Протоиерей Сергий Стаценко: «Господь всегда рядом с нами!»

Сергий Стаценко по собственной воле принял Крещение в 12 лет, а затем на несколько лет покинул Церковь. Получив высшее образование, но так и не став офицером в Таджикистане в горячие 1990-е гг., он поступил в семинарию и стал священником. Сегодня отец Сергий – один из самых известных православных священников Узбекистана, председатель Просветительского отдела Ташкентской епархии, проректор по учебной части Ташкентской духовной семинарии, настоятель храма Святого благоверного князя Александра Невского в Ташкенте.

«Я даже не помышлял о священстве»

Протоиерей Сергий Стаценко – Отец Сергий, для начала немного расскажите о себе: где родились, где выросли, где учились?

– Я родился в 1974-м г. в Таджикистане. Почти все время до поступления в семинарию прожил там. В 1999-е г. я поступил в Ташкентскую духовную семинарию, предварительно закончив в Таджикистане государственный университет и отслужив после учебы в армии.

С 1999 г. по 2003 г. учился в семинарии. Потом оставили преподавать в ней. Был клириком кафедрального собора. Сейчас являюсь настоятелем храма Святого Александра Невского на Боткинском (Первом городском) кладбище Ташкента.

– Когда вы приняли Крещение и стали ходить в храм?

– Крещение я принял в 1986-м г., когда мне было 12 лет. Это был плод своего рода духовного поиска, хотя в таком возрасте о поиске говорить, может быть, большого смысла и нет. Походил я в храм после Крещения ровно 3 дня, а потом исчез из Церкви на 4 года.

После этого вхождение в Церковь у меня было более сознательным. С 16 лет, с 1990 г. я начал регулярно ходить в храм. Сам приход в храм был связан с рядом обстоятельств. В храм я пошел на основе, можно сказать, «этнических интересов». При храме была организована казачья община, и я, как имеющий казачье происхождение, пошел туда, где атаман сказал: «Сначала мы решаем вопросы духа, потом вопросы тела». То есть мы сначала должны были стоять на богослужении, потом уже мы занимались какими-то текущими делами. Это было в Душанбе, в Таджикистане.

Если говорить о Крещении, то в храм меня привели крестить не взрослые. У меня умер двоюродный дядя, я пошел на похороны. А когда процессия ушла на кладбище, я остался в храме и попросил меня крестить. Мне пошли навстречу. Священник нашел время, дали крестик, нашли полотенце. Вот тогда и состоялось мое первое вхождение в православную веру.

– Как отнеслись к вашему Крещению окружающие?

– Дело в том, что меня собирались крестить и раньше. Семья была не традиционно, а, скорее, исподволь религиозной. Но все как-то не получалось. Тетки, дядьки собирались крестить, но в итоге крестился я сам.

Когда я сознательно пришел в Церковь, Советский Союз находился в преддверии развала. На тот момент религиозность особых проблем не создавала. Походы в храмы быстро вошли в моду. Все воспринимали это скорее положительно. А в храм привели меня мои дядьки. Мои друзья, товарищи по детским и юношеским играм и увлечениям, чуть позже пошли за мной.

– Когда вы решили стать священником?

– Очень сложно сказать, когда созрело такое решение. Скорее, сами обстоятельства жизни меня подталкивали к этому решению. Дело в том, что, начиная служение Церкви, будучи пономарем-алтарником, я даже не помышлял о священстве, считая, что легче сделать, например, военную карьеру. До вступления в алтарники я поступил в Таджикский государственный университет на факультет радиофизики и электроники. Гражданская война^[1] где-то на полгода оборвала учебу, но потом я все же закончил вуз.

Мой настрой был таков: как меня будет направлять воля Божия, так я и сделаю

Сами обстоятельства подталкивали к священству. Даже поступив в семинарию, я еще не решался быть священником. Мой настрой был таков: как меня будет направлять воля Божия, так я и сделаю. Когда Митрополит Владимир (Иким) сообщил, после того как я вступил в брак, что скоро состоится рукоположение, даже разговоров о согласии не было: я уже пошел по тому пути, на который меня направил Господь.

