«Инструкция по выживанию» в эпоху перемен

Черный воронок НКВД     

От автора: Мария Котар – супруга протоиерея Сергия Котар, много лет служившего в соборе Всех скорбящих Радость в Сан-Франциско, у мощей святителя Иоанна Шанхайского. Мы продолжаем истории о жизни ее родных – по их судьбам можно изучать историю России.

Отец Сергий и его супруга Мария Котар     

Дедушка и его сестры

Мой дедушка, Олег Иванович Исаев, появился на свет в 1894-м году в большой семье потомственного дворянина Ивана Ивановича Исаева и швейцарки Каролины Жоливе, в крещении Евгении. Из пятерых сыновей Исаевых только дед женился и продолжил род – все остальные его братья погибли в битвах Первой мировой, Гражданской или умерли от туберкулеза, вызванного голодом и холодом.

У дедушки было три сестры: Евгения (1900 года рождения), Ольга (1902 года рождения) и Елена (1906 года рождения). Девочкам, на первый взгляд, повезло больше, чем их братьям: им не пришлось принимать участия в военных сражениях. Но они понесли другие скорби, может быть, даже и более тяжкие. Но все по порядку.

Невский проспект Санкт-Петербурга начало 20 века     

Москва 1910 год     

Детство

Детство детей Исаевых было вполне счастливым. Старшая из сестер, Евгения, ровесница века, вспоминала:

«Зимы мы обычно проводили в Петербурге, летом уезжали в свое имение. Дома мы с Олей занимались музыкой и делали успехи. Два раза в неделю к нам приходила учительница музыки. К именинам мамы мы с Олей разучили в четыре руки вальс из ‟Спящей красавицы”. Мама, наверное, догадывалась, что мы готовим ей сюрприз, но виду не подавала. Пользуясь ее отсутствием, мы бежали скорей к пианино, стараясь выучить этот вальс наизусть.

Сочельник перед Рождеством, именины мамы и мои. Елку зажгли при закрытых дверях. Нас с Олей первых ввели в зал, и мы сразу сели за пианино и громко заиграли в четыре руки. Двери открылись, вспыхнул домашний фейерверк, гости входили, хлопая в ладоши, поздравляя всех. Наш с Олей номер кончился. Мама была очень тронута этим сюрпризом. Мою младшую сестричку Линетку, как мамочка ее называла, пригласил пожилой господин, папин приятель, на менуэт вокруг елки, и малютка очень изящно выступала, левой рукой держа кончик нарядного платьица».

Рождество в царской России     

Смольный

Все три сестры Исаевы были воспитанницами Смольного института благородных девиц. Этот институт был основан в 1764-м году и стал первым не только в России, но и во всей Европе государственным учебным заведением для обучения девушек, дабы «дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества».

Все три сестры Исаевы были воспитанницами Смольного института благородных девиц

Воспитанницы учились сначала 12 лет: с 6 и до 18. Позднее срок обучения был сокращен до 9 лет. В младших классах девочки носили практичную форму кофейного цвета и прозвище «кофульки». По мере взросления цвет формы светлел – от темно-синего до голубого и белого в старших классах: белый цвет старших воспитанниц был символом их возросшей аккуратности и образованности.

Смольный институт - девочки на занятиях     

Воспитанница 44-го выпуска Смольного, Александра Степановна Ешевская, вспоминала:

«Хоть учителя экзаменовали вообще довольно строго, но я выдержала экзамены довольно хорошо и была принята в пятый класс... все было так ново и интересно кругом и шло так быстро одно за другим, что думать было некогда, и я вошла, сама того не сознавая, как бы в другую, новую и интересную для меня жизнь.

Мне в тот же день выдали все книги и тетрадки и указали место в классе на одной из первых скамеек, и все вошло в свою колею. Я скоро привыкла к обиходу института. Мне очень пришлась по вкусу и по характеру тихая, чистоплотная и размеренная жизнь, полная труда и в то же время веселая от присутствия стольких подруг, одинаковых по рождению и воспитанию и, следовательно, очень подходящих друг другу.

