Та, чья жизнь стала храмом, вовеки живет

Сегодня 40 дней преставления ко Господу Ирины Николаевны Третьяковой. Вместе с супругом, Заслуженным деятелем искусств Российской Федерации Николаем Николаевичем Третьяковым, они не только воспитали цвет культуры России, но множество из учеников и своего окружения крестили, воцерковили. Огромное количество их некогда студентов или просто гостей всегда радушно распахнутой квартиры приняли монашество, сан, – в том числе и главный редактор портала Православие.Ru митрополит Тихон (Шевкунов). Мы открываем серию публикаций об этих замечательных современниках.

Николай Николаевич и Ирина Николаевна на выставке Николая Николаевича Третьякова (сына) в ЦДХ октябрь 1996 года

«Память и имя» (Ис. 56, 6)

Протоиерей Владимир Воробьев, настоятель храма Святителя Николая в Кузнецах, ректор Православного Свято-Тихоновского университета:

– Однажды, помню, в храме стоит Ирина Николаевна, я поздоровался с нею. А она мне говорит: «А почему у нас в храме, когда поминают Царственных мучеников, не называют имен? Как-то нехорошо получается, как будто у них имен не было…». Меня очень впечатлило ее замечание, и я просил наше духовенство, чтобы всегда с именами поминали Царскую семью.

У Ирины Николаевны, насколько я помню, всегда был собранный, сосредоточенный вид. Она была молчалива. Мы встречались в семье Емельяновых, там матушка Наталия Свешникова всегда всех смешила свои чудесным юмором, а Ирина Николаевна строго, молча улыбалась.

Протоиерей Владимир Воробьев

Для нее смерть стала радостью обретения жизни вечной

Прошло уже много-много лет – Ирина Николаевна прожила их в замечательном единодушии с Николаем Николаевичем, внутри Церкви, где мы все чувствуем себя родными. В общении с ними обоими у меня никогда не возникало никаких проблем.

Последние годы, когда Ирина Николаевна осталась без Николая Николаевича, были для нее трудными, и сейчас она дождалась того, чего хотела. Для нее смерть стала радостью обретения жизни вечной. Мы верим в будущую жизнь, – смерти нет, – и наше общение в молитве нам это доказывает, мы это знаем из опыта сердца. Так что, возглашая ей вечную память, мы имеем в виду не только память, но и вечное наше с нею единство, общую жизнь.

«Не умерла, но спит» (Мф. 9, 24)

Сергей Валентинович Мирошниченко, кинорежиссёр-документалист и сценарист, Заслуженный деятель искусств России, лауреат двух Государственных премий Российской Федерации, профессор ВГИКа:

– Сегодня в проповеди отец Владимир упомянул о том, что при отречении Государя Императора державную ношу взяла на Себя Божия Матерь. Так Она и вела нас сквозь все эти стремнины XX века, и привела к тому твердому основанию, где возможно для ступивших на него чудо новой жизни – люди вернулись в Церковь.

Сергей Валентинович Мирошниченко

Но этого возвращения не произошло бы, не будь в народе подвижников. Тех, кто, вопреки отношению к Богу земных на тот момент властей предержащих и, в подавляющем своем большинстве, общества, нес по жизни веру. А такими и были Николай Николаевич, и Ирина Николаевна Третьяковы.

В гостях у семьи Третьяковых я впервые оказался более 40 лет назад. Одно из первых впечатлений: все стены, наподобие иконостасов, – в иконах. Рядом, тут же, фотопортреты священников, – возможно, и священномучеников из тех, кто в дальнейшем был прославлен. Всюду – книги. А еще – уйма интересных людей.

Многие из нас именно благодаря общению в этом доме да молитвам Ирины Николаевны воцерковились. Все мы были прихожанами разных храмов Москвы, но, выйдя отсюда уверовавшими, неизменно возвращались и возвращались к этому первоисточнику.

Священники тут спорили о будущем России, – помню среди них и недавно почившего отца Димитрия Смирнова. На Рождество и Пасху в эту в общем-то весьма компактную квартирку на Соколе каким-то непостижимым образом набивалось и более 30 человек. Люди приезжали и из других городов, и всем находилось место. Это был для нас духовный, культурный центр, и Ирина Николаевна была тут – стержнем.

Это был для нас духовный, культурный центр, и Ирина Николаевна была тут – стержнем

Сейчас у гроба один из монахов сказал:

– Царица умерла.