– К тому времени у вас уже был приличный жизненный опыт. Вы даже отслужили в армии…

– Да. В свое время с мамой и братом мы перебрались из Таджикистана в город Ноябрьск Тюменской области. Я прожил там полтора года. Когда в 1990-м г. в Таджикистане начались волнения, я приехал туда с геройским позывом – защищать своих родных и близких. Кончилось тем, что я остался, а все родные разъехались.

Во время учебы в университете я поставил себе задачу – по окончании вуза стать офицером. Военную кафедру, здание у нас взорвали, и я не мог получить звание, когда обучался в университете. Поэтому призвался рядовым добровольцем в армию. Решил со временем стать офицером, завести семью, одновременно служить в войсках.

Меня, как человека с высшим образованием, после «учебки» взяли в штаб одной из войсковых пограничных учебных частей.

Но в армии не сложилось. Психологически я там не прижился – начались конфликты со старшим начальством, я надорвал здоровье, переживая, что оставил Церковь. Я – старший пономарь при соборе – оставил храм без попечения, младшие пономари были не обучены. Каждый выходной день я рвался в увольнительную, в храм. Потом отрабатывал по полной программе: всю неделю почти не спал (максимум 3–4 часа в день), работал.

Я дал обет: если выйду из этих трудностей с нормальной совестью и рассудком, то буду поступать в Ташкентскую духовную семинарию. Поступить туда меня уговаривали многие, даже наш владыка – Митрополит Владимир, когда приезжал в Таджикистан с архипастырской поездкой. Но я игнорировал призывы. Конечно, это, скорее всего, был состоянием прелести и гордыни. Потом я решил просто положиться на волю Божию.

Из армии я вышел с определенными навыками. Армия дала крепость веры. Я убедился на многочисленных примерах, что молитвы в экстремальных ситуациях в армии были явно услышаны Богом. Он не просто не медлил с исполнением просимого, чтобы испытать, а исполнял все сразу, причем весьма неожиданным образом.

Из армии я вышел с определенными навыками. Армия дала крепость веры

– Говорят, в армии вы редактировали газету.

– Редактировал, только но не в армии, а до службы в армии. Во время войны, когда я с друзьями только начинал свой путь в Церкви, мы познакомились с замечательным человеком – подполковником Алескендером Рамазановым. Более патриотичного человека я не видел. Он работал в «Красной звезде», прошел Афганистан. Он создал уникальнейшую военную газету 201-й дивизии «Солдат России».

К нему меня привел мой друг. Нам предложили создать газету-приложение к «Солдату России», носящую церковный характер. Газету мы назвали «За други своя». В газете появились мои первые письменные работы, появились журналистские навыки, ушел страх перед созданием текстов.

«Солдат России» и наше приложение к нему на тот момент восполнили духовно-информационную нишу для русскоязычного населения в плане аналитики и даже развлекательных материалов, не теряя своего лица. Эта газеты расходилась в киосках столицы Таджикистана быстрее всех.

После моего переезда в Ташкент газета «Солдат России» в том же формате больше не выходила. Со временем она из серьезного издания превратилась в боевой листок, где прописывались правила тушения пожаров, техника безопасности – и только…

«Значительная часть людей пришла в Церковь более сознательно»

– Вы служите священником в Ташкенте с 2001 г. Что изменилось за эти 20 лет? Какова сегодня жизнь православного Ташкента?

– Изменилось многое. Епархия преобразилась внешне. Построены и реконструированы многие храмы. Реконструирован кафедральный собор. Это можно вменить в заслугу правящим архиереям, поскольку именно им принадлежат инициативы, и они же находили средства и возможности все это сделать.

Если говорить о жизни епархии, то, коротко можно сказать, произошел определенный дрейф. Люди ушли от Церкви как от некоего модного явления, увлечения, которое должно было удовлетворить их душевные и эмоциональные запросы. Сейчас значительная часть людей присутствует в Церкви более сознательно, чем раньше. Другая часть людей по-прежнему воспринимает Церковь исключительно как комбинат ритуальных услуг. Происходит разделение на христиан практикующих и людей, только отождествляющих себя с православной традицией.