Я много читала и слышала много личных мнений довольно серьезных людей о том, что закрытые заведения портят детей и отбивают их от родных семей. Это, к несчастью, очень распространенное, как бы ходячее мнение вовсе несправедливо... Испорченные дети приходят из семьи, и, надо правду сказать, их было, к счастью, у нас очень немного. Я помню, за все мое пятилетнее пребывание в Смольном, только три или четыре случая, когда начальство института должно было предложить родителям взять их дочерей обратно. Надо заметить, что всех воспитанниц на Николаевской половине было 700 человек в то время. Все девочки моего класса были воспитаны ровно до такой степени одинаково, что я не помню никаких историй, никаких сует, никаких неприятностей ни между нами, ни между нами и начальством. Конечно, были иногда столкновения, но это все были случаи, ничего серьезного, ничего дурного в себе не имевшие...».

Смольный институт Урок рукоделия     

Евгения о Смольном

Старшая из сестер, Евгения, писала о Смольном подробно так:

«Отдали меня в Смольный институт... Классная дама привела меня в мой 6-й класс, по-французски скомандовала нам: построиться в пары. Нас отвели на третий этаж, где находились дортуары. Это были просторные комнаты, где удобно были установлены кровати с тумбочками для двоих. Проходить надо было через умывальную комнату с одним окном, по правой стороне которой находились десять умывальников с мраморными раковинами. Вода была только холодная. Воспитанницы должны были иметь из дома необходимые принадлежности: зубной порошок, щетку, мыльницу с туалетным мылом, белый, под слоновую кость, гребешок, натуральную морскую губку, мочалку для бани, дозволен был одеколон и крем для рук.

Нас обслуживали две так называемые ‟сенные девушки”, одна уже в летах, другая еще молодая, одетые в форму: светлое платье в синюю клетку и белый передник. Обе очень милые. Они расчесывали густые длинные волосы воспитанницам. Раздеваясь, каждая воспитанница должна была сложить по форме белье на табуретке и надеть ночную рубашку. Камлотовые форменные платья выносились в коридор, где на стенке около входа в дортуар находилась вешалка с именными крючками... За этим положено было следить дежурной по классу. Инспектриса делала обход, замечала все недостатки и приучала нас к безукоризненному порядку.

Смольный институт Катание с горки     

Утром подъем в 6 часов. От звонкого колокольчика, разносившегося по длинному коридору, где находились все дортуары, мы вскакивали с постели и вперегонки бежали в умывальную занять кран. Мыться полагалось по пояс холодной водой. К 8-ми часам шли парами завтракать. В среду и пятницу – постные дни. Полагалась порция горячей каши с подсолнечным маслом. Иногда был винегрет или картофельный салатик и чай с институтской выпечки булкой. В скоромные дни давали хорошую порцию сливочного масла и горячее мясное блюдо: рагу, плов или котлету.

После завтрака шли в класс, чинно. Разговаривать громко не полагалось. Еще до начала уроков классная дама, день – немецкая, день – французская, ежедневно диктовали нам диктовку. В большую перемену нам приносили в рекреационный зал в большой плетеной корзине аккуратные кусочки свежего черного хлеба институтской выпечки на перекус. Это мы очень любили, и хотелось всегда поймать горбушку.

Смольный институт Урок гимнастики     

После трех уроков мы шли опять парами обедать... После обеда нас водили на двухчасовую прогулку. Ливрейный швейцар, очень представительный, открывая нам широкие двери, с приятной улыбкой приветствовал нас, называя барышнями. Мы тоже улыбались ему. В большинстве случаев мы выходили в Институтский парк. Там было много разных развлечений: высокие ледяные горки, расчищенный каток, были лыжи, качели и гигантские шаги, но это уже в теплое время. Вернувшись с прогулки, готовили заданные на завтра уроки. В 9 часов поднимались в дортуар, и день заканчивался.

