Стефанида Скадарская, Христу сострадавшая

Я без всего могу и без всех могу, а без Христовой любви никак не могу. Она непрестанно подвигает меня на всякое добро, которого желаю. Она меня держит, а другие меня тянут вниз. Верный Господи, все ли верная истина, что я, грешная, пишу? Господи, помоги моей неверности, да не постыжусь.

Стефанида Скадарская и Битольская Стефанида Скадарская и Битольская (Стевка Джурджевич; 1887–1945) официально Сербской Церковью не канонизирована, но многие в Сербии и Черногории почитают ее как святую, идя вослед приснопоминаемому митрополиту Черногорскому и Приморскому Амфилохию (Радовичу; +2020). В России эту сербку знают пока немногие. А я с нею познакомилась… случайно? Бывают ли вообще на этом свете случайности?

Итак, я топталась возле епархиального книжного магазина в волжском городе Покровске, думая, зайти в него или уж не надо: дома и без того скопилась целая стопка непрочитанных книг, да и денег не хватит на все, что хочется прочитать.

Вошла, однако, и сразу пошла именно к той полке, на которой стояла эта маленькая серенькая книжка с крестом на обложке. И сразу, открыв наугад, прочитав несколько строк, решила книжку взять: «Кажется, что-то интересное». Потом была неделя чтения-перечитывания и выкладывания фрагментов писем-исповедей Стевки Джурджевич –монахини Стефаниды – в социальную сеть. И решение: по мере малых моих сил сделать хотя бы что-то для того, чтобы ее узнали в России.

Книга, которая лежит теперь на моем столе и которая стала, увы, библиографической редкостью, создана по благословению и при непосредственном участии уже упомянутого здесь владыки Амфилохия (Радовича). Сам он познакомился с монахиней Стефанидой, не будучи еще митрополитом, не будучи даже монахом. В 1963 году выпускник Белградской духовной академии святого Саввы Ристо Радович в библиотеке монастыря Дечаны нашел «исповедальные письма, всего 92, написанные на больших листах, на 328 страницах, и еще на нескольких выдранных из тетрадки листках, на которых написаны особые молитвы. Эти письменные исповеди сохранились благодаря дечанскому игумену Макарию…» – таким сообщением предваряет владыка Амфилохий публикацию непосредственно писем; а в предисловии ко всей книге пишет следующее:

Остановитесь на миг на потрясающих душу страницах, написанных угловатым, неумелым крестьянским почерком, изломанным, как сама жизнь

«Я прошу вас, остановитесь на мгновение перед радостнопечальной жизнью монахини Стефаниды: она это заслужила, заслужила и большее. Остановитесь на миг на потрясающих душу страницах, написанных угловатым, неумелым крестьянским почерком, изломанным, как сама жизнь. Встаньте перед драмой человеческой души и пе­чалью человеческого сердца. Загляните в эту душу, бездонно-глубокую и прозрачную до боли, возвышенную до радости, в свое отражение в ней. Вы, читающие множество мудрых книг, прочтите эти записи, которые никогда не предназначались для того, чтобы стать книгой. Каждое слово здесь высечено силой, которая делает живым камень, ибо это сила опытной жизни. Это – жизнь, противостоявшая смерти…»

Как сообщается в редакционном предисловии к книге, владыка Амфилохий годами собирал сведения о Стевке Джурджевич, специально ездил в ее родные края, переписывался с людьми, которые ее помнили, – и составил входящее в книгу житие. Монахиня Стефанида (Бабич), постриженная владыкой и нареченная в память скадарской подвижницы, также собирала свидетельства о своей небесной покровительнице и написала главу, которая так и называется: «Свидетельства».

В 2007 году книга, переведенная с сербского Светланой Луганской, была издана московским Новоспасским монастырем по благословению Святейшего Патриарха Алексия II. С той поры, как я понимаю, она не переиздавалась. В русскоязычном интернете ни писем святой Стефаниды, ни каких-либо сведений о ней я не нашла.