Происходит разделение на христиан практикующих и людей, только отождествляющих себя с православной традицией

Со сменой правящих архиереев изменилась и направление епархиальной политики. С прибытием на кафедру Митрополита Викентия (Мораря) упор был сделан на просветительскую и социальную работу. Сейчас, подводя определенные итоги, можно говорить, что у нас особенно развита социальная работа. Просветительская работа идет на тех приходах, где настоятель проявляет энтузиазм в деле просвещения. Есть и очевидные плоды. Наверное, более половины постоянных прихожан, если говорить о храме, где я служу, появилось благодаря огласительным беседам.

– Являясь проректором Ташкентской духовной семинарии, вы не понаслышке знаете всю стороны жизни этой духовной школы. Расскажите о жизни семинарии.

– Ташкентская духовная семинария существует с 1998 г. Первым ректором был Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир (Иким). Второй ректор – нынешний правящий архиерей, Митрополит Викентий (Морарь).

Учебный процесс ориентируется на учебные программы, которые спускает нам Учебный комитет Русской Православной Церкви. В этом отношении какого-то эксклюзива в нашей семинарии нет. Вводится только региональная компонента: история Узбекистана, узбекский язык, правоведение, Конституция Узбекистана. Эти дисциплины необходимы как общеобязательные предметы для получения высшего образования.

Семинария имеет 3 отделения: Пастырско-богословское (где дается высшее образование), Катехизаторское и Регентско-певческое (оба дают среднеспециальное образование). Насколько я знаю, Катехизаторское отделение было создано при семинарии впервые в истории Русской Православной Церкви. Сейчас подобные отделения вроде бы есть в ряде других семинарий. В основном там учатся девушки. Обучение рассчитано на 3 года. Это наша изюминка.

Нашей особенностью стало то, что семинария на протяжении ряда лет работала еще и по выездной системе. Когда возникли визовые сложности и сложности с пересечением границ граждан Кыргызстана и Таджикистана, наши преподаватели выезжали в эти страны, где проводили установочные лекции и экзаменационные сессии.

Мы живем, стараясь соответствовать запросам, которые диктует современная жизнь Церкви. Но есть отдельная проблема. Некоторые законы, которые позволяют, например, в России, семинариям быть аккредитованными государством, этого не позволяют нам. Мы живем в несколько устаревшей образовательной системе. Хотя мы и перешли на Болонский образовательный стандарт, но многое осталось от старого специалитета. В этом отношении мы отличаемся от других семинарий. Говорить об этом как о положительной или отрицательной особенности нашей семинарии не приходится. Новый стандарт имеет как некоторые отрицательные, так и свои положительные стороны. У нас больше присутствует старые стандарты. Мы не можем принять некоторых установочных положений, которые нам спускает Учебный комитет, поскольку он ориентирован на законодательство России. Жизнь семинарий в России приурочена к тому, чтобы получить в итоге государственную аккредитацию. У нас такая задача не стоит.

Есть мысль, и я ее высказывал руководству Учебного комитета, чтобы наша семинария стала филиалом какой-нибудь крупной российской духовной школы, например, Московской духовной академии. Вот тогда можно ориентироваться и на аккредитационные стандарты и формировать учебный процесс так, чтобы он соответствовал всем запросам и критериям. То есть хотелось бы, чтобы наша семинария, по сути дела, стала филиалом российского вуза. Подобное в Узбекистане практикуется, на уровне законодательства это возможно. Но это пока только мечты.

– Что касается студентов семинарии. Откуда они? Из Узбекистана или из других государств Средней Азии? Как на сегодняшний день изменился уровень знаний абитуриентов по сравнению с ситуацией 10–15 годами ранее?

– Состав абитуриентов представлен в основном ребятами из Узбекистана. Бывало так, что значительная часть студентов была из Киргизии. Бывало так, что иностранцев, т.е. граждан Киргизии, Таджикистана, Туркменистана, Казахстана и даже России, было гораздо больше, чем студентов из Узбекистана. Каждый год имеет свое «лицо» в отношении студенческого состава.