Смольный Урок игры на арфе     

Всех нас учили и игре на фортепиано. Для этого в верхнем этаже находился ряд небольших квадратных комнат в одно окно, выходящее в парк. Некоторые способные ученицы там же учились играть на скрипке, на арфе. Для урока танцев полагалось снимать пелеринки и белые рукавчики, оставаясь в платье с передником. Инспектриса в это время невидимо присутствовала на хорах и следила за нашим поведением. На гимнастику мы переодевались в белые майки и синие брючки до колен. С 4-го класса мы стали изучать кулинарию и ведение домашней кухни. Начальница по очереди приглашала нас к себе на званый обед, чтобы знакомить с сервировкой...».

На катке     

Жизнь после революции

В 1917-м году мама, Евгения Исаева (Каролина Жоливе), моя прабабушка, уехала в Женеву к тяжелобольному отцу и не смогла вернуться из-за революции, папа, Иван Иванович Исаев (мой прадедушка), воевал вместе с сыновьями в Добровольческой армии, затем оказался в Китае и умер в Манчжурии в 1931-м году.

О том, как жили сестры одни в Петрограде после революции, старшая сестра, Евгения, писала:

«Наша жизнь изменилась: мы остались нищими, и надо было подумать, как прокормиться. Мы с Ольгой стали искать работу… Город был грязным и разоренным. А я помнила его блестящим и многолюдным, с извозчиками и лихими тройками, с дворниками в белых передниках, с номерными бляхами на груди...».

Город после революции     

Ольга

Наиболее трагичной и короткой из девочек Исаевых оказалась жизнь средней – Ольги. Она умерла в 47 лет, оставив сиротами трех горячо любимых детей.

Ольга была самой музыкальной из сестер, и после революции брала частные уроки музыки у скромного, немного близорукого молодого человека в пенсне. Это был Андрей Алексеевич Абаза, сын адмирала и помощника Главноуправляющего торговым мореплаванием и портами Российского императорского флота.

Семья Абаза перед Первой мировой войной     

Замужество Ольги

Андрей родился в 1903-м году (на год моложе Ольги) и был талантливым музыкантом. Он мечтал о консерватории, но после революции ему, как сыну адмирала, путь туда был заказан: теперь туда принимали только детей рабочих и крестьян. Андрей со своим происхождением отчаялся найти работу и давал частные уроки музыки, одной из его учениц и стала Ольга Исаева. Молодые люди полюбили друг друга, тайно обвенчались, а потом решили, что им, как детям дворян, лучше держаться подальше от столицы и от властей.

Бухара

Уехали они в 1923-м году в Бухару (с 1920 года стала столицей Бухарской народной советской республики). Здесь у них родились две дочери: Наташа (1924 год) и Оля (1929 год). Андрей Алексеевич Абаза стал работать в Палате мер и весов, а Ольга Ивановна занималась детками.

В 1930-м году Андрей был арестован по ложному доносу за связь с басмачами и посажен в тюрьму, где получил острый суставной ревматизм. Ему было всего 27 лет. Эта болезнь представляла серьезную проблему для жизни людей вплоть до середины XX века, когда был открыт пенициллин. Смертность в 1930-е годы от острого ревматизма доходила до 40%.

Ольга с шестилетней Наташей и младенцем Олечкой ходила по разным инстанциям, хлопотала за тяжелобольного мужа, убеждала, что он не имеет никакого отношения к басмачам. Видимо, бредовый характер обвинения был понятен даже представителям власти, поскольку через четыре с половиной месяца Андрея отпустили.

Абаза Андрей Алексеевич и Ольга Ивановна Абаза-Исаева     

Петроград

После освобождения Андрей с Ольгой решили вернуться в Петроград, ведь в связях с басмачами их могли обвинить снова и когда угодно. Они собрали дочерей и отправились в любимый город, который с детства знали как Санкт-Петербург, а потом Петроград. Только уезжали они из Петрограда, а приехали в Ленинград (с 1924 года).

Андрей Алексеевич устроился работать техником-сметчиком в строительную контору, и каким-то чудом ему удалось заочно поступить в Строительный институт. В 1932-м году родился сынок, назвали в честь деда – Алексеем. Семье дали небольшую двухкомнатную квартирку в деревянном бараке. Казалось, что жизнь налаживается. Но не тут-то было!