Ее многие так воспринимали – как царицу. Она всегда была с такой прямой, не согбенной спиной, – и эта осанка на самом деле была выражением внутренней стати. Все мы, как всегда, стонали, всё нам было не так: «Россия пропала или вот-вот пропадет…». Власть вообще, как это водится в разговорах у русских, никуда не годится. Ирину Николаевну эта упадническая коррозия никак не касалась. Она как была, так и оставалась железно-стержневым человеком, суверенным от всей этой щелочи ропота.

Николай Николаевич, зная ее, щурился, смотрел на нас обычно с такой блаженной улыбкой: «Ну, мальчишки, спорьте-спорьте… Давайте, несите там эту околесицу…».

Им-то был точно уже известен этот прямой путь подъема.

Ирина Николаевна была осью, на которой держалось то непреходящее, оказывается, в нашей русской истории, что многим из нас только по мере духовного созревания открывается. Перед тем как ты после пыла этих жарких, бывало, дискуссий уже шел на выход, тебе каждый раз обязательно заворачивали книги. Когда ты их открывал, то вдруг находил там разрешенными те вопросы, ответы на которые ты только еще искал. Не знаю, кто решал, кому какие книги дать, но вручала эти свертки всегда Ирина Николаевна:

– От тебя, конечно же, назад ничего не получишь… – предусмотрительно обронит она, точно заранее разрешая тебя от этой вины.

Даже оправдываться не надо было, что эти книги и для твоих знакомых мгновенно становились нарасхват, а там уж поминай, как называлась…

А еще… Ирина Николаевна умела изготовлять восхитительный, неповторимый напиток! Такого я не пил больше ни в какой части света, – сколь угодно изысканные виски да коньяки и сравниться не могут с этим золотистым эликсиром встреч. Думаю, многие художники не чаяли души уже в других радостях, но тут их под предлогом угощения еще и на путь истинный наставляли. И поток таких не чающих и желающих был нескончаемым. И это питьё чудесным образом и потом, как в доме Сарептской вдовы хлеб и елей (ср. 3 Цар. 17, 14), не иссякало.

Этот дом был цитаделью чего-то подлинного. Здесь даже самогон был не разрушительной субстанцией, а подзаряжающей и вдохновляющей на работу мысли, освобождение от рутины, творческие труды.

Этот дом был цитаделью чего-то подлинного

Многих здешние посиделки обращали к настоящей, внутренней, глубокой вере. Не у каждого, даже с детства выросшего при Церкви, в личном опыте живы вероучительные истины. И оттого не каждый может их передать дальше. Ирина Николаевна могла. Говорила она простыми, своими словами. Это не было проповедью, – тут скорее что-то от умения жить по-христиански и по-человечески общаться с людьми. Они с Николаем Николаевичем стали крестными отцом и матерью для огромного количества людей, особенно молодых. В Покровский храм в Акулово они могли с несколькими десятками студентов за раз на Крещение прибыть.

К Ирине Николаевне я потом приводил и свою супругу, и детей, и внуков. Нам надо всем воссоздавать столь благодатные домашние очаги, где бы могли и далее отогреваться, тем более после бурь юности, столь многие и многие, чтобы, придя в себя, встать уже крепко на жизненном предстоящем пути...

Моя дочь сейчас в другом городе, иначе она бы обязательно была здесь. Услышав о смерти Ирины Николаевны, она сказала:

– Ушла эпоха.

Уходят эти рыцари, подвижники – люди гордые, сильные, живущие во имя Господа нашего Иисуса Христа

Уходят эти рыцари, подвижники – люди гордые, сильные, живущие во имя Господа нашего Иисуса Христа. Чувствуете вакуум? Значит, надо снять обувь с ног своих (Исх. 3, 5) и встать на этот святой путь. Всем, кто из богоотступничества прошлого века еще не исшел, и тем, кому уже открылась новозаветная стезя православного храма, Ирина Николаевна сказала бы сейчас:

– Бери крест и неси. Раз меня нет, ты бери крест и иди теперь.

Пришло время нам, следующим поколениям, брать эту царскую ношу и идти с ней, во имя Господа Иисуса Христа и в память о таких удивительных наших предшественниках.

Поэтика соприсутствия

Ольга Глебовна Нифонтова, выпускница ВГИКа, преподаватель Института современного искусства, друг семьи:

– Внукам Ирины Николаевны, наверно, будет удивительно услышать, что она была родным человеком очень-очень многим людям. Мы привыкли пользоваться своими родными, как своей собственностью. Зная, что в любой момент поддержат, – можно обратиться, поговорить доверительно. Но нам не всегда известен весь круг знакомств наших близких.