***

Кто же она такая, Стевка Джурджевич? Почему так почитал, так любил ее владыка Амфлохий? Почему он так хотел, чтобы люди знали о ней?

Она родилась на территории современной Албании, в деревне Врака недалеко от города Скадара, по-албански Шкодера, в простой благочестивой крестьянской семье. По сведениям, собранным владыкой Амфилохием, Стевка совсем не училась в школе, читать и писать выучилась сама или с помощью родных и впоследствии, как свидетельствуют ее письма, читала и Священное Писание, и духовную литературу. С детства отличалась трудолюбием и сострадательностью. В семь лет с нею словно что-то произошло: стала не по годам серьезной, тихой, перестала играть с другими детьми… Может быть, именно об этой перемене в детской душе она впоследствии напишет:

«А воистину путь к Тебе – тяжкая мука. <…> А что мне, грешной, бывает странно, Хри­сте, когда мне тяжело, – то, что у меня все эти тяжкие муки еще в детстве прошли, пока меня к Тебе не привели. Не могу и вспомнить о тех мучениях, только, Господи, должна непрестанно Тебя благодарить, Который меня спас от того великого зла и страданий, еще когда Тебя мало знала и врагов мало видела…»

Родители, тревожась за дочь, возили ее в монастырь Острог – он высечен в скале, это величайшая святыня Сербии и Черногории, здесь хранятся мощи святого чудотворца и целителя Василия Острожского. И для юной Стевки не было большей радости, чем поездка в Острог или Успенский монастырь Дайбабе. Она часами молилась у почивающих там мощей святых, ничего и никого не замечая вокруг себя.

Через ее жизнь тяжело прокатились две так называемые Балканские войны (1912–1913) и две мировые войны: может быть, отсюда у нее – обостренное восприятие царящего в падшем мире зла. Стевка Джурджевич видела отступление разбитой сербской армии в 1915-м, кормила голодных солдат, сварив для них в котле всю припасенную семьей кукурузу.

К концу войны Стевке было уже под тридцать, она была хороша собой, но о замужестве не хотела и слышать и вела монашескую жизнь в миру

К концу войны Стевке было уже под тридцать, она была хороша собой, но о замужестве не хотела и слышать. Жила в отдельном домике, построенном для нее родственниками, молилась, читала Евангелие, выращивала цветы, общалась только с детьми, которых очень любила и которые любили ее.

В 1930-х годах сербы во главе с епископом Скадарским Виктором (Михайловичем) массово покидали Албанию: среди эмигрантов оказались и родные Стевки. Вслед за ними она перебралась в Метохию, в город Дреновац, и там продолжила, по сути, монашескую жизнь в миру; стала одеваться во все черное, строго постилась, спала на голой доске, стремилась как можно чаще причащаться Святых Таин. В монастыре Высокие Дечаны познакомилась с владыкой Николаем (Велимировичем). Последние четыре года жизни (это было время Второй мировой войны) провела в македонской Битоле, в домике при детском доме «Богдай», созданном владыкой Николаем. По его благословению монахини во главе с Надой Аджич (в монашестве Анной) опекали осиротевших детей. В Битоле Стевка приняла монашеский постриг. В последнем письме к родным, вернувшимся в Скадар, подвижница прощалась с ними, сообщала, что дни ее сочтены, что она идет к Тому, Кому посвятила всю свою жизнь, «ум и сердце, душу и тело, вздох и вопль, страдание и боль». Владыка Амфилохий пишет, что незадолго до окончания войны монахиню Стефаниду жестоко избили немецкие солдаты за отказ соблюдать требование о светомаскировке, для чего нужно было погасить большую лампаду в келье или хотя бы занавесить окно (занавесить окно Стефаниде было, наверное, просто нечем). Возможно, это избиение стало причиной относительно ранней (58 лет) кончины. Похоронена подвижница в монастыре святого Христофора в деревне Крстоар, недалеко от Битолы в современной Северной Македонии.

