Пост – это возвращение в рай

Если алчность вывела нас из рая, то ее противоядие, пост, вернет нас в него.

«Адам был изгнан из рая за непослушание и отринут от наслаждения, прельщенный речами женщины, и сел нагой подле того места, сокрушаясь и вопия: “Горе мне!” Потщимся же и мы все подъять время поста, повинуясь Евангельским преданиям, дабы ими соделаться угодными Христу и вновь стяжать райское селение»^[1].

Пост – это уничтожение смерти, явившейся следствием греха. Человек, который постится, освобождается (пока частично, конечно) от законов мира падшего. Он разрывает инфернальный круг диалектики похоти и наслаждения, голода и насыщения, устремляя свое желание на созерцание райских реалий. Как девство является образом ангельской жизни и восстановлением невинности и бесстрастия Адама, так и пост открывает человеку райское жительство и предвкушение жизни вечной, где избранные явятся сущими ангелами во плоти, ибо сила их желания будет целиком направлена от плоти к духу.

Православный пост глубоко проникнут этой эсхатологической атмосферой. Он остается, конечно же, средством стяжания добродетели, но уже сам обожествлен. Можно сказать, он сам по себе уже является целью. Например, правила, запрещающие вкушение мяса во время Великого поста, нацелены, конечно же, на ослабление плоти, но, соблюдая их, верующий усваивает и новый способ существования: он восстанавливает в себе самом, здесь и сейчас, состояние Адама, который до грехопадения не питался мясом, и предвкушает образ жизни грядущей, где, согласно святому Феодору Студиту, избранные более не будут повиноваться нуждам плоти.

Пост – это восстановление естества

Пост – это «насилие над естеством», необходимое для того, чтобы разум вернул себе господство над чревом и неразумной частью души

Пост – это «насилие, совершаемое над естеством», но насилие, необходимое для того, чтобы разум снова вернул себе господство над чревом и неразумной частью души. В то время как пища порождает страсти, пост является «матерью добродетелей» и всех добрых дел. Он – «царский путь очищения», хранитель чистоты и «матерь бесстрастия». Он подобен мечу, отсекающему от сердца всякое зло, он усмиряет страсти, как львов, которых пророк Даниил укротил благодаря своему воздержанию; отгоняя демонов, он помогает нам избежать огня геенского, дарует нам заступничество ангелов и оживляет нашу душу, умерщвленную страстями.

«Пост – матерь чистоты, осуждение греха, проповедание покаяния, жительство ангелов и спасение человеков».

Во время Четыредесятницы пост подчиняет плоть деланию души: «Служанка более не отдает приказов царице, но возвращается наконец на свое место». Это восстановление гармонии в человеческом составе имеет социальные и даже космические последствия, которые святые отцы умели культивировать. Пост, уверяют они, вносит в семью равновесие: благодаря ему юные и старые остаются каждый на своем месте и взращивают свою добродетель; благодаря ему же государство соблюдается в благом устроении, а город в мире. Благодаря сдержанному отношению человека – подлинного микрокосмоса – ко всей совокупности мира осязаемого, центром которого является человек, сам воздух становится как-то чище во время Великого поста. И космосу тоже, конечно, служит на пользу очищение человека.

Пост и покаяние

Пост, конечно, остается преимущественным и даже незаменимым подспорьем покаяния. Без поста, то есть без участия тела в усилиях души обратиться и возвратиться к своему первоначальному состоянию, которые она прикладывает в течение 40 дней, покаяние (метанойя) осталось бы тщетным. «Пост, – говорит святой Василий Великий, – это начало покаяния». Впрочем, в гимнологическом катехизисе Триоди тропари, восхваляющие исключительно пост, редки, чаще они ассоциируются с метанойей или с совокупностью добродетелей, взращиваемых в великопостный период.

«Трезвись, бодрствуй, воздыхай, слези постом; отвергни всё бремя греха, душе; чтобы горячим покаянием избавиться огня и оплакиванием страстей разорвать ризу сетования, приняв одежду Божественную».

Пост и синергия (соработничество с Богом)

Еще яснее, чем прочие добродетели, рассмотренные нами до сих пор, пост вписывается в синергическое делание: умерщвление и подчинение плоти зависят только от нас, но это добровольное самопожертвование обеспечивает нам духовную компенсацию, на самом деле несравнимо превышающую то аскетическое усилие, которое мы прикладываем.

«Если мы согрешили – будем поститься, потому что согрешили. Если не согрешили – будем поститься, чтобы не согрешить. Будем отдавать, что имеем – пост, и получим то, чего у нас нет – бесстрастие».

Православная аскеза не знает умерщвления плоти ради самого умерщвления

Православная аскеза не знает умерщвления плоти ради самого умерщвления. Поскольку пост открывает нас для созерцания, это и должно быть его единственной целью.

Пост и созерцание

Общий принцип православной духовности как в отношении девства, так и в отношении поста, таков, что утеснению плоти непременно должно соответствовать пропорциональное ему созерцание. Если пост соединен с правой верой и соблюдается так, как подобает христианину (а не как его практикуют фарисеи), он непременно будет вести ум к высотам созерцания. Как пишет святой Иоанн Лествичник,

«…пост – это чистота молитвы, просвещение души, хранение ума, смягчение окамененности, дверь умиления <…>, начало исихии <…>, проводник к бесстрастию, прощение грехов, дверь и услаждение рая».

Утончившееся тело постника позволяет ему с легкостью шагать к небу и даже воспарять к обожению на «крыльях Божественных добродетелей».

«Приди, душе, облаченная в добродетели пощения, и вознесись на крыльях от злобы сей ревностной к вышним; и услаждайся в созерцаниях пресветлых, верою соделавшись сама образом Божественным».