«Мы поняли, что самое главное – община, собранная во имя Христа»

Священник Димитрий Останин с прихожанами

Часть 1: «Мне очень повезло со встречами в жизни»

«В далекой северной Палестине»

– Мы постепенно географически приближаемся к Скандинавии. Отец Димитрий, пришло время рассказать, как вы попали в Норвегию!

– Впервые в Норвегию я попал в известной мере случайно. Духовная дочь моего батюшки рассказала ему о том, что в Осло нужен регент на замену штатному регенту на короткий срок. И мне показалось, что это хорошая возможность проявить себя. Я написал настоятелю Свято-Ольгинского прихода в Осло, иеромонаху, а ныне архимандриту Клименту (Хухтамяки), о том, что хотел бы приехать в качестве регента. Так и случилось. Отцу Клименту пришлась по вкусу моя кандидатура, и я провел три месяца в Норвегии.

– В каком году это было?

– Давно уже. Кажется, весной 2006.

– Это было ваше первое путешествие за границу? Какие были ваши ощущения?

– Да, я впервые попал в Европу. Я, когда летел в самолете, тоже, кстати, впервые, сразу решил писать дневник своего путешествия. Когда вы сказали об интервью, я сразу подумал, что, возможно, если место в колонке позволит, я прочитаю несколько абзацев из этих покрытых патиной истории текстов.

– Конечно, прочитайте, отец Димитрий. Интересно, наверное, сравнить те короткие впечатления с ощущениями, когда в стране живешь много лет.

– Только предупреждаю, это очень длинный текст (смеется).

Из дневника

22 мая 2006 года, Осло

Наверное, любое далекое и длительное путешествие должно обострять наши чувства и настраивать ум на сравнение прежде виденного с тем, что неизвестно, неизведанно и в какой-то степени даже загадочно. Неизвестна далекая страна, неизведанны северные просторы Европы, загадочны населяющие Норвегию люди. Ехал с трепетом, что и как будет там, где не слышно русской речи и незнакомо очарование колокольного звона перед Божественной литургией? Но оказалось, и русских много, и колокольный звон, хоть и не слишком роскошный, но все же есть, да и люди-человеки и здесь такие же, как и дома.

Оказалось, и русских много, и колокольный звон есть, да и люди-человеки такие же, как и дома

Два праздника расположили меня к Норвегии и ее обитателям. Наша православная Пасха и День Независимости Норвегии. Какие разные эти два праздника. Первый – полный ожидания, таинственности апрельской ночи, когда еще темно и кажется, что уж белые ночи точно не наступят, еще образы Страстной седмицы тают в холодном вечернем ветре, стремящемся задуть заботливо зажженные прихожанами свечи. И – полный веселья в разгар пасхальной ночи, с яйцами, куличами и пасхами, с суетой приготовления к уже не самому главному – к трапезе, потому что – свершилось! – Христос воскрес! И долгое – до самого утра – съедание этой самой снеди, словно много месяцев прошло с тех пор, как последний раз принимали пищу. Пасха в России – таинственна. Таинственна и по содержанию самого события («Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех...», они-то поют о том, что знают – Христос уже воскрес, а мы со свечами еще только идем к гробу Господню, который в эту пасхальную ночь символизирует православный храм!), и потому, что что-то происходит в эту ночь в душах тех, кто, может, единственный раз за год в храм пришел куличи освятить, да так и остался на службе, увлеченный атмосферой предощущения праздника. Прекрасно это описал знаток русской души – Чехов – в рассказе «Святою ночью». Но это в России. Что же здесь, где храм полон прихожан самых разных национальностей, да и цвета кожи тоже, к которым в общем случае уже трудно применить опыт далекой России; где каждый – со своим собственным пониманием этой такой важной, космически важной ночи, ночи, которую, затаив дыхание, ожидает вся Вселенная? Странные мысли роились в моей голове, когда шел в храм к пасхальной заутрене. Мимо еще проходили одинокие прохожие, спешащие в теплоту домашнего уюта или, наоборот, убегающие от себя в суету ночных баров и ресторанов. Но чем ближе к храму, тем больше людей попадалось в праздничных одеждах, идущих то ли к нам в храм, то ли в греческую церковь, расположенную в квартале от русского храма. И эта избранность, что вот, мы – православные, идем встречать нашу Пасху, оказалась так похожей на те ночи, что предшествовали ночи Христова Воскресения – с учениками, спящими, когда Христос молился, с Иудой, целованием предающим Учителя, с Иоанном, бросившим свои одежды и убежавшим с прочими учениками, наконец, с женами, пришедшими помазать Тело Иисуса.

Среди вечернего города малое стадо учеников Христовых идет навстречу Воскресшему Господу

Все эти события Нового Завета, только что пережитые в Страстной седмице, вдруг снова ожили в памяти. Вот и тайна! Среди вечернего города малое стадо учеников Христовых идет навстречу Воскресшему Господу. Это малое стадо не смешивается в эту ночь ни с кем из встречающихся на пути. Это завтра все прихожане, как обычные люди, придут каждый на свою работу. А сегодня... Сегодня они – избранные. Они – Господни. Как трудно не потерять это удивительное ощущение избранности в повседневной жизни. Но избранности не простой, как будто бы это избрание зависело от нас самих, захотели мы того – и вдруг стали избранными. Это избранничество – от Самого Христа, Который пожелал, чтобы мы были Его учениками и свидетелями в этой стране, как некогда Савл, проповедавший среди разных народов Христову веру. Это чувство избранности, к сожалению, так редко посещает нас. Потому-то и удивительно для нас, как же это так, нас так много – православных, а вот не хотят же идти с нами и к нам наши близкие, соседи, знакомые. Это налет повседневности и мишуры надежно скрывает в нас тот Свет Христов, который просвещает всех. Не светим и не греем... Остывшие светила... Но ведь Христос не изменился! Он и вовеки Тот же! Он воскрес! А если это не так, то и посланничество наше в мир тщетно, так же тщетно, как и вера наша. В самом этом посланничестве уже несть ни иудея, ни эллина. Здесь все противоречия, в том числе и национальные, находят свое разрешение. Есть Христос и Его ученики. А все остальное отходит на второй план. Именно это особенно сильно удалось почувствовать здесь, в этой далекой северной Палестине, встречающей своего Воскресшего Христа. Не менее сильное впечатление произвела на меня и норвежская служба. С пением норвежского по национальности и православного по вероисповеданию хора. Когда-то, много уже лет тому назад, Господь сподобил меня быть в одном грузинском храме. Прекрасно пел грузинский хор, с икон строго и грустно смотрели на меня лики грузинских святых. Святые русские тоже смотрели грузинскими глазами, и от этого становилось немножко страшно. Нас было несколько человек – русских, зашедших по случаю в только что отреставрированный храм. Священник этого храма – грузин, наш хороший знакомец – как будто не замечал нашего присутствия за литургией. И мы стояли, погруженные каждый в свои невеселые семинарские думы, прислушиваясь к незнакомому языку. И вдруг словно ангел слетел с небес! Священник произнес ектению на славянском языке. С трудом выговаривая непривычные слова, он от слова до слова произнес ее для нас, начинавших казаться себе такими одинокими и оставленными всеми где-то далеко от Родины. В этот миг я почувствовал такое особое чувство благодарности Богу за преподнесенный мне урок смирения, что готов был расплакаться от нахлынувшего вдруг чувства. Я понял, что был не одинок и не оставлен в этом мире. Понял и почувствовал всех тех, кто волею случая оказался далеко от своего дома, от своего народа и от своей семьи. Понял и принял их всех, потому что сам за несколько мгновений пережил и оставленность, и одиночество, и возвращение к Богу-Отцу. Я показался себе похожим на героя прекрасного романа самого католического из всех католических писателей, Гилберта Кита Честертона, «Жив-человек». Главный герой романа оставил дом для того, чтобы почувствовать всю полноту любви к своей семье, к родному очагу в момент возвращения из своего путешествия. То далекое переживание дало мне ключ для понимания важности богослужения на родном языке. Именно поэтому норвежское богослужение произвело на меня большое впечатление. Звук родного языка дает возможность в мгновение ока оказаться дома, перенестись через время и расстояние туда, где тебя ждут и где тебе всегда рады. И я вспомнил то движение души в грузинском храме. Почувствовал близость с норвежскими прихожанами. Но вот еще что важно. На каком бы языке ни велось богослужение, храм был и остается домом для всех православных, неважно, норвежцев, русских или грузин.