Но мы по-прежнему являемся семинарией для четырех среднеазиатских республик. Сейчас складывается серьезная проблема с прибытием студентов из Туркменистана из-за высокой стоимости визы.

Кроме граждан республик Средней Азии, у нас учится молодежь из южных областей Казахстана, откуда поездка в семинарию в Ташкент более проста и выгодна, чем поездка в Алма-Атинскую семинарию.

По поводу уровня знаний. Уровень общеобразовательной подготовки наших абитуриентов неуклонно и даже катастрофически снижается. Я бы не сказал, что это прямая нисходящая линия по графику, это можно назвать экспонентой. Есть какой-то предел, некое дно, когда знания резко падают, а затем стабилизируются на низком уровне, дальше которого невозможно падать. Но есть немало одаренных молодых людей, которые учатся для себя и понимают свою учебу в духовной школе как определенный долг. Бывают и самородки, которые показывают высокий уровень знаний, сравнимый со знаниями школьников советских времен.

– Насколько большие курсы? Сколько студентов в семинарии?

– Если говорить о количественном составе наших учащихся, то мы изначально ориентировались на максимальную квоту на одном курсе в 15 человек. Чаще всего, по нынешним временам, до этой квоты мы не дотягиваем. В среднем на Пастырско-богословском отделении учатся по 8 человек на курсе. На одном курсе может быть 6 человек, на другом 12–13.

Женские отделения на данный момент востребованы меньше. В среднем, на курсе сидит по 3–4 девушки, как на Регентском, так и на Катехизаторском отделениях.

Если говорить о динамике поступления в семинарию, то видно, что с конца 1990-х – начала 2000-х гг. и к настоящему времени желающих поступить в семинарию становится все меньше. Эта тенденция, насколько я знаю, прослеживается во всей Русской Православной Церкви, может быть, за отдельными исключениями.

«Я сам поборник и идеолог общинной жизни»

– Сейчас вы являетесь настоятелем храма Святого благоверного князя Александра Невского на Первом городском кладбище. Расскажите об истории этого храма.

– В городе Ташкенте по улице Боткина находится Первое городское кладбище, преимущественно христианское, православное, в простонародье именуемое Боткинским.

С массовым приходом с середины XIX столетия русского христианского населения в Среднюю Азию и непосредственно в центр Туркестанского края – Ташкент, вследствие настоятельной необходимости, возникла нужда как в культовых сооружениях, где бы верующие могли исполнять свои религиозные потребности, так и в местах захоронения усопших. Одним из первых русских некрополей на территории Ташкента было кладбище, которое возникло рядом с церковью Святого великомученика и целителя Пантелеимона при Ташкентском военном госпитале. Кладбище просуществовало с 1866 г. по 1872 г. Затем возникла нужда в более обширной территории для захоронений. Для этого купец Николай Иванович Иванов, владелец винокуренных заводов, пожертвовал свой личный участок, имевший название «Дача купца Иванова». На этой территории в 40 гектар в 1872-м г. было основано настоящее кладбище. На кладбище имелись карты для иудейских, католических и протестантских захоронений, в настоящее время практически не сохранившихся.

Часовня во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радосте»

Первой культовой христианской постройкой на территории кладбища является часовня во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте», построенная в начале 70-х гг. XIX в., то есть практически сразу после создания на этой территории кладбища. Часовня, реконструированная в 2007-м г., обрела черты полноценного храма, отличается наличием алтаря, что дает возможность служить все установленные службы в Православной Церкви, включая литургию. В течение 30 лет после создания она вполне удовлетворяла нуждам верующих, пока не было решено построить на территории кладбища полноценный храм.

Так был построен храм, освященный во имя Святого благоверного Великого князя Александра Невского, к которому от центрального входа ведет широкая аллея.

Первый камень, положенный в основание строительства храма, был освящен 6 декабря 1902 г. Храм построен за период с 1903 по 1904 гг., Престол в храме один – во имя Святого благоверного Великого князя Александра Невского. Был освящен в 1905-м г. Является единственным в Ташкенте, а по некоторым сведениям, и во всем Узбекистане, каменным престолом.