***

То, что написано на этих листочках, невозможно выдумать, надумать, нафантазировать, внушить себе самому. Вот так – можно только жить

Когда читаешь письма монахини Стефаниды, адресованные духовнику, епископу Виктору (Михайловичу)^[1], видишь совершенно иную – неведомую тебе самой – реальность внутренней жизни человека. То, что написано на этих листочках, невозможно выдумать, надумать, нафантазировать, внушить себе самому. Вот так – можно только жить:

«Душа моя да будет вся святой Твоей рукой покрыта, хоть она и наполнена грехами и печально заплакана; пусть она будет в святой воле Твоей, Христе, Ты дал Себя за нее, Ты и сохрани ее для Себя, и питай для жизни вечной, утешь ее во всякой скорби и печали. Потому что душа моя, Христе, Тебя ждет, на Тебя радостно уповает, что всякого врага победит…»

В одном из писем она пишет, что любит и жалеет всех людей, но почти ни с кем уже не может просто разговаривать. Одна из сестер-монахинь вспоминала, как спросила ее однажды: «Почему ты не поговоришь о чем-нибудь, сестра Стевка?» – И Стевка, задумавшись на миг, ответила «Мне не о чем». Когда человек живет в присутствии Христа, для него на самом деле невозможным становится всякое праздное слово: о чем говорить, зачем? Невозможность или крайняя затрудненность обиходного общения – черта, за которой начинается совсем иной этап восхождения к вершине. И не всякий пойдет по этой дорожке вверх.

Письма Стефаниды пронизаны болью, скорбью – не только о крайнем несовершенстве, более того, ничтожестве, которое она видит в себе, но и о бессилии, о невозможности стать иной, совершенной:

«Вот я пред Тобой, вот предо мной все Небесное Твое! А я, грешная, по земной тщете скитаюсь, побежденная многими лживыми врагами, и думаю, о чем не хочу думать, – о том, что на погибель, и что тьма поглощает!..»

Как тут не вспомнить апостола Павла: «Желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7: 18–19). В себе самой святая не находит ничего, что противостояло бы греховности, ничего, как мы обычно говорим, положительного: от греха ее спасает только Бог. Это одновременно и радость, и великая боль от собственного несоответствия Божией любви и красоте:

«А вот, Христе, Твой Свет благолепно открыт предо мною! То поднимусь на Небо! То падаю во зло земное! Чуть мне красота Твоего света отворится, а враги снова в земную тьму заключают, и каждый миг Тебе, Христе, в мыслях исповедуюсь…»

Она непрерывно исповедовалась Христу. Это и есть жизнь в Его присутствии

Ее непрерывная исповедь Христу – и есть жизнь в Его присутствии: при этом она никогда не может исповедаться так, «как нужно, как угодно Твоей святой воле…». Жизнь со Христом – это одновременно и блаженство, и стыд, который может убить («Я грешу, а Христос на меня смотрит»), и благое отчаяние в самой себе, и надежда:

«Много у меня не хватает доброго. Но меня Христос не оставляет, Который мне нигде покоя не дает, но все мое живое сердце горит в любви и милости, в радости и печали, в славе и свете…»

Монахиня Стефанида много пишет о своих духовных битвах с бесами, но тяжелее этих битв для нее – видеть мир, ослепший, утративший смысл своего существования, забывший Христа и теперь погибающий во зле:

«Ах, даже если земля покроет меня, только бы не видеть и не знать о мире ничего, в этом вся моя нужда, вот с каким мучительным стыдом к Тебе, Христе, приступаю, и отступить не могу, ну делай со мной, что хочешь. Не имею прибежища, радостный Христе! Мне от этого мира грустно, и страшно, и печально, когда вижу, что всеми Твое добро забыто и заброшено и все на волю врагу оставлено…»

Она стыдится перед Христом за мир, она страдает, но при этом знает, что и Сам Христос страдает от грехов людей, и желает разделить Его скорбь:

«Светлый Сыне Божий, я хотела бы с Тобою плакать, чем этот мир знать и его видеть…»

В другом письме:

«…всем нелегко на этом свете, да и Тебе, Самому Богу, нелегко было, Христе, одни только тяжкие и горькие страдания от Рождения до Воскресения. И сейчас нелегко Тебе от многих несчастий нас, грешных. Но Ты долго терпишь и к покаянию и исправлению зовешь и ждешь. Потому что жалеешь нас и не хочешь потерять, но мы, Христе, ослепли и оглохли, не слышим и не видим, и смерть застает нас непригодными Тебе. Печаль великая!»