На каком бы языке ни велось богослужение, храм был и остается домом для всех православных, неважно, норвежцев, русских или грузин

И дело здесь даже не в эстетике Православия, которая в той или иной мере похожа у всех нас. Дело в большем. Сейчас мне кажется, что Церковь, Дом Отчий, свою универсальность черпает из одного из главных своих свойств – кафоличности. При этом кафоличность эта мыслится именно как соборность; не вселенскость, как у наших западных братьев-католиков, но соборность. Что же это означает? По мнению одного из самых значительных богословов ушедшего XX века, протоиерея Георгия Флоровского, кафоличность – особый вид связи целого с частью, когда часть во всем подобна целому, но при этом отнюдь не сливается с ним, но сохраняет свою собственную неповторимость и оригинальность. По Флоровскому,

«есть два типа самочувствия и самосознания – индивидуализм и кафоличность. И ‟кафолическое сознание” не есть коллективное сознание, или некое ‟сознание вообще,” – ‟я” не снимается и не растворяется в ‟мы,” и не становится только пассивным медиумом родового сознания. Напротив, личное сознание исполняется в кафолическом преображении, выходит из самозамкнутости и отчужденности, вбирает в себя полноту чужих индивидуальностей, – как удачно говорил кн. С. Н. Трубецкой, ‟держит внутри себя собор со всеми”. И потому получает способность и силу воспринимать и выражать сознание и жизнь целого. Только в соборности Церкви такое ‟кафолическое преображение” сознания действительно возможно».

Выйти из себя, вместить всех – вот подлинно кафолическое сознание. И эта кафоличность доступна нашим приходам за границей. Доступна не как некая метафизическая теория, но как живая реальность прикосновения к Воскресшему Спасителю, Который основал Церковь Свою, чтобы мы все составили одно Тело в Нем.

«Посветите друг на друга лучиком вашей чистоты»

Не менее важен для моего понимания и видения Норвегии и прихожан Русской Церкви в Норвегии и другой праздник, свидетелем и очевидцем которого мне довелось быть в этой северной стране. День Независимости Норвегии. Наверное, трудно себе представить другую такую страну, где день политического самовластья (отсюда пошла независимость Норвегии; культурно Норвегия уже была свободна и до получения политической независимости, ведь думать о свободе – и значит быть внутренне свободным и готовым к этой самой свободе) превращается в такой грандиозный праздник.

В наших повседневных делах мы как-то незаметно перестаем получать удовольствие от жизни

В наших повседневных делах мы как-то незаметно перестаем получать удовольствие от жизни. Нет, не то удовольствие, о котором говорят, что его нужно «урвать побольше». Нет. Простое удовольствие от того, что ты живешь, что вокруг играют дети, что растет зеленая трава, а солнце по-прежнему теплое, несмотря на заверения всякого рода астрологов и астронавтов, что оно вот-вот погаснет. Просто радоваться лицу проходящей мимо красивой девушки. Радоваться бескорыстно и беззаботно. Так, как это умеют делать дети. Сколько раз мне приходилось наблюдать картину, когда какой-нибудь шалун стоит в сторонке и наблюдает за тем, как его сверстники оживленно играют в какую-нибудь игру, в которой для него самого не хватило места. Какая радость написана у него на лице! Он смеется вместе с теми счастливцами, что играют между собой, будто он сам является непосредственным участником этой чудной игры. С годами эта радость уходит почти безвозвратно. И взрослому, чтобы радоваться, надо непременно обладать. Мы так уверенно научились это делать, что даже любовь ухитряемся заменить обладанием предметом вожделения. В этом-то и сказывается вся глубина падения нашей человеческой природы. Мы становимся самозакнутыми, самолюбивыми, и в конце концов оказываемся сами по себе, без искренних друзей, без человеческой теплоты и участия, а самое главное – без места Богу в нашей жизни... Человек становится спиной сначала к ближним, а потом и к Богу, о Котором может и не вспоминать всю жизнь. Так мало и так много стоит искренняя улыбка и способность радоваться и со-радоваться другим. Я начал о празднике Независимости и его значении для православных в Норвегии. Думаю, многие удивятся такому сопоставлению. Но для меня здесь нет ничего странного и удивительного. Скорее удивительно, как это православные не увидели в этом празднике того огромного запаса гуманизма, который берет свое начало не от человека (human), а от Богочеловека, потому что, по мысли прп. Иустина Челийского, только богочеловеческий гуманизм можно называть подлинным гуманизмом. Стоя у королевского дворца во время парада, я думал о том, что по-настоящему нужны только детские праздники. И этот День Независимости в полной мере и является таковым. Нужен он для того, чтобы мы, взрослые, сбросили с себя всю нашу напыщенность, закомплексованность, излишне серьезное отношение к жизни, заложниками которого мы становимся с течением лет. Ведь нельзя быть серьезным рядом с играющими детьми. Конечно, можно вычислять в уме интегралы и рядом с песочницей, но как бедна такая жизнь, если она не берет ничего от этой детской простоты. Тысячи детей, прошедших перед моими глазами во время праздника, сделали и меня подобным ребенку. Я сам так сильно захотел взять в руки раскрашенный шар или сесть прямо на мостовую и свистеть вместе с Russa, радуясь, что закончилась школа и начинается «взрослая жизнь». Во всем этом была жизнь. И она излучалась во все стороны, так что не быть причастным к этой жизни было невозможно. Говорят, в Евангелии нигде не говорится, что Христос когда-нибудь смеялся. Возможно, и нет этого в Евангелии, но зато там есть много о детях. Именно с ними сравнивает Спаситель Своих учеников. Он как будто говорит им: «Оставьте все ваши стяжания, долги, кредиты. Попробуйте посмотреть на мир и на тех, кто вас окружает, не как на предмет извлечения прибыли, а просто как на смешных человечков, таких же, как и вы сами. Хотите, можете даже все вместе забраться в песочницу, но прошу вас, не будьте так угрюмы и насуплены. Не думайте об обладании. Просто посветите друг на друга лучиком всей вашей чистоты, на которую вы способны, и всем будет теплее от этого». Я очень рад, что частичка тепла и детской радости попали и на меня во время праздника. Это сродни музыке, звучащей в душе и сердце. И почему-то стало немножко жаль, что детство осталось так далеко... И еще, в одной вещи я уверен совершенно. Тот, кто не умеет со-радоваться, тот не сумеет и со-чувствовать. Часто мне говорят: «Я ненавижу такого-то или такую-то. Что мне делать?» Я всегда отвечаю: «Ненависть слишком сильное чувство, чтобы растрачивать его понапрасну, может быть, вы заблуждаетесь, думая, что ненавидите этого человека? Он может быть вам неприятен, несимпатичен, вам не нравится родинка на его носу, но попробуйте посмотреть на него весело. Так, как будто вы много лет знакомы и вам действительно доставляет удовольствие на него смотреть и посмеиваться над ним. И, может быть, это поможет вам избавиться от неприязни к этому человеку». Но научиться так смотреть на мир можно только у детей, и я благодарен Норвегии, что эта страна так много внимания уделяет детскому смеху и улыбке (смеется)».