Паспортизация и «лишенцы»

В январе 1933 года началась паспортизация населения. Паспорта, а следовательно, и прописку, не получали «лишенцы» – люди, лишенные избирательных прав: кулаки, дворяне, священнослужители, бывшие заключенные и ссыльные, а также члены их семей. Государственная служба и профессии умственного труда, как и высшее образование, были им также недоступны.

«Да, я большую ошибку сделал, когда выбирал себе родителей»

За 8 месяцев 1933 года из Москвы выдворили более 200 тысяч человек, из Ленинграда – почти полмиллиона. Многие из тех, кто заранее были уверены в отказе на получение паспорта, прятались по чердакам, подвалам, сараям... Власти устраивали облавы, обыски, проверки. Многие знакомые и друзья Исаевых-Абаза были вынуждены уехать из Ленинграда или скрываться.

Андрея несколько раз вызывали для неприятных разговоров, один раз он сказал властям:

«Да, я большую ошибку сделал, когда выбирал себе родителей, если бы я предполагал, как все обернется, то, конечно, выбрал бы себе семью нашего дворника».

Проверка документов 1934 год     

Евгения

13 декабря 1934 года Ольга Исаева-Абаза и ее муж, Андрей Абаза, праздновали именины Андрея. В гости пришла старшая сестра Ольги, Евгения Исаева. Приехали несколько старых друзей, они засиделись, вспоминали о прошлом, разошлись поздно. Евгения заснула как убитая, лишь положив голову на подушку. Проснулась оттого, что Ольга, стоя на коленях возле ее изголовья, обнимала и целовала ее.

Евгения вспоминала позднее:

«Проснись, Женюша, проснись, – взволнованно и ласково шептала Ольга, – за тобой пришли из Большого Дома, а я думала – за Андреем, но им нужна ты, предъявили ордер на арест.

Внизу у подъезда стоял зловещий ‟Черный ворон”. Меня подсадили в заднее, очень узкое помещение, с решетчатым окошечком, где сильно пахло карболкой. Я с трудом поместилась на скамеечке, больше похожей на жердочку для птичек. Через стенку, в которую упиралась моя спина, я почувствовала, что в середине кузова тоже находились люди…

Все казалось мне невероятным и необъяснимым. В окошечко было видно, как мы ехали по Литейному проспекту. Свернув на Шпалерную, ‟Черный ворон” остановился у деревянных ворот. Их открыли не сразу. 3атем въехали под арку, в конце которой были следующие железные ворота. Лязгнули замки, и ворота с металлическим скрипом распахнулись.

Меня первую отвели в помещение, сдали очень суровой, уже не молодой надзирательнице. Она раздела меня догола. Обыскав одежду, заставила меня, к моему великому удивлению, пять раз глубоко присесть, как на гимнастике, и еще раскрыть широко рот, что вызвало у меня непреодолимое желание показать ей заодно язык…

Только на 13-й день, в 10 часов вечера, меня вызвали к следователю, который ошеломил меня, сообщив, что я обвиняюсь в соучастии в убийстве Кирова. Это было так нелепо и так невероятно, что я невольно засмеялась. Мое следствие тянулось три месяца. Допрашивали меня только по ночам. Следователь очень старался придать моему делу серьезный политический характер, но за неимением подтверждений шпионаж и группировка сами собой отпали. Остался 10-й пункт 58-й статьи – антисоветские разговоры, не требующие улик и доказательств.

Мое преступление заключалось в том, что я в присутствии моих гостей подняла бокал вина, чокнулась и выпила со своей подругой за старый Смольный, где мы с ней много лет учились, и еще в том, что я якобы пела вместе с сестрой царский гимн. Он спутал, мы пели с Ольгой «Коль славен» (музыка Глинки), где про Царя вовсе не упоминается. Для большего подтверждения я предложила следователю тут же спеть этот гимн, чтобы познакомить его со словами и чудесной музыкой, но он рассердился и предложил мне быть серьезнее».

Евгению выслали в Актюбинск, где она и жила до окончания ссылки.