Особенно глубокая рана – нерадение христиан, вроде бы верующих, но –теплохладных, подверженных влиянию мира:

«…мне, грешной, страшно и видеть: как это – быть христианином и полностью врагу предаться. Как будто нет Рая Небесного!»

Подвижница просит Господа оградить ее от грешного мира, защитить от него, не дать ей смешать мирские и духовные понятия о добре, закрыть ей «мирское знание» и открыть Христову красоту. Она молит Христа, чтобы Он усвоил ее Себе; ради Него она хочет «живой умереть»; и одновременно она молится за всех, живущих в этом мире, прося «каждого исправить и простить». Ее устремление – «каждого жалеть».

В одном из своих писем она пишет, что может перенести что угодно, только не лишение Причастия

В одном из своих писем она пишет, что может перенести что угодно, только не лишение Причастия; если ей по каким-то причинам не удавалось приобщиться Святых Таин, это всякий раз было для нее катастрофой. Она воистину жила Таинством Евхаристии и стремилась причащаться сколь возможно чаще, хотя и не у всех священников находила понимание:

«А я во имя Твое должна так поступать, потому что меня злой пример этого мира много учит к Тебе приступать, радостный Христе, как можно чаще, чтобы Ты не скрылся от меня, чтобы не отвратился от меня, чтобы свет мне не закрыл и во тьме не оставил!»

Думаю, эти слова хорошо запомнить всем, кто задает вопрос, как часто следует причащаться.

Подвижница боится «жить ложной жизнью» – то есть впасть в прелесть; не находя в себе, как уже было сказано, ничего доброго, она просит Господа сотворить в ней доброе из ничего (хочется продолжить – как мир был сотворен из ничего). В нескольких текстах называет Бога своей свободой: «…перед Тобой во святой свободе предстою». И это изумляет в очередной раз: ведь перед нами – простая крестьянка, не получившая не только богословского, но даже обычного школьного образования!

«Что это? Кто она? – спрашивает святитель Амфилохий в своем эпилоге к публикации фрагментов писем монахини Стефаниды. – <…> Откуда в словах ее молитвы слова блаженного Августина? Откуда в ней чувство вины за все и за всех, если один из немногих, кому это было так хорошо известно, – неизвестный ей мудрец Федор Достоевский? Как она научилась говорить: “Увы, Христе… Я грешная по земной тщете скитаюсь?” И отвечает на свои вопросы: “…там, где Господь приступает, открывается сердце глубокое”. Вот где это все тайно хранится – в глубине сердца, и не только у святых, у каждого из нас. Только жаль, не каждый открывает свое сердце навстречу Христу. А тот, кто откроет, повторит вслед за сербской подвижницей: “Слава Тебе, Который воспламенил меня Своей святой любовью, которая и радостно, и печально горит, как будто светлое Небо мне открывает…»

***

Архимандрит Савва сравнивает письма святой Стефаниды с песнопениями святого Симеона Нового Богослова

И все же я испытала разочарование, увидев, что книга содержит лишь фрагменты писем Стевки Джурджевич. Мне удалось связаться с монастырем Высокие Дечаны, и мне сообщили, что оригиналы исповедей подвижницы утрачены. Однако в начале текущего года Дечанский монастырь совместно с женским монастырем Келья Пиперская выпустил третье, исправленное, переработанное и дополненное издание книги «Христе, жизнь моя». В предисловии игумен Дечанского монастыря архимандрит Савва сравнивает письма святой Стефаниды с песнопениями святого Симеона Нового Богослова. Остается надеяться, что найдутся и переводчик, и издатель, и эта сербская крестьянка вновь заговорит по-русски… А мы ее услышим.