***

– Спасибо. Это очень проникновенный текст. В нем много смыслов и глубоких рассуждений. И еще он красивый. Еще раз спасибо вам. И тогда спрошу, изменились ли ваши чувства после 13 лет жизни в Норвегии?

– Знаете, Владимир, наверное, первый взгляд, он очень меткий, цепкий, что ли. Он как бы выхватывает картинки из общего потока, и мозг уже составляет некую мозаику, как в калейдоскопе, из этих разрозненных картинок. Но картинки эти – самые яркие, поэтому именно они и попадают в фокус.

Учиться радоваться

Самое главное, что я вынес из жизни в Норвегии, – это то, что нужно учиться радоваться. То есть это не то, что в нас заложено, это то, чем предстоит овладеть. Я, конечно, понимаю, что радоваться особо не от чего или нечему, если говорить о сегодняшней ситуации в России. Коронавирус продолжает забирать жизни людей и вмешиваться во все сферы бытия. Экономика и политика, взявшись за руки, помогают в этом инфекции. Но вот когда приходят в храм люди, у которых Родина осталась далеко, а есть насущные проблемы с финансами и семьей, которые растут как снежный ком, и все это на фоне незнания языка, постоянного дождя и отсутствия солнца, я всегда говорю им: постарайтесь улыбнуться идущим навстречу людям. Попробуйте удивиться тому, как долго может идти дождь. Попробуйте найти кого-то, кому хуже, чем вам, и помогите ему. И вы удивитесь, как изменится мир внутри вас, а вслед за этим – и мир вокруг вас. Потому что человек больше условий, которые его окружают. Он важнее их, потому что Бог общается с человеком, а через него – и со всеми сотворёнными тварями. Нужно только преодолеть свою самость, открыться Богу и людям. В этом смысле надлежит совершить то, что богословы называют «Скачком веры». Поверить, что, несмотря на то, что мы видим столько зла внутри себя и вовне, существует Добро.

Попробуйте найти кого-то, кому хуже, чем вам, и помогите ему. И вы удивитесь, как изменится мир вокруг вас

– Спасибо. Я, понимаю, что вы хотите сказать… А что, в Бергене и вправду все время идет дождь?

– Ну, это, конечно, преувеличение. Но бергенцы любят повторять анекдот о маленьком мальчике, который на вопрос, как давно идет дождь, ответил, что он еще маленький, ему всего 5 лет отроду. А вообще, один раз на моей памяти летом дождь шел почти все 3 летних месяца.

– По приезде в Норвегию вы сразу же оказались в Бергене?

– Нет. Не сразу. Только через несколько лет, после приезда из Норвегии, я был приглашен в Отдел внешних церковных сношений, как он тогда назывался, на аудиенцию к митрополиту Кириллу, нынешнему Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси. Святейший предложил мне подумать о Норвегии. К этому моменту я совсем недавно вступил в брак и ждал, когда смогу забрать к себе в Петербург мою супругу. Поэтому решение было принято сразу. Я дал согласие на это новое для меня послушание. Святейший благословил мне трудиться в ОВЦС. Во время работы здесь он же и рукоположил меня сначала в диакона, а потом и в священники. При этом, из-за очень плотного графика работы и служений Святейшего Патриарха, мое диаконское рукоположение было совершено в Калининграде, а священническая хиротония – в Смоленске. В Смоленске мы были вместе с Юлей, моей супругой, и Святейший во время праздничного обеда в связи с моей хиротонией еще раз спросил Юлю, не возражает ли она против переезда в Норвегию. К счастью, Юля сказала твердое: «нет», и через полгода мы уже были в Норвегии, в городе Берген.

«Православие в Норвегии имеет под собой твердую историческую почву»

– Православное христианство ведь нетрадиционная для Норвегии религия… Когда здесь появились первые приходы?

– Как это ни странно прозвучит, но Православие совсем не чуждая историческая форма христианства для Норвегии. Христианство имеет в Норвегии давние и глубокие корни. Более 1000 лет назад христианская вера проникла в Норвегию с торговцами и путешественниками, и очень скоро принесла свой плод – православных святых Сунниву, Олафа и Халварда.

Христианство имеет в Норвегии давние и глубокие корни

Встречи с христианством и последующие обращения получили конкретное воплощение в ранних христианских королях Норвегии, таких как Хокон Добрый, Олаф Трюггвасон, святой Олаф Харальдссон, Магнус Добрый и Харальд Хардрааде. Все они были королями викингов и контактировали с христианскими государствами. Все это привело к тому, что они на определенном этапе приняли христианство. Они принесли домой именно Восточное христианство, построили церкви, посвященные восточным святым, и привезли с Востока монахов и священников. Святой Олаф провел на Руси несколько лет. Его предшественник, Олаф Трюггвасон, был воспитан в Древней Руси, был лично знаком с равноапостольным Владимиром и рос под его защитой. Здесь же вырос Магнус Добрый, сын святого Олафа. Харальд Хардрааде, сводный брат святого Олафа, провел много лет на Востоке – 7 из них в Константинополе, где он стал главой варяжской гвардии. Два периода своей жизни он провел в Киевской Руси, где впоследствии женился на Елизавете (Элисив), дочери Ярослава Мудрого и святой Анны Новгородской. Сама святая Анна Новгородская (до Крещения Ингигерда) была старшей дочерью шведского короля святого Олафа Шётконунга и супругой святого Ярослава Мудрого.

До прихода Реформации в Норвегию православные миссионеры работали в Восточном Финнмарке. Преподобный Трифон Печенгский много сделал для проповеди христианства среди скольтов, коренного населения севера Норвегии. Кстати, святой Трифон построил небольшую часовню, посвященную Георгию Победоносцу, в Нейдене, саамской деревне, которая сегодня находится в пределах норвежских границ и в которой и сейчас проводятся богослужения приезжающими священниками. На службы приходят, немногочисленные сейчас православные саамы. Так что Православие в Норвегии имеет под собой твердую историческую почву.

Что касается современной истории Православной Церкви в Норвегии, то она началась с небольшой группы русских, бежавших от большевистской революции. Они поселились в Осло и в 1931-м году основали первый православный приход на территории современной Норвегии. Приход, посвященный Святителю Николаю, принадлежал Архиепископии русских православных приходов в Западной Европе Константинопольского Патриархата и какое-то время был единственным православным приходом в Норвегии. Сейчас в Норвегии присутствуют общины Русской Православной Церкви, Сербского, Румынского и Болгарского Патриархатов. Из наших приходов самым старым является приход Равноапостольной княгини Ольги. Не так давно община отпраздновала свой 25-летний юбилей.

Миссионерские литургии

– Ну, а теперь можно и про ваш приход. Вы знаете, хотя мне и что-то похожее рассказывал отец Хилдо из Голландии, я был восхищен вашим подвигом. Вы взяли кредит для покупки здания церкви у лютеран, организовали там православный приход, а ради того, чтобы погасить задолженность перед банком, открыли бизнес… Пожалуйста, расскажите с самого начала с эту удивительную историю!

