройство профессиональных школ в Серпуховском уезде для выучки детей всех сословий и… на устройство там и содержание приюта безродных детей».

Сумма, завещанная Солодовниковым на общественные нужды, колоссальна: 20 162 700 рублей

Сумма, которую он завещал на общественные нужды, стала настоящей сенсацией и взбудоражила всё общество: 20 162 700 рублей. Об этом писали в газетах и трубили на каждом углу, потому что столь баснословного пожертвования в России до тех пор не случалось.

При всей своей сомнительной репутации Гаврила Гаврилович никогда не скупился на благотворительность. Но, как это часто бывает, сия сторона его жизни интересовала современников гораздо меньше, чем грязные и порочащие слухи. Конечно, дыма без огня не бывает, но в подобном случае уместно вспомнить слова Анны Ахматовой: «Люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. На этом свойстве человеческой природы держится 90% чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбереженных сплетен».

Как бы там ни было, в 23-летнем возрасте, еще не заработав свои миллионы, Гаврила Солодовников вместе с предпринимателем Алексеем Лобковым основал Варваринский сиротский дом, пожертвовав на его содержание 200 000 рублей. Всю жизнь он оставался его деятельным попечителем. Во время Крымской войны 1853–1856 годов он выделил 100 000 рублей на устройство госпиталей для военнослужащих. В 1891 году отдал 200 000 на строительство концертного зала и прочие нужды Московской консерватории и еще столько же – на возведение клиники кожных и венерических болезней при медицинском факультете Московского университета (ныне Клиника кожных и венерических болезней имени В.А. Рахманова). В 1894-м Солодовников потратил 200 000 на постройку театра своего имени (ныне Московский театр оперетты).

Театр Солодовникова на Большой Дмитровке

Как водится, едва ли не каждую его лепту публика объясняла пресловутой выгодой: пожертвовал на госпиталь – и в результате получил звание почетного гражданина Москвы. Помог консерватории – наградили орденом, построил больницу – заработал дворянское звание. Да и самое крупное в истории России завещание якобы мотивировано простым тщеславием. Неслучайно же при жизни говаривал: «Вот умру, тогда узнаете, кто таков был Гаврила Гаврилович». Как говорится, «шла людская молва и была такова». Но, как свидетельствует другая русская пословица: «у злой Натальи – все люди канальи, а кто видит добрые дела, тому и жизнь мила»…

Своим родственникам богатый купец завещал 815 000 рублей, при этом часть суммы предназначалась его сотрудникам, друзьям, знакомым и просто землякам-серпуховчанам. «Большие деньги должны попасть в сильные руки», – говорил он при жизни. Оставив на благотворительность более 20 миллионов, Гаврила Гаврилович подробно расписал, каким образом их надобно расходовать, и распорядился, что «делать это следует не спеша… в течение пятнадцати лет, чтобы недвижимость, капиталы в акциях, процентные бумаги и прочее продать по выгодной цене».

Доходный дом Солодовникова в 1910 году

Сын купца, он же главный душеприказчик, Петр Гаврилович Солодовников по завету покойного батюшки совсем не торопился с исполнением его воли. В результате в 1909 году удалось построить лишь два упомянутых дома для бедных в районе Мещанских улиц. Первый получил название «Свободный гражданин» и предназначался для одиноких холостых жителей, а второй, «Красный ромб», строился для семей. По тем временам новостройки были обустроены по последнему слову техники и имели высокоразвитую инфраструктуру с подключенным электричеством, лифтами, магазином, столовой, баней, прачечной, библиотекой, летним душем и медицинским кабинетом. При этом квартиры в «солодовках», как их называли москвичи, действительно были доступны по смешным ценам: однокомнатная квартира в «Гражданине» сдавалась за 1,25 рублей в неделю, а в «Ромбе» – за 2,5. При этом средняя оплата труда столичного рабочего составляла 1,48 целковых в день. «Большинство этой бедноты, – писал Солодовников в завещании, – составляет рабочий класс, живущий честным трудом и имеющий неотъемлемое право на ограждение от несправедливости судьбы».

С возведением остальных домов Петр Гаврилович промедлил вплоть до роковых событий 1917 года, хотя ему удалось выгодно вложить деньги и увеличить оставшуюся сумму завещания до 40 миллионов рублей. В результате с приходом большевиков сын купца эмигрировал во Францию, а солодовниковские миллионы бесследно растворились в хаосе советской действительности.

«В Глазове, Вятской губернии, среди лесов и болот… встретил дворец-гимназию. “На капиталы Солодовникова”»

Пожертвования на благо ближних, соизмеримого с тем, какое оставил после себя Гаврила Гаврилович, в России так больше и не случалось. Тем не менее для многих этот странный человек остался, мягко говоря, непонятым. В его личности проявилась вся та широкая, противоречивая и необузданная натура русского человека со свойственным ему максимализмом, которую, по мнению Федора Михайловича Достоевского, «хорошо бы сузить». На вопрос: о чем свидетельствует такая широта и поляризованность? – Дмитрий Сергеевич Лихачёв очень точно ответил: «о внутренней свободе русского человека, в котором сквозь завесу дурного может неожиданно вспыхнуть самое лучшее, чистое, совестливое».

Так что понимать поступки Гаврилы Гавриловича Солодовникова во всем их глубоком противоречии необязательно. Ему можно только от всего сердца поверить, прислушавшись к словам святителя Василия Великого: «Если увидишь ближнего во грехе, не на одно это смотри, но подумай о том, что он сделал хорошего. И нередко, осмыслив общее, а не частности, найдешь, что он лучше тебя».

Ему поверил великий Иван Шмелёв. В 1930 году в изгнании он написал заметку-памятку «Душа Москвы», где с трепетом и благодарностью поминал столичное купечество, называя его в противовес Островскому «светлым царством»: «Много я ездил по России, бродил по глухим углам и узнавал такое – не поверишь. Ни в Питере, ни в Москве не знали. Знали на местах и не дивились: чему же удивляться – “добрый человек”, и все. Иначе как же? Помню, в Глазове, Вятской губернии, среди лесов и болот… встретил дворец-гимназию. “На капиталы Солодовникова”. На пустыре, во тьме, чудеснейший “дворец света”, воистину свет из тьмы. И это – “темное царство”! Нет: это свет из сердца».