Репрессированный князь Долгоруков     

Помощь свыше

Вскоре, в 1935-м году, выслали из Ленинграда в Саратов и Андрея Абаза. Старшая дочка Андрея и Ольги, Наташа, вспоминала позднее об этом периоде жизни так:

«Папа искал в Саратове работу и жилье. Мама с нами оставалась пока в Ленинграде. У нас началась корь. Положение было очень тяжелым. Мама была совсем без средств к существованию. И вот в такой критический момент совершенно неожиданно к нам пришла помощь, явно посланная свыше. В один прекрасный день к нам приходит пожилой мужчина. Спрашивает о папе. Мама все рассказала.

Как выяснилось, в прошлое время он служил поваром в семье Абаза, нашего деда. Он сказал, что чем-то очень обязан нашей бабушке. В это время, когда он появился у нас, он служил поваром в Смольном, в самом нашем правительственном месте. Он увидел наше положение и решительно взял все в свои руки. Дал маме какие-то деньги на питание, приносил продукты из столовой, не разрешил ничего продавать из вещей. Заказал упаковку для пианино и других вещей и все сам отправил в Саратов».

Так Ольга с детьми поехала к мужу в Саратов.

Плакат 1930-х годов     

Последнее семейное Рождество

Через год высылку отменили, и они опять вернулись в Ленинград. Ненадолго. В 1938-м году власти снова вспомнили, что Андрей Абаза – сын царского адмирала.

Это было последнее счастливое Рождество, которое они праздновали всей семьей

На Рождество дети Ольги и Андрея положили под елочку свои туфельки и утром нашли там подарки (с 1935 года разрешили ставить запрещенные ранее елки). И это было последнее счастливое Рождество, которое они праздновали всей семьей. Правда, Андрей сильно болел: от всех испытаний, выпавших на его долю, у него на ногах часто появлялись фурункулы, поднималась высокая температура. Так было и на это Рождество, но они были вместе – и радовались празднику.

Ольга Ивановна Исаева - Абаза     

Он был обречен и знал об этом

На следующий день к ним пришли чекисты. Они показали ордер на арест Андрея, и Ольга начала плакать, доказывать, что муж болен, что с такой высокой температурой его нельзя никуда везти, но ее слова, конечно, не произвели на чекистов никакого впечатления.

Они устроили обыск, но не могли найти ничего, что сошло бы за улики. Наконец один из них нашел внутри пианино коробочку с письмами – переписку Ольги и Андрея до их женитьбы, которую Ольга хранила как память, но прятала от детских глаз. Эти письма, как важная улика «преступной» деятельности, были конфискованы вместе с фотографией деда Алексея Михайловича Абаза – единственной его фотографией в адмиральской парадной форме. Дети навсегда запомнили, как ухмылялся чекист, когда держал в руках стопку писем, перевязанных розовой ленточкой, – память о любви их родителей.

– Зачем это вам, ведь это личная переписка?! – воскликнула Ольга.

– Это улика!

Андрей с трудом встал с постели и втиснул больные ноги в ботинки. Его забрали в третий раз, и теперь уже окончательно. Прежде чем сесть в «черный воронок», он помахал жене и детям в окне рукой – они рыдали. Андрей очень любил свою семью, своих ребятишек, мечтал сам учить их своей любимой музыке. Ему было всего 35 лет – и он был безвинно обречен на смерть.

Ольга осталась с детьми одна

Приговорили Андрея к 8 годам лагерей, где он и погиб уже через 3 года – 19 сентября 1941. Реабилитирован прокуратурой Ленинграда в 1998-м году.

Ольга осталась с детьми одна. За плечами было счастливое детство, Смольный, голод и холод революционного Петрограда, тревожная Бухара, три ареста любимого мужа, которого она больше никогда не увидела.

Сестра Андрея, Елизавета

Похожая судьба была у старшей сестры Андрея – Елизаветы Андреевны Абаза (1892–1941). После окончания гимназии она пошла на курсы Красного креста и с 1912 года работала сестрой милосердия. С 1914 по 1917 год была на фронте, спасала раненых русских воинов, не щадя собственной жизни. Была награждена Георгиевской медалью за храбрость.