– Ну, то был еще тот подвиг (смеется). Когда мы с супругой прибыли в Берген, здесь уже существовала группа православных, был официально зарегистрирован приход Русской Православной Церкви. Однако своего священника здесь не было, потому что отец Михаил Селявкин формально был настоятелем прихода Великомученицы Ирины в Ставангере. Службы хотя и совершались, но не часто. Приход был зарегистрирован в 2004-м году. Первоначально службы совершались в древнем, наверное, самом красивом храме Бергена – Mariakirken. Но в этом храме служить такому маленькому приходу, каким мы были в то время, очень неудобно. Люди рассредоточивались по храму, так что было невозможно сфокусировать взгляд во время проповеди. В скором времени этот храм был закрыт на ремонт, и мы перебрались в маленький уютный католический храм в честь Святой Суннивы, примыкавший к госпиталю, который когда-то обслуживался католическим женским монашеским орденом. В этом храме совершенно безвозмездно мы прожили целых 4 года. Храм был полностью в нашем распоряжении в любое время дня и ночи. Кстати, нам и еще раз пришлось прибегнуть к доброй помощи сестер этой обители, когда храм был на ремонте. Тогда мы служили сразу после католической мессы в храме монастыря. Пока я облачался к литургии, одновременно со мной католический священник разоблачался после отслуженной мессы. Сестры монастыря приходили к нам на службу практически каждый раз, прикладывались ко Кресту, получали маленький кусочек просфоры и уходили в свои келлии. А старшая сестра оставалась и накрывала нам всем утренний кофе в гостиной. Сестры были очень добры к нам, всегда приносили конфеты нашим детям. Так что даже спустя значительное время дети вспоминали о них с теплотой. Иконостаса у нас не было, и мы служили на значительном возвышении, так что получались вполне миссионерские литургии, – особенно хорошо было, когда мы служили с пояснениями главных частей богослужения.

Через некоторое время госпиталь, к которому примыкал наш храм, превратился в католическую же гимназию, и школьное руководство потребовало плату за использование храма. И мы практически вынуждены были искать новое место. Продолжая искать, мы служили в храме Святой Суннивы. А вот поиски сами по себе были интересными. Через некоторое время в главной газете Бергена «Bergens Tidende» вышла статья под названием «Священник ищет туннель». Действительно, мы как раз вернулись из Иерусалима, где нас принимал архимандрит Исидор (Минаев), о котором я уже упоминал. Он в то время был начальником Русской духовной миссии на Святой Земле. И я был так вдохновлен увиденным в Святой Земле, что решил попробовать поискать пещеру для прихода. Я написал несколько писем в некоторые организации, владеющие подземным «царством», но везде получил отказ. Каким-то образом об этом узнали журналисты. Так получилась публикация в газете, в которой я на фоне закрытого туннеля ловлю открытыми руками свою дочь. Туннели и вправду были интересными. Чтобы найти неиспользуемые, пришлось познакомиться с городским андеграундом, походить на весьма подозрительные форумы. Думаю, многие их постоянные обитатели очень бы удивились, узнав, кто скрывается под ником ortoped. Так или иначе, мы с прихожанами посетили несколько туннелей, заброшек и подвалов. На том дело и встало.

Дом молитвы bedehusbevegelse

В 2016-м году во время отпуска я получил сообщение о том, что продается дом молитвы. Я с семьей был в это время на Украине. Но еще в Норвегии я настроил автоматический поиск по ключевым словам – на случай, если кто-то что-то будет продавать. За 2 года до этого мы с приходским советом решили открыть специальный счет для пожертвований на покупку храма и, благодаря экономии и пожертвованиям, сумели скопить к 2016 году довольно приличную сумму денег – около 1.500.000 норвежских крон. Конечно, этого не хватило бы даже для покупки квартиры, не то что храма. Но нам Бог помогал (смеется).

Я срочно связался с членами приходского совета и предложил поехать на «смотрины». Дело в том, что мы уже пытались поселиться в этом здании. За 2 или 3 года до того я сделал попытку найти хозяев храма. И это было безуспешно! Хотя здание легко искалось по базам данных, но принадлежало оно одновременно двум организациям, одна из которых, как выяснилось, не существовала уже довольно давно. Сложность была еще и в том, что хозяева – довольно специфическая организация. Можно, я расскажу о них немного?

– Это важная часть истории, поэтому – никаких сокращений.

– Так вот, чтобы понять хоть что-то о бывших владельцах нашего храма, нужен исторический экскурс в прошлое Норвегии.

В середине XVIII века Норвегия находилась в унии с Данией и управлялась общим королем Кристианом IV. В 1741-м году этот король издал указ, запрещающий проповедь и совершение богослужений не посвященными лицами. Этот закон был направлен против пиетистского движения в Дании, которое, благодаря своему ярко выраженному индивидуализму, могло повредить государственной церкви Дании, но закон коснулся и Норвегии. Из тех, кто был противником этого закона, в конце XVIII века и образовалось движение, которое стало основой для bedehusbevegelse – дословно, «движения молитвенного дома». Этот закон просуществовал до 1842 года. Годом позже была официально разрешена Католическая церковь. Это bedehusbevegelse – эдакие беспоповцы в мире лютеран. И хотя они и крестят своих детей в Лютеранской церкви, держатся они обособленно. На протяжении долгого времени молитвенные дома (bede – молиться, hus - дом) выполняли основные религиозные и социальные функции в норвежских поселениях. Ну, например, женское движение зародилось именно в недрах bedehusbevegelse. На каждую мужскую организацию в конце XIX века приходилось в среднем четыре женских. И количество их достигало 1700! Эти собрания верующих отвечали также и за юношеские спортивные организации. И, если говорить об их роли, то они стали такими своеобразными центрами демократии, и не только церковной. Интересно, что наш храм был построен в 1938-м году, а до его строительства люди вынуждены были преодолевать значительное расстояние до храма. Часть этого пути приходилось плыть на веслах по фьорду. Есть такая замечательная и очень известная картина классика норвежского романтизма Тидемана «Brudeferden i Hardanger», которую он написал в соавторстве с другим известным художником – Гансом Гуде. Там по фьорду на лодках плывет свадебная процессия. Мне почему-то именно так представляется воскресный путь норвежских христиан в храм на другом берегу фьорда.

Народ оказывал значительное пассивное сопротивление. Молитвенные дома стали своеобразными центрами этого сопротивления

Так вот, после постройки нашего храма в 1938-м году людям больше не нужно было ездить и плавать так далеко. Это было перед самой войной. Вы знаете, в Норвегии не было кровопролитных боев с фашистами, потому что предатель-премьер Квислинг открыл им дорогу в Норвегию, за что и был, к слову, повешен после войны. Но простой народ не принял фашистскую идеологию и оказывал значительное пассивное сопротивление. Молитвенные дома стали своеобразными центрами этого сопротивления. В нашем храме тоже собирались люди, которые не были согласны с режимом. Собрания в нашем храме проходили практически каждый день! Немного отвлекусь в сторону, немцы совместно с национал-социалистами в Норвегии имели план использования Лютеранской церкви в качестве рупора пропаганды. Потому что Норвежская церковь была государственной церковью Норвегии. Но епископы, а вслед за ними и рядовое духовенство, отказались участвовать в пропаганде, и дело дошло до того, что все епископы Норвежской церкви уволились с работы, фактически обезглавив церковь. То есть не совершалось никаких хиротоний, никаких епископских визитаций, вообще ничего. Немцам пришлось приглашать епископов из Швеции, для того чтобы рукополагать священников, лояльных к существующей оккупационной власти. И вот этих-то священников народ тоже не принял. То есть люди перестали ходить в храмы, где служили священники – члены национал-социалистической партии. Тогда власти под угрозой для жизни стали заставлять людей наполнять храмы по расписанию. Тогда-то и церковный народ включился в пассивное сопротивление. Есть совершенно удивительные фотографии, когда священник, сочувствующий фашистам, служит мессу, а весь, абсолютно весь храм читает утренние газеты в знак протеста против коллаборационизма!