Храм Святого благоверного Великого князя Александра Невского

Из более чем 30 дореволюционных храмов Ташкента до наших времен действующими сохранились лишь два: Успенский Кафедральный собор и храм Святого благоверного Великого князя Александра Невского.

В начале 1920-х годов храм во имя Святого благоверного Великого князя Александра Невского захватили обновленцы. Православные прихожане вынуждены были проводить богослужения в часовне иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте». Как рассказывают очевидцы тех дней, бывало так, что Митрополиты Никандр (Феноменов) и Арсений (Стадницкий) служили литургию в пустой часовне. Из-за страха перед большевиками люди боялись присутствовать на всем богослужении от начала, однако непосредственно к моменту Причастия вдруг из-за кустов и деревьев потихоньку начинала тянуться толпа народа, нескончаемым потоком тянувшаяся к Чаше до полудня и даже более. В то время как в находившемся под обновленцами соседнем храме на богослужениях, при полной поддержке большевистской власти, людей практически не было.

После начала Великой Отечественной войны русская православная община была заново зарегистрирована при Ташкентском городском кладбище. Тогда же ей был передан храм Святого благоверного князя Александра Невского.

В 1944-м году группа верующих, последователей Патриаршей Церкви, возбудила ходатайство о регистрации их как самостоятельной общины и передачи им храма-часовни иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте». Часовня была передана общине при условии, что в храме-часовне не будет совершаться параллельных служб, а часовня будет использована по своему обычному назначению – для отпевания покойников.

В 1944–45-м гг. храм Святого Александра Невского был кафедральным храмом Ташкентской и Среднеазиатской епархии.

В 1990-м г. при общине храма Святого благоверного князя Александра Невского открылось Ташкентское духовное училище с двухгодичным сроком обучения, которое просуществовало здесь до 1999 г., когда при Свято-Успенском кафедральном соборе была открыта Ташкентская духовная семинария с 5-годичным курсом обучения. Первые полтора года семинария фактически действовала на месте упраздненного училища на Боткинском кладбище. Затем была переведена в Духовно-административный комплекс при кафедральном соборе.

Сейчас храм Александра Невского отреставрирован. Фактически после Перестройки полноценным храмом стала часовня Божьей Матери «Всех скорбящих Радость». 4 мая 2021 г. на Светлой седмице престол храма Святого Александра Невского был освящен архиерейским чином, впервые за все время существования храма. 13 октября 2021 года в часовне «Всех скорбящих Радосте» был освящен престол, изменив статус культового здания из часовни в полноценный храм. Теперь наш приход объединен не вокруг одного храма, а уже вокруг храмового комплекса.

Освящение храма Святого Александра Невского и храма «Всех скорбящих Радосте» были приурочены к юбилею 800-летия со дня рождения благоверного князя, а также к юбилею 150-летия Ташкентской и Туркестанской епархии

На Боткинском кладбище находятся могилы весьма известных в Ташкенте людей – видных служителей Ташкентско-Среднеазиатской епархии: Митрополитов Никандра (Феноменова) и Арсения (Стадницкого), архимандрита Бориса (Холчева). Кроме того здесь похоронены супруга, дочка и внучка святителя Луки (Войно-Ясенецкого); мать и сестра А.Ф. Керенского, а также её муж; дочь поэта С. Есенина – Татьяна; известный русский филолог, лингвист, автор толкового словаря русского языка Д.Н. Ушаков и многие другие.

Храм Святого благоверного Великого князя Александра Невского

– Отец Сергий, кем являются прихожане вашего храма?

– Основу нашего прихода составляет городская интеллигенция. Основную часть составляют прихожане среднего возраста, от 40 до 50 лет. Ну, и процентов 30 – это пожилые люди. Молодежь представлена слабо. В процентном соотношении, наверное, процентов до десяти, не больше.

– Много ли среди прихожан местного населения, в первую очередь узбеков?

– Если говорить об основной части прихожан, то сложно говорить о некоей этнической чистоте большинства русскоязычных жителей, поскольку сейчас картина сдвигается в сторону метизации. Чистых представителей коренной нации – узбеков – здесь немного. В значительной мере основу прихода составляют сейчас метисы. Есть представители среднеазиатских народов – таджики, казахи, туркмены, представители иных национальностей, православных и неправославных. Но, говорить о какой-то этнической чистоте смысла уже нет. То, что сейчас происходит, это, скорее, тенденция.