Вернувшись с фронта, продолжала работать в госпиталях, потом – счетоводом, машинисткой в разных учреждениях Ленинграда. Кому мешала эта скромная одинокая женщина? Она даже не успела стать женой и матерью: ее юность и молодость прошли в служении Родине и ближним...

Елизавета была арестована вскоре после младшего брата, исключительно за свое происхождение, выслана в Саратов и умерла в ссылке в 1941-м году. Реабилитирована в 1989-м году.

Елизавета Абаза сестра милосердия дочь контр-адмирала Абаза     

И снова арест

По окончанию высылки старшая сестра, Евгения Исаева, поехала жить в Выборг, а после ареста мужа, Андрея Алексеевича Абаза, к ней присоединилась и Ольга с детьми.

Обеих сестер арестовали 2 июля 1941 года.

Сначала пришли за Ольгой. Двое угрюмых мужчин в штатском предъявили ордер на арест и увели ее. Было 11 вечера, разбуженные дети едва успели проститься с матерью и плакали. Евгения утешала племянников, но сама вся дрожала: теперь ей предстояло везти детишек в эвакуацию одной.

«Тройка» осудила обеих заочно и приговорила к 5 годам лагерей. Сестер отправили на лесоповал

Внезапно дверь, оставшаяся приоткрытой после ареста Ольги, снова распахнулась, и опять вошли двое уже других угрюмых мужчин в штатском. Они точно также предъявили ордер на арест и увели от рыдающих ребятишек теперь уже их тетю Женю.

В коридоре городской тюрьмы Евгения встретилась с Ольгой. «Как, и тебя взяли?! А как же дети?» Разговор сестер резко прекратили, и два конвоира повели их в разных направлениях. «Тройка» осудила обеих заочно и приговорила к 5 годам лагерей. Сестер отправили на лесоповал, Евгению – в Вятлаг Кировской области, Ольгу – в Горьковский лагерь, на станцию Сухобезводное.

Женский лагерь     

Дети остались одни

Дети вспоминали позднее, что у них была очень хорошая соседка – Бася Яковлевна Брусиловская, она видела, как сестер арестовали, и позаботилась о ребятишках. Старшая, Наташа, пыталась добиться свидания с мамой, но вышедший к ней офицер смотрел на нее так подозрительно, что девочка поняла: ее тоже могут арестовать. Бася Яковлевна сказала детям:

– Нужно срочно уезжать, у Наташи уже есть паспорт, ее тоже могут забрать. Мы едем в Актюбинск.

Так трое детей (Наташа – 16 лет, Оля – 11 лет, Алеша – 9 лет) поехали в эвакуацию одни – наверное, мысль об этом была самой страшной для их матери, Ольги Исаевой, все 5 лет заключения. На лесоповале она получила тяжелую травму руки, которая осталась практически парализованной.

Женщины в лагере     

О младшей сестре Леночке

О младшей сестре Исаевых, Леночке, известно меньше, чем о старших, которые держались вместе. Известно, что трудилась она с юности медицинским работником, в начале Великой Отечественной войны была сразу же мобилизована и работала в госпитале под Инкерманом около Севастополя. Когда госпиталь оказался в руках немцев, Елена попала в плен и была отправлена в лагерь Дахау.

Бежала оттуда в группе из 19 русских пленных, причем была среди них единственной женщиной. Они попали к союзникам, потом вернулись на Родину, но там их тоже ждали испытания, как бывших пленных: Леночка проходила через допросы и проверки, ей не выдали паспорт, а только временное удостоверение, были проблемы с жильем и работой...

После лагерей

Среднюю сестру, Ольгу Ивановну, освободили в 1946-м году, и была она еще молодой женщиной. Наконец-то вернулась к детям – 21-летней, уже взрослой, Наташе, 16-летней Оле и 14-летнему Алеше. Дети были счастливы снова увидеть любимую мамочку, но работы в лагере на лесоповале не прошли для нее бесследно: через 3 года, 21 марта 1949, ее не стало. Похоронена Ольга Ивановна Исаева-Абаза на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.