С Ириной Николаевной мы знакомы более 40 лет. Время быстро бежит. Моя жизнь – тоже тот плод, что взращен в саду Третьяковых. Ирина Николаевна для меня – мать-игуменья. Я из ее рук получила свой первый молитвослов.

– Ну, какой еще подарок можно от меня ожидать? – сказала она, вручая традиционный благословенный, освященный еще при Святейшем Алексии I, древний молитвенник.

У меня в нем уже все странички по одной распались. Но это совершенно чудесное ощущение, – этих желтых хрупких листов, – точно символ того наиважнейшего в нашей жизни, чем надо больше всего дорожить.

Мама Ирина Николаевна, сын Николай Николаевич и старший сын следующего поколения Третьяковых – Николай Николаевич – за плечами у папы

Общались мы с Ириной Николаевной в первые годы нашего знакомства огромное количество часов. Потом уже, когда я стала взрослой, наши встречи стали редкими, – это как птенца выпускают в вольный полет, чтобы он уже сам почувствовал радость свободы полета и стремился летать уже выше и выше.

Ирина Николаевна – незабываема, это просто уникальный человек в нашей культуре. У меня ее образ остался в сознании – с такой усмешкой, она всегда немного посмеивалась, когда говорила. И этот позитив – как отсвет – до сих пор улыбками на наших устах.

Когда при прощании я поцеловала Ирину Николаевну, уже в гробу, – на губах не осталось ощущения холода. Всё то же тепло отсвета, благодати. Спасение, говорят, – это не терять благодати ни в жизни, ни в смерти.

На нее так и хотелось смотреть: какая же она красивая! Совершенно не изменилась. Я сказала об этом Коле, сыну, он ответил:

– Она даже лучше, преобразилась.

От Ирины Николаевны всегда исходил – и сейчас от ее образа исходит – свет радости. И всё также он согревает всех нас.

Есть такие люди, которые противодействуют распаду, «удерживающие теперь» (2 Сол. 2, 6), – благодаря им многие жизни соединяются, и это всегда крепкие семейные ли, дружественные ли, творческие ли союзы. Хотя в их с Николаем Николаевичем личном и передаваемом другим опыте всё переплавлялось в такие драгоценные уникальные сплавы, становилось на порядки изумительнее и дороже. Но эти купля и торг были «не от мира сего» (Ин. 18, 36).

Есть такие люди, которые противодействуют распаду

Ирина Николаевна жила так, что все любимые всегда точно соприсутствовали с нею.

– Вот видишь, – помню, кивнет, разливая чаёк на кухне, – подоконник. – Я обернусь. – Вот здесь Ксения Петровна сидела. Она, когда сидит, всегда вот так край клеенки заминает, – и покажет на мой немой вопрос: а как?

Это вот такие трогательные, милые черты, которые она замечала и любила в людях. Мелочь, – но в этом поэтика соприсутствия. Не то, что она там – Ксения Петровна – Великая княгиня, то да сё, – а вот именно что-то личное, человеческое, – такая теплая примета Императорского Высочества.

А как же она сына Колю любила! Как с ним носилась, как рассказывала про него: вот, она ему шьет, чтобы ему тепло было… – потрясающая забота! Прирожденная мать. И она всем нам была матерью. То, о чем нельзя было пооткровенничать даже со своей собственной мамой, можно было всегда сказать Ирине Николаевне.

Все к ней потому и тянулись, что у нее всегда было под крылом спокойно. Это изумительно, сколько даже только на моей памяти людей прошло через ее сердце, – наверно, только священник столько пропускает через себя людей. Сколько девиц приходило к Ирине Николаевне посекретничать, скольких она наставила.

Это жизнь, озаренная светом невечерним, – и они со всеми этим таинством красоты жизни делились. Кто не помнит этих неповторимых картин Николая Николаевича в розовом свете, – зайдешь в комнату, посмотришь на эти предзакатные стога… «Висят стога, – и слава Богу!» Это как какая-то антиапокалиптическая печать в этом мире.

Обычно все равно бывают какие-то недоразумения в отношениях, а вот в общении с Ириной Николаевной ни тени, ни полутени – это как в храме Покрова на Нерли, там нет уголков – сплошной свет, – и вот она такой человек, – как этот храм.

(Продолжение следует.)