– На каком языке вы служите и ведете проповедь?

– Служим на церковнославянском языке. Проповедь – на русском. Все как в России. На узбекском проповеди у нас нет.

– Насколько прихожане вовлечены в приходскую жизнь? Несут ли они ответственность за храм? Как помогают духовенству? Участвуют ли они в принятии важных решений на приходе?

– Я сам поборник и идеолог общинной жизни, и поэтому стараюсь, чтобы прихожане максимально участвовали в приходской жизни, определяли политику и даже какую-то финансовую сторону деятельности нашего храма.

В свое время я очень сильно был озабочен вопросом построения общины при приходе. Я пытался сделать это на базе взрослой группы воскресной школы, но по определенным причинам этого не получилось. Община «выстрелила», можно так сказать, на базе Братства трезвости, поскольку именно в этом объединении верующих нет лишних людей, которые бы тормозили нашу деятельность. Получилось так, что группы зависимых и созависимых из нашего братства трезвости составили основу, самую активную часть прихода, которая участвует во многих мероприятиях, определяет и решения, касающиеся жизни храма, ремонтных работ и многого другого. Они во многом помогают, и сейчас я не представляю, как бы действовал без них, без тех, кого мы называем активом прихода. Ну, и сам приход оживился, сама атмосфера стала светлее.

– Какая внебогослужебная работа ведется на приходе?

– Работа достаточно многообразна. Она делится на две части: образовательную и социальную.

К образовательной мы относим воскресные школы для детей, молодежи и взрослых, евангельский кружок, который тоже собирается по воскресеньям. По средам у нас проводятся занятия в Обществе благочестия, по пятницам работает Братство трезвости, начало которого предваряется молебном перед иконой «Неупиваемая Чаша». По субботам проводятся огласительные беседы, выпускается приходская шестнадцатиполосная газета, полноценного формата А3. Газета называется «Воскресение».

Работает социальная служба, начиная от приема и распределения бывших в употреблении вещей, заканчивая посещением детских домов, социальных приютов. Все это освещается в специальном Телеграмм-канале.

Есть еще и единоразовые проекты, которые делаются от случая к случаю, в виде каких-то акций.

«Меня часто узнают как телевизионного персонажа»

– Как местное население относится русскому населению? Каковы условия жизни русского населения в Узбекистане?

– В целом местное население относится положительно. Каких-то напряженностей по линии религии или национальности нет. Я думаю, что большая роль в этом была сыграна правительством Узбекистана, которое жестко подавляет подобные тенденции. Координирующая роль государства заключается в том, что очень часто деятелей религий сводят в каком-то общественном мероприятии: конференции, праздничные акции, какие-то общие работы. Все это позволяет нам видеть друг друга, все это фиксируется. СМИ и весь Узбекистан нас видит. Меня, например, очень часто узнают как телевизионного персонажа. В этом отношении проблем нет. И очень важно продолжать эту политику, когда мы, представители и служители разных религий, видим и общаемся друг с другом вживую.

Важно продолжать эту политику, когда мы, представители и служители разных религий, видим и общаемся друг с другом вживую

По поводу условий жизни. Я бы сказал так, что православное население – это, в среднем, городское население, живет чуть лучше, чем население сельских районов, которые по преимуществу являются мусульманскими. Но нельзя сказать, что православные имеют какой-то олигархический достаток. Сказываются преимущества жизни в городе, где достаток для всех жителей выше. Есть общая среднестатистическая картина, в которой тоже бывают отклонения в плюс и минус. Кто-то может очень зажиточно жить, кто-то, наоборот, очень бедно. Но в целом уровень жизни православных жителей республики – вровень с большей частью населения Узбекистана.

– Узбекистан – страна преимущественно мусульманская. Как складываются отношения с мусульманами?

– Отношения положительные. Внешне у нас проблем нет. Есть определенные точки соприкосновения и согласия. Разногласий видимых, которые привели бы к противостоянию, нет. Важно, чтобы сюда не проник экстремизм. Тут многое зависит от государственной власти. Но от Господа Бога все зависит в гораздо большей степени.