Но это я отвлекся. Сегодня, к сожалению, bedehusbevegelse находится на обочине жизни. Они очень консервативны во всем, что касается современных реалий, особенно в том, что относится к морали. Поэтому из года в год их остается все меньше и меньше. Сил остается меньше на то, чтобы обслуживать свои молитвенные дома, потому что оставшиеся активные члены этого религиозного сообщества – уже очень пожилые люди, а притока молодежи ждать не приходится. Поэтому часто такие молитвенные дома выставляются на продажу. Вот, один из них мы и купили (смеется). Как я говорил, я и раньше видел этот храм с балкона моих друзей, и даже сделал попытку поговорить с владельцами насчет аренды, но на тот момент для них это было не актуально. А через 3 года после этого мы выиграли аукцион и подписали контракт о покупке храма.

«Нас объединяет Христос, а не происхождение, культура или язык»

– Все встало на свои места. И давайте теперь о самом приходе. То есть о людях. Ваши прихожане – кто они? Наши соотечественники из стран русского мира или местные, принявшие Православие? Как вообще возникла община и когда? Насколько она многочисленна? Как устроена организация приходской жизни: насколько прихожане разделяют ответственность за принятие решений в жизни общины, насколько деятелен приходской совет, какие особенности жизни прихода можно отметить, в сравнении с типичными общинами в России, какие интересные проекты и дела община ведет во внебогослужебной жизни (воскресные школы, благотворительность, что-то еще), на каком языке совершается богослужение?

– Когда я учился в духовных школах, я и представить себе не мог, что мне придется служить в такой многоликой общине. Понимаете, когда я прилетел в Берген, я был фактически единственным постоянным православным священником здесь. Поэтому в храме у нас было много сербов, румын, болгар. Приходили греки, православные из Индии и Японии, США. Были и те, кто принимал Православие, из числа прихожан так называемых Ориентальных православных церквей. Долгое время нашими прихожанами была профессорская супружеская чета из США, которую я принимал в Православие из англиканства.

Когда я прилетел в Берген, я был единственным постоянным православным священником здесь

По мере того как национальные православные группы росли, их Церкви присылали своих священников. И сегодня в нашем городе есть и община румын, которую возглавляет мой хороший друг и собрат отец Андрей, и группа сербов, которую регулярно посещает сербский священник из Осло. Греческий архимандрит Александр окормляет небольшую общину греков и пользуется нашим гостеприимством около двух-трех раз в три месяца, служа в нашем храме литургию на греческом языке. Более того! Бывший прихожанин нашего храма стал священником Западноевропейского Экзархата и теперь находится в юрисдикции Русской Православной Церкви. Он норвежец, принял Православие и теперь возглавляет приход православных норвежцев. А еще есть у нас и группа православных, в которой есть и русские, и норвежцы, которую окормляет архимандрит Йоханнес из Осло. Они находятся в юрисдикции Сербского Патриархата. Не так давно они купили свой небольшой храм-квартиру. Кстати, большую часть средств на эту покупку пожертвовали сам священник-пенсионер и сослужащий ему иеродиакон Серафим.

Такое разнообразие дает особенный стимул. За эти годы я выучил от своих прихожан сербский язык, понимаю устный болгарский, разумеется, говорю и пишу по-норвежски. Иногда в трапезной у нас само собой получается филологические сообщество: мы обсуждаем наши славянские языки. Потому что за одним столом сидят русские, украинцы, сербы, болгары, моравы, русины (причем русины из разных стран – Польша, Румыния, Словакия). И хотя, конечно, основную массу прихожан составляют русскоговорящие, но страны, из которых они прибыли в Норвегию, – половина земного шара. Это и Украина, и Россия, и Беларусь, и вся Прибалтика, и Португалия, и Испания, и многое множество других стран. А потом люди разъезжаются кто куда, но все мы поддерживаем, пусть и нечасто, связь с нашими прихожанами. И здесь тоже география неохватна – от Австралии до Южной Америки.

За одним столом сидят русские, украинцы, сербы, болгары, моравы, русины

– А на каком языке вы совершаете богослужения, при таком этническом многообразии на приходе?

– Поскольку в храме на службе всегда есть кто-то из Сербии или Болгарии, то эти два языка, а также церковнославянский и украинский, являются в той или иной степени постоянными. Кроме того, постоянным является и норвежский, даже если наши норвежцы отсутствуют за богослужением.

– Норвежцы тоже есть на приходе? У них же есть возможность посещать норвежскоязычные православные приходы Бергена, о которых вы упоминали?

– Понимаете, язык – это многое, но не все. Большая часть из нас прибыла в Норвегию из стран, в которых религия, и, в частности, Православие, играет важную роль в жизни, в культуре. Думаю, именно этот опыт жизни в Православии и привлекает норвежцев в наш приход. Кто-то из них даже целенаправленно учит русский язык! Я не скажу, что вот прямо все прихожане – с большим опытом церковной жизни, это не так. Многие начали ходить в храм только в Норвегии. Но тем не менее определенная духовная традиция существует. Очень важно, чтобы эта традиция не смешивалась с традицией, обусловленной культурой и языком. Иначе православный приход рискует превратиться в культурно-этническую резервацию. Одно дело – любить Христа в православной традиции, а иное – луковицы церквей или жаворонков на 40 мучеников. Хорошо, когда это сочетается, потому что это очень трудно разделить, но совершенно необходимо, если мы хотим быть Церковью для всех. Нас объединяет Христос в Его Церкви, а не происхождение, культура или язык. И вести человека нужно к Нему, а не к тому, чтобы человек стал «русским» или каким-либо еще. Русская Православная Церковь – она Мать для всех ее чад, вне зависимости от языка или происхождения.

– Скажите, у принявших Православие норвежцев потом не бывает проблем в семье, мол, веру предков предал и так далее?

– (смеется) Сегодняшние норвежцы не слишком религиозны. Поэтому переход в Православие для них во многом интеллектуальный выбор. В этом отношении они чаще переходят в католицизм. Но, конечно, это влияет на вещи, связанные с традицией. Может быть, не совсем по теме, но вот, например, для норвежцев важно участвовать в Крещении своих детей, даже если это происходит в Православной Церкви. Они хотят, чтобы крестный или крестная были из их круга. Это, конечно, проблема. Потому что они не могут быть крестными, так как они не православные.

– И как вы выходите из положения?

– Мы как раз и пользуемся их довольно легким отношением ко всему. Поэтому, когда я предлагаю им, что они будут формальными крестными, не в религиозном значении этого слова, а только в формальном, они с радостью соглашаются. В итоге они с видимым удовольствием присутствуют на Крещении, которое совершается и на церковнославянском, и на норвежском языках, исполняют то, что необходимо, но фактическими крестными, в православном смысле, не являются.

– Понятно. А вот скажите, дехристианизация Норвегии – миф или реальность?

– Видите ли, ваш вопрос предполагает, что есть некое лекало, которое мы можем наложить на государство, общество – и проверить, совпадают ли контуры христианства, задаваемые лекалом, с тем, что мы видим в Норвегии? В этом смысле вопрос спекулятивный. Он как будто предполагает наличие христианского государства, с которым мы сравниваем. Между тем такого государства, увы, нет. Что же касается популярного сегодня вопроса о ценностях, то мне трудно согласиться с тезисом о том, что Запад в целом живет по нехристианским ценностям.