В лагере     

Евгения, осужденная, как и Ольга, на 5 лет, не вышла на свободу в 1946-м году: она умудрилась получить добавочный срок, уже будучи в лагере. Отвергла домогательства вольнонаемного мужчины из лагерной обслуги, и на нее был написан ложный донос. Ей добавили 8 лет – итого 13 лет лагерей. Правда, освободили ее немного раньше.

Отвергла домогательства вольнонаемного мужчины из лагерной обслуги, и на нее был написан ложный донос

В лагере Евгения узнала о смерти сестры, и уполномоченный даже показал ей последнее письмо от Ольги. Словно в насмешку, помахал перед ней этим письмом, но в руки не дал. И как она ни упрашивала его позволить ей прочитать последнюю весточку от любимой сестры – он не разрешил.

Евгения Ивановна Исаева вышла на свободу и прожила еще долго. Умерла в 1993-м году, на 93-м году своей многоскорбной жизни. Упокоилась она, как и родилась, в Санкт-Петербурге, пережив те годы, когда город был Петроградом и Ленинградом.

Евгения Ивановна Исаева     

Душа, лишенная Божественной благодати, страдает сама и причиняет страдания другим

Почему уполномоченный в лагере был так безжалостен? Ведь никто не заставлял его лишать несчастную женщину последней весточки от умершей сестры? Почему так беспощаден был чекист, который с глумливым смехом конфисковал романтические письма жениха и невесты, Ольги и Андрея Абаза, называя эти письма уликами?

Да, эти люди выполняли свою работу и, возможно, не имели сил, чтобы сопротивляться машине репрессий, или до конца не осознавали происходящее, или не верили в невинность тех, кого арестовывали. Но ведь никто не требовал от них еще и насмехаться над беспомощными узниками и мучить их?

Но ведь никто не требовал от них насмехаться над беспомощными узниками и мучить их?

Видимо, когда человек сознательно отворачивается от Бога, становится сознательным атеистом, – ему бывает трудно удержаться даже в границах простой человечности. Душа его, лишенная Божественной благодати, страдает сама и причиняет страдания другим.

И, напротив, верующий человек не озлобляется в скорбях и гонениях, а несет их с упованием на Бога и надеждой на всемогущий Промысл Божий.

За все Тебя, Господь, благодарю!

Мы хотим закончить наши истории письмами, которые писала из лагеря своим детям Ольга Исаева-Абаза. А в письмах – стихи Бунина:

За все Тебя, Господь, благодарю!
Ты после дня тревоги и печали
Даруешь мне вечернюю зарю,
Простор полей и кротость синей дали...

И обращение к младшему сыну:

«Дорогой мой сынок Алеша! Твоя мамочка шлет тебе свой нежный поцелуй и крепко тебя обнимает. Напиши мне, мой милый белый мишутка, как ты учился? Хорошо ли ты себя ведешь? Помни, мой любимый сыночек, что тебе надо быть очень добрым с сестрами… Как я буду гордиться тобой, если ты будешь хорошим мальчиком! О, как мы будем счастливы, когда соберемся вместе – папуленька наш дорогой, я, вы... Как хорошо мы заживем! Только будь умницей и не огорчай старшую твою сестричку Наташеньку – твою маленькую маму. Целую тебя тысячу раз крепко, крепко. Твоя мама».

А из лагеря Ольга привезла с собой листок, на котором ее рукой была переписана молитва святителя Филарета (Дроздова):

«Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя? Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя.

Отче! Даждь рабу Твоему – чего сам я и просить не умею. Не дерзаю просить – ни креста, ни утешения! Только стою пред Тобою; сердце мое – отверсто. Ты зриши нужды, которых я не знаю. Зри! – и сотвори со мною по милости Твоей: порази и исцели, низложи и подыми меня.

Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Предаюсь Тебе. Нет у меня желания, кроме желания – исполнить волю Твою... Научи меня молиться. Сам во мне молись. Аминь».