– На вашей памяти принимал ли кто-то Православие из числа коренного населения?

– Такие есть, но из общего количества наших прихожан их не очень много. Обычно это представители городской интеллигенции, воспитанные в русской культуре, или люди, долго жившие в православных странах.

– Сколько русских сейчас живет в Узбекистане?

– По состоянию на 2016 г. в Ташкенте и Ташкентской области только русских проживало около 370 тысяч. Это не считая украинцев, белорусов и традиционно православных народов. Если охватывать весь Узбекистан, то, возможно, до 600 тысяч русских наберется. Это оценочные прикидки. Обычно русскоязычное население увязывают с величиной в один миллион. Но «русскоязычные» – это растяжимое понятие. Поэтому порядка 500–600 тысяч православных людей, наверное, можно насчитать в Узбекистане.

– Какие цели вы видите для Православной Церкви в Узбекистане?

– Я бы назвал эти цели катехизаторскими. О чем идет речь? Приведу в пример известного востоковеда Н.П. Остроумова, выпускника Казанской духовной академии, которого прислали официально в Узбекистан миссионером. Он, после определенного времени поняв обстановку, сказал: «Мы не можем здесь никак миссионерствовать, особенно тем людям, которые ислам приняли раньше, чем мы христианство». Мы не можем миссионерствовать, с его слов, если не можем порядок навести у себя. Что это значит? Он приводил пример, когда мусульманин утром на Пасху идет по улице и видит, как двое русских дерутся, еще двое лежат в канаве. И когда вдруг идет разговор с ним о принятии веры, он говорит мне: «Простите, вы хотите, чтобы я принял такую веру?» Остроумов сделал вывод, что пока мы сами у себя, у православных, не приведем наших единоверцев к настоящему христианству, не имеет смысла даже заводить разговор о миссии среди иноверцев.

Пока мы сами у себя не приведем наших единоверцев к настоящему христианству, не имеет смысла даже заводить разговор о миссии среди иноверцев

Переводя на текущие реалии, мы должны своих, номинально православных, приводить к вере – это главная задача Церкви на сегодняшний день. Привести, удержать, найти форму вхождения в Церковь и наиболее комфортное пребывание в ней. Такую форму, которая позволила бы найти свой дом, возрастать в любви, как это провозглашено в Евангелии. В таком случае мы можем говорить о выполнении этой цели. И выполнение этой цели является бесконечно объемным проектом. Нужно наработать методику, силы, сориентировать интересы Церкви, в том числе финансовые, на то, чтобы был подготовлен штат проповедников и людей, которые бы работали с другими людьми. Описывая эти задачи, можно говорить до бесконечности.

– Сколько православных людей, от общего их количества, ведут церковную жизнь, ходят в храм?

– Около полутора-двух процентов – в лучшем случае. На Пасху – около 5–7 процентов. Эта картина соответствует и российской статистике.

«Для нас востребован образец стойкости этих людей»

– Ташкентская епархия в советское время была известна многими выдающимися людьми Церкви. Как сейчас используется их наследие в Ташкентской епархии? Какая память о них сохраняется?

– Мы стараемся, в первую очередь, сохранить память о них как о людях, которые несли определенный подвиг. В первую очередь подвиг исповедничества.

Если брать какое-то духовное наследие… Для каждой эпохи востребованы свои ценности. Если рассматривать огласительные беседы архимандрита Бориса (Холчева), то они были замечательны для своего времени, но сейчас этим объемом знаний владеют ученики воскресных школ.

Если мы будем читать дневники Митрополита Арсения (Стадницкого), то для нас это будет ценно с точки зрения исторической, но вопрос о каких-то насущных проблемах с помощью этих средств, наверное, решиться не может.

Для нас востребован образец стойкости этих людей, которые шли напролом вопреки всему, шли по пути исповедничества. Можно указывать и на многих подвижников и исповедников, известных и малоизвестных. Когда-то Ташкентская епархия, по сути дела, сохранила Русскую Церковь, в том плане, что цвет, элита православного духовенства и верующих обретались определенное время в наших краях, вследствие ссылок или просто тайного пребывания. В этом отношении мы, наверное, не отличаемся от российских епархий, где были свои подвижники.