Трудно согласиться с тезисом о том, что Запад в целом живет по нехристианским ценностям

Когда мы читаем Евангелие, мы читаем о совершенно конкретных вещах. Очень конкретных. Сказано человеку: «Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй; не обижай» (Мк. 10, 19). Это конкретные вещи. Прочитайте Евангелие от Матфея, в пятой главе: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5, 44) – это тоже очень конкретно. Эти слова относятся не к обществу, а к конкретным людям – к нам всем.

Другой вопрос, как все это преломляется в общественной жизни. Для функционирования государства создаются законы. В Норвегии, и во всей Европе, эти законы исторически основаны на христианской этике. И за многие столетия общество «привыкло» исполнять их. Значит ли это, что все те, которые их соблюдают, – являются христианами? Нет. А может быть, наоборот: тот, кто не соблюдает этих законов, – является христианином? Тоже нет! Так как же тогда сравнивать или спрашивать себя самих, дехристианизировалась Европа или нет? Сегодня, увы, нам предлагают сравнивать тяжелое с горячим. То есть является ли тот факт, что в государстве принимаются нехристианские законы, свидетельством большего или меньшего упадка христианства, чем факт неисполнения законов, в основе которых лежит христианство? Заметьте, я ни слова не говорю о количестве людей, посещающих храмы. Потому что здесь статистика тоже не нашей стороне. В целом в процентном соотношении количество людей, посещающих богослужения, в Норвегии выше, чем в России. Поэтому я думаю, что дехристианизация Норвегии – миф.

В процентном соотношении количество людей, посещающих богослужения, в Норвегии выше, чем в России

– Хорошо, с одним мифом мы разобрались. А как обстоят дела с ювенальной юстицией?

– Сначала нужно сказать, что очень часто путают ювенальную юстицию с органами социального надзора за положением ребенка в семье, пропагандой просвещения детей по проблемам здоровья, сексуальным просвещением. Далее, обычно, когда обсуждают тему ювенальной юстиции, то приводят в качестве основных принципов принцип приоритета права ребенка и, почему-то сюда же, в принципы относят и сексуальное просвещение, хотя это не является каким-либо отдельным принципом ювенальной юстиции как таковой. Просто люди склонны сваливать все, что они слышали, в одну кучу.

Как обстоят дела с этим в Норвегии? Да, действительно, права ребенка в Норвегии – священная корова. Но это не означает, что это плохо. Потому что дети в Норвегии счастливы. Их права и мнения уважают. Это не значит, что им все позволено. Понимаете, ребенок требует от родителей всяческие блага ровно в той мере, в какой он воспитан. То есть в конечном счете это вопрос семейного воспитания. Что касается Barnevern, то я несколько раз участвовал в судебных заседаниях «Родители против Barnevernet» в качестве свидетеля со стороны родителей. Кроме того, меня приглашали на встречи между родителями и Barnevernet, когда родители имели сложности в отношениях, которые могли бы повлиять на детей. В первом случае Barnevernet действовали, на мой взгляд, слишком прямолинейно. Ребенка, в итоге, не удалось оставить в семье. И хотя судебный процесс длился несколько лет, суд все же решил, что ребенку лучше оставаться вдали от семьи.

В другом случае соседи услышали, что родители ссорятся, и вызвали полицию, потому что знали, что в семье есть дети. На встрече с Barnevernet родители пришли к общему выводу о необходимости психологической помощи для родителей. Дети остались в семье. Были и другие случаи в моей практике, когда родители не могли самостоятельно решить те или иные семейные проблемы, и на помощь им приходила Barnevernet. Так что не все так однозначно, как говорится.

– Как вы вообще оцениваете атмосферу в стране? Ваше личное ощущение. Вам здесь нравится? Что-то на вас, может быть, давит? Или, наоборот, вы считаете, что это страна для жизни, и христианину здесь… «комфортно» плохое слово, но, в общем, именно христианской жизни ничего не мешает?

– Атмосфера в стране хорошая, и мне, откровенно говоря, нравится в Норвегии. Есть вещи, которые меня несколько раздражают. Но они не очень существенные, в конечном счете.

Основная же проблема стран с высоким уровнем развития – институциализация добродетелей

Основная же проблема стран с высоким уровнем развития – институциализация добродетелей, как ее называет Иван Иллич в своей работе «Освобождение от школ». То есть вот возьмем, к примеру, добродетель мужества. В Норвегии человек полагается не на свое мужество или мужество другого человека. Он полагается на институт полиции. Место личной справедливости занимает справедливый суд. Любовь заменена на социальные службы. И так далее. Человек сам по себе как бы вынесен за скобки. Поэтому так важны разнообразные благотворительные проекты. Чтобы человек мог показать свою человечность.

«Все мы немножко волхвы»

– Благотворительность присутствует в жизни вашего прихода? Расскажите об одном из проектов.

– Конечно! Это важная часть нашей приходской жизни, хотя мы и небогатый приход.

Перед норвежским Рождеством я совершенно случайно узнал о том, что в порту Бергена стоит российское судно на карантине. Экипаж заболел коронавирусом, и в море один из рыбаков скончался. Ужасная ситуация! У меня возникло желание передать на судно свежеиспеченный хлеб. Мы с дочерью испекли 20 буханок бородинского и передали хлеб экипажу. При этом я сделал публикацию в Интернете с предложением выкупить этот хлеб у прихода и на вырученные деньги купить продукты питания и все необходимое для членов команды. Вы не поверите, но за два дня мы собрали больше 7000 евро! Люди жертвовали деньги за хлеб со всей Норвегии. Но пришли пожертвования и из-за рубежа – из Болгарии, Латвии и Беларуси. И это был самый дорогой хлеб, который я испек в своей жизни – 350 евро за буханку!

Это был самый дорогой хлеб, который я испек в своей жизни – 350 евро за буханку!

Я размышлял, как так получилось. И понял, что это сказка Рождества, когда все мы немножко волхвы. Людям была необходима возможность стать добрее в эти святые дни.

– А можно подробнее о хлебе, который вы печете для прихожан? Почему – хлеб?

– Хлеб – всему голова (смеется). Я увлекся хлебопечением с легкой руки моего брата. Он прислал мне рецепт самого простого ржаного хлеба на закваске. Это было в декабре 2014 года. С тех пор я пеку хлеб, и, думаю, я уже давно испек свою первую тысячу буханок.

– Расскажите, как все началось?

– Мне кажется, что это правильное сочетание. Потому что в храме мы причащаемся от Хлеба Жизни.

Поначалу это было просто хобби, не связанное с храмом. В какой-то момент я решил, что могу печь хлеб не только для себя. Дело в том, что в нашем храме мы кормим наших прихожан. В субботу я пеку хлеб, и вместе с супругой и добровольцами мы готовим полноценный обед для всех, кто пришел в храм помолиться в воскресный день. И в воскресенье после литургии мы полным составом отправляемся в нашу трапезную. У нас ведь храм с трапезной!

Каждый новый человек попадает в семью, где он чувствует свою уникальность и незаменимость для других

За обедом, всегда с переменой блюд и сладким на десерт, мы не читаем жития, как это делают в монастырях. Потому что люди уже насытились пищей духовной во время службы и хотят просто поесть и пообщаться друг с другом. Вот это общение – важное. Трапезная становится своеобразной ареной для встреч, и каждый новый человек попадает не просто на обед, но попадает в семью, где он чувствует свою уникальность и незаменимость для других. Особенно это актуально в условиях Норвегии. Каждый может купить себе еду, но тепло человеческого общения невозможно купить ни за какие деньги. Вот когда мы начали готовить для всех, тогда я стал печь хлеб для прихожан. От прежних владельцев храма нам достался небольшой прибор, вроде нашего аппарата для разыгрывания тиража «Спортлото». Мы купили шарики, написали номера и стали разыгрывать те 5–6 буханок хлеба, которые я успевал испечь в субботу. Каждый мог купить столько билетиков, сколько хотел. Дети крутили барабан и вынимали шарики с номерами. Было много смеха и радости. А потом те, кто выиграл, отдавали половину хлеба на трапезу – к борщу. А остальным делились с теми, кто не выиграл.

Позже мы купили профессиональную печь, затем еще одну – 500 кг весом, большой тестомес на 20 кг теста, расстоечный шкаф. И стали печь столько хлеба, чтобы хватило всему приходу. Хлеб у нас не продается в полном смысле слова. Это пожертвование, которое полностью идет на выплату банковского кредита за храм. А моя часть – это работа. Хлеб стоит в Норвегии дорого. Редко, когда меньше 20 крон или 2 евро. А если это особенный хлеб, вроде того, который пеку я, то он стоит от 40 до 60 крон. То есть от 4 до 6 евро за буханку. Большая составляющая в норвежском хлебе – почасовая зарплата пекарю. Я пеку хлеб бесплатно. Это моя работа и мой вклад в погашение кредита прихода.

– Как здорово! Какой хлеб вы печете?

– Я учился хлебному делу. Ездил на профессиональные курсы повышения мастерства для пекарей. Практику проходил в Брюсселе. Я пеку всякий хлеб. В моем репертуаре есть и французский, и итальянский. Немецкий ржаной и португальский кукурузный. Пеку и прибалтийские сорта. Они, кстати сказать, сложные. Но я научился их печь, хотя для этого пришлось вывести молочнокислые бактерии Delbrueckii. Бородинский и пумперникель – тоже прекрасные сорта, которые входят в число моих любимых.

Хлеб у нас не продается в полном смысле слова. Это пожертвование, которое идет на выплату кредита за храм

– Делитесь рецептами и секретами технологии с прихожанами?

– У меня нет каких-то особенных секретов. Поэтому я с удовольствием делюсь технологией хлебопечения. За годы увлечения хлебом у меня собралась очень внушительная библиотека по выпечке хлеба. Сейчас это где-то около 200 книг на более чем 10 языках.

– Двести?! И все прочитали?

– Большую часть я использую в своем увлечении. Так повелось на нашем приходе, что, когда уже сказана вторая проповедь (первая – после Евангелия), сделаны все объявления о приходской жизни, я представляю хлеб, который испек. Я рассказываю его историю, особенности технологии, из каких видов и типов муки он испечен. В каком-то смысле это такой маркетинг. Но как в духовной жизни, так и при приобретении хлеба, я хочу, чтобы выбор моих прихожан был осознанным и ответственным. Но хлеб у меня хороший! (смеется) Ну, а потом уже все подходят к целованию Креста.

«Я еще и сооснователь шахматного клуба»

– Я не могу не задать несколько вопросов о шахматной теме, потому что вы… освещали события чемпионата мира по шахматам! Вы играете с детства. Как получилось, что вы стали корреспондентом «Chess news»? С кем из звезд мирового масштаба удавалось пообщаться, и что вы можете рассказать об этих людях?

– Нет, это был не Чемпионат мира! Но это был самый сильный шахматный турнир на нашей планете, и мне посчастливилось освещать его в прессе. Да, в юности я занимался шахматами основательно. В Университете играл за сборную. В 14 лет я уже выполнил норму кандидата в мастера спорта. Играю и сейчас. Больше по Интернету, из-за отсутствия времени на поездки. Но иногда и в реальных турнирах участвую. Пару раз был призером в соревнованиях, проводившихся в Бергене. В Интернет-шахматах имею рейтинг 2380. Это неплохо.

А что до турнира, то пару лет назад я был на юге Норвегии, в Ставангере. Там должен был состояться очень крупный шахматный турнир с участием чемпиона мира норвежца Магнуса Карлсена и других самых сильных шахматистов мира. Так уж получилось, что турнир совпал с необходимостью посетить мою прихожанку в больнице. И я оказался в гуще событий. Крупнейший шахматный портал России, с редактором которого я был немного знаком, предложил мне взять несколько интервью у игроков, кроме того, я должен был вести фоторепортаж с места событий. Это было прекрасно! Я ходил в рясе, и рядом с крестом на груди красовался у меня бейджик прессы. Я был аккредитованным журналистом! Тогда, в 2014-м году, я и подумать не мог, что стану одним из соучредителей шахматного клуба в коммуне (муниципальное образование), где я живу. Мне посчастливилось взять интервью у отца действующего чемпиона мира Магнуса Карлсена.

Я ходил в рясе, и рядом с крестом на груди красовался у меня бейджик прессы

– По-норвежски?

– Да, конечно. Он был удивлен. Но это интервью я взял для нашей местной газеты, чтобы таким образом стимулировать шахматный интерес в нашем городке.

– Наверное, шахматный интерес в Норвегии и так достаточно высок? Все же иметь своего чемпиона мира – это серьезное дело.

– Шахматы сейчас на подъеме, это правда. Однако шахматы всегда были популярны в Норвегии. Достаточно вспомнить, что претендент на звание чемпиона мира Нимцович еще в 1920-е годы провел в Норвегии несколько лет жизни, путешествуя по стране с сеансами одновременной игры. Вслед за ним с сеансами страну посещал Рихард Рети. Шахматные клубы есть во всех крупных городах Норвегии. А я живу почти в деревне, и у нас шахматного клуба не было. Я спросил у Хенрика (отца Магнуса), мог бы его сын помочь нам организоваться в клуб? На что тот ответил в общих чертах, примерно как мы отвечаем: «Бог благословит». Но нас же учили читать между строк (смеется). Поэтому я расценил это как благословение.

Через 3 года мне позвонил человек, отвечающий за развитие предпринимательской деятельности в коммуне, и предложил встретиться, поговорить о шахматах. Мы встретились с ним и еще с одним шахматистом из нашего городка и пришли к общему мнению о необходимости основать шахматный клуб. Так что теперь я еще и сооснователь шахматного клуба. Надо ли говорить, что в 2017-м я снова был журналистом на турнире в Ставангере? Этот турнир был самым сильным в истории шахмат! Мне удалось взять интервью и сфотографироваться с тремя чемпионами мира – лучшими шахматистами нашей планеты. Ну, а наши воспитанники успели выиграть турнир в Бергене.

– Так гладко у вас все выходит, отец Димитрий. Но вот позвольте, я спрошу вас: какое самое серьезное испытание было в Норвегии для вас лично, вашей семьи и для прихода в целом?

– Наверное, я слишком тесно связан со своим приходом, потому что наши общие семейные испытания, мои личные испытания и испытания на прочность нашего прихода – все это и было одновременным испытанием для всех нас. Но это было уже очень давно. Из тех испытаний я вынес важный урок, который можно было бы выразить словами песни: «Но вечным остается дело рук, лишь только если верой одержим».

– Это – песня о Соловках, с которыми вас так много связывает.

– Да. Этот же урок касается и всей моей жизни.

– Скажите, государство как-то поддерживает православные общины в стране? Знаю, что в некоторых европейских странах это практикуется. Как вообще складываются отношения с властью? И, конечно, интересно, что происходило в отношениях между приходами и государством в период пандемии.