В плане воцерковляющей работы можно указать на какие-то наработки наших предшественников, но они не могут использоваться в том виде, в котором они практиковались тогда. Они могут быть творчески переработаны и использованы в новой интерпретации.

Встреча архиерея в храме Александра Невского. 1960-е гг. – Как в епархии сохраняется память о выдающихся церковных деятелях прошлого?

– Самый известный наш земляк – святитель Лука (Войно-Ясенецкий). Сейчас готовится установка его памятника на площади перед кафедральным собором. Ежегодно проводятся конференции его памяти. По возможности мы издаем литературу о нем, основанную на докладах либо на интересных исследованиях. В основном стараемся охватить ташкентский период.

Есть немало работ, но это пока разрозненные статьи, по архимандриту Борису (Холчеву).

Мы консультируем некоторых российских исследователей, которые изучают биографию Митрополита Арсения (Стадницкого), являющегося реальным кандидатом для канонизации.

Ну и отдельные подвижники благочестия, как личности, как исторические персонажи, иногда проявляются из информационного небытия. Иногда, правда, работая с архивом, приходится испытывать разочарование. На православных исследователей влияет определенный флер старины, когда считается, что священники того времени – это обязательно подвижники и исповедники. Выясняется, что, увы, это правило действует не всегда, и приходится более внимательно относиться к биографии деятеля прошлого, чтобы избежать ложной оценки его жизни. Приходится при изучении ставить определенные фильтры, во избежание создания ложного авторитета.

Естественно, идут исследования об архиереях. Поступает материал на сбор сведений для канонизации архимандрита Бориса (Холчева), рассматривается вопрос о канонизации архиепископа Ермогена (Голубева). Обо всем не расскажешь в коротком интервью. Идет многообразная работа, в первую очередь с помощью российских исследователей. Исследования касаются не только духовенства, но и мирян, которые немалую роль сыграли в жизни Православной Церкви в Средней Азии.

«Православие – это религия осознанности»

– Заканчивая нашу беседу, хочется спросить, кто из людей оказал наибольшее влияние на вас?

– Сложно сказать, что-то точно определенное в этом отношении. Все, кто меня окружал, понемногу оказывали на меня влияние. Но я такой человек, который не падок на авторитеты. Как-то очень быстро пришлось разочароваться в авторитетах, как в светской, так и в церковной среде. Уже с детства был приучен, что нужно думать самому, а не повторять за кем-то.

У меня были учителя. В любом случае можно назвать и Митрополита Владимира (Икима), и Митрополита Викентия (Мораря). Это те люди, которые формировали мое отношение к жизни. Благодаря им были значительно выбиты гордыня, спесь и неосмотрительность. Глядя на них, я видел, как надо идти по жизни, порой невзирая на неблагоприятные обстоятельства.

Были моими учителями и священники. Протоиерей Владимир Кондратенко, протоиерей Пахомий Лай. Это, навскидку, те люди, у которых я что-то заимствовал из жизненного и духовного опыта. Конечно, были и другие, с которыми я общался, у которых просто в силу общения что-то перенимал. Но пока могу назвать только этих четырех.

– Отец Сергий, что бы вы хотели пожелать нашим читателям?

– Трезвомыслия, в первую очередь. В Православии, вокруг него и рядом с ним, как и в любой системе мыслей, есть подводные камни, есть течения, которые могут вести в неправильном направлении. И очень важно уметь распознать весь возможный негатив.

Желаю никогда не терять оптимизма, Господь всегда рядом с нами! Просто это нужно точно усвоить и, может быть, даже прочувствовать. Это делается в сознательном общении с Ним.

Хочу пожелать, что бы читатели помнили, что Православие – это религия осознанности, сознания. То есть это не религия, где в силу правильно проведенного ритуала или в силу прочитанного заклинания можно получить что-то от Бога. Должно быть полное осознание величия Создателя, должен быть налажен полный контакт с Ним, как через сердца, так и через умы!