– В Норвегии до самого недавнего времени Лютеранская церковь была государственной церковью. Но мы никак не ущемлялись этим фактом. Наоборот. В Норвегии действовал и продолжает действовать принцип равноправия. В первую очередь это касается финансовой поддержки. Но и в целом государство очень уважительно относится ко всем религиям. Религиозных лидеров, которые, как правило, имеют иностранное происхождение, приглашают на специально организованные курсы на Теологическом факультете в Осло. По окончании можно получить квалификационные документы государственного образца. Курсы, кстати сказать, очень интересные. Они проходят на протяжении года-полутора, и преподают на них преподаватели университета. Это касается не только административных вещей, то есть обучения принципам демократии в принятии решений в приходской жизни, но и пастырской практики. Потому что в Норвегии священники в госпиталях, например, были всегда. И существует большое количество научных работ, связанных именно с пастырской работой в медицинских учреждениях, в частности, в области паллиативной медицины. Сейчас, в связи со всё большей открытостью общества к другим религиям, на такие должности в госпитали берут не только христиан. Например, в нашем университетском госпитале людям помогает имам из местной мечети. И, конечно, любой человек, исповедующий другую религию, имеет право пригласить священнослужителя своей веры. Для этого в госпитале есть специальный персонал, заботящийся о пациентах именно в этой сфере. Мне самому доводилось бывать в госпитале, именно по приглашению медицинских работников и пациентов: когда медики видели, что их пациент находится в сложной ситуации, они звонили и приглашали. Даже специальные, закрытые отделения госпиталя, в которых находятся люди, ограниченные в правах, не являются исключением в этом смысле. Государство широко сотрудничает с религиозными организациями, при этом не вмешиваясь без нужды во внутреннюю жизнь этих организаций.

Государство сотрудничает с религиозными организациями, при этом не вмешиваясь без нужды во внутреннюю жизнь этих организаций

Вообще, население в Норвегии государству доверяет. Поэтому и то, что касается пандемии, люди воспринимают с большим пониманием. Если же возникают какие-то сложности, то все вопросы решаются благодаря организациям, которые отстаивают интересы своих членов, типа профсоюзов. Вот позавчера коммунальные власти Бергена пригласили меня и других религиозных лидеров на online-конференцию, посвященную ситуации с коронавирусом в нашем городе. Это была хорошая, интересная конференция, с открытым обсуждением проблем религиозных организаций в период пандемии. Если говорить о том, как мы перенесли и переносим ограничения, связанные с пандемией, то мы безоговорочно следуем предписаниям властей в этом вопросе. При этом государство, хотя и закрывало храмы для посещения, оставляло нам возможность совершать богослужения. И хотя люди не могли непосредственно присутствовать за Божественной литургией, тем не менее могли причащаться даже в это тяжелое время. Я ездил и причащал всех желающих на дому. А часть прихожан приезжала к храму (мы выставили колонки, и люди могли слушать службу, находясь в своих авто), и я причащал их у храма. И, надо сказать, это было в каком-то смысле благословенным временем.

– Объясните, что вы имеете в виду.

– Понимаете, мы почувствовали, что мы – община, объединенная вокруг Христа. Это то, о чем я говорил уже раньше. Не язык, не культура, ни даже православный храм – Христос, вокруг которого мы собирались.

Не язык, не культура, ни даже православный храм – Христос, вокруг которого мы собирались

Как раз во время пандемии один мой друг, он тоже служит за границей, только в более экзотической стране, нежели Норвегия, прислал мне заметку о богослужебном Уставе. Я люблю уставные службы, это у меня еще из монастырских паломничеств. Но здесь я подумал вот о чем. На Поместном Соборе 1917–1918 гг. можно увидеть, как отцы-соборяне обсуждали возможность или невозможность служения литургии на просфорах не из чистой пшеничной муки, а также на вине, сделанном не из винограда. Пройдет еще буквально несколько месяцев, и многие из них окажутся в ситуации, когда не будет просфор вообще, а вместо вина придется использовать клюквенный сок. Не будет ни облачений, ни богослужебной утвари. Вместо епитрахили – чистая тряпочка с крестиком, нарисованным на ней огрызком химического карандаша, а вместо Чаши – чашка, прикрученная цепью к бачку с водой в бараке. А хлеб – это хлеб жизни с маленькой буквы, потому что цена пайки и равнялась жизни. И на этом хлебе совершали Евхаристию. Выйдя из лагерей и тюрем, по воспоминаниям многих людей, кто общался с исповедниками, сами исповедники продолжали служить в этих халатах, которые служили им фелонью, хотя имели возможность пошить себе облачения. К чему это я? Да к тому, что те страдания, которые обрушились на Церковь и на ее членов, вернули ее к тому времени, когда не было ничего. Был Христос и были ученики-апостолы. Оказалось, то, что нам казалось вечным и незыблемым, на поверку не таково. Вот и пандемия тоже совершила с нами чудесное превращение. Мы поняли, что самое главное – община, собранная во имя Христа. И эта община пойдет с Ним на Крест. А без всего остального можно временно обойтись. Это мой личный опыт переживания пандемии. Кстати, я общался со священниками – представителями других Православных Поместных Церквей здесь, в Норвегии, и они рассказывали, что пережили нечто подобное.

– Отец Димитрий, а как складываются отношения с представителями других конфессий, со священниками других Православных Поместных Церквей? Дружите?

– С другими конфессиями мы поддерживаем добрые отношения. О лютеранах и католиках я уже рассказывал, но и с другими конфессиями у нас вполне рабочие отношения. Мы часто встречаемся на различных религиозных форумах, где обсуждаем общие проблемы. Помните, я говорил, что норвежцы лояльны к государству за счет того, что существуют организации, защищающие их права? Вот и подобные форумы, где мы ведем дискуссии по поводу тех или иных решений государства, дают нам возможность ближе познакомиться. Но, конечно, в экуменических молитвенных собраниях мы не участвуем.

Я уже упоминал, что сейчас у нас несколько православных священников в Бергене. Мы не только сослужим друг другу, мы дружим семьями. И это прекрасно, потому что это еще одно свидетельство о нашей вере.

– Если кто-то из наших читателей соберется посетить Норвегию, что бы вы посоветовали посмотреть/посетить в Бергене и других городах?

– Норвегия – прекрасная страна. Но у нее есть только один существенный недостаток – дороговизна. Это шокирует не только туристов из стран бывшего СССР, но и жителей Евросоюза. Поэтому я бы посоветовал сначала хорошо спланировать свое путешествие. А мест в Норвегии – не перечесть. У нас и город красивый, и совсем недалеко фьорды, горы. Все это, в сочетании с историческими местами, создает удивительную гармонию. Ну, а если уж читатели окажутся в Бергене, я с удовольствием проведу экскурсию по достопримечательностям нашего города.

– Каковы ваши планы на ближайшее будущее?

– Планы просты: выплатить кредит, заказать иконостас, написать иконы. Чтобы храм приобрел традиционный православный вид. Мы уже приступили ко второй части реализации планов: заказали, выкупили и уже освятили прекрасную икону Покрова Пресвятой Владычицы нашей Богородицы. Это копия храмового образа из Покровской церкви в Кижах. Очень теплый образ и очень большой. Сейчас мы собираем средства на покупку другого образа – Новгородской школы, Спас на троне. Размером 140х100 см. Удивительно красивый! Эта икона будет располагаться на горнем месте.

– Спаси Христос за интервью, отец Димитрий! Ну, и в заключение задам наш традиционный вопрос: какие слова из Священного Писания особенно воодушевляли и поддерживали вас в трудные минуты жизни?

– Это самая большая радость – из Евангелия от Иоанна: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16).