По многочисленным просьбам читателей, в том числе нашего портала, у автора Православие.ру Ольги Орловой вышла книга «Достигайте любви. О жизни архиепископа Алексия (Фролова)».
В книге собран опыт многих великих, в том числе уже прославленных в лике святых, старцев и стариц, у которых окормлялся будущий архиерей, и сам ставший для многих наставником и старцем – носителем Евангельского духа, подлинной церковной традиции, образцом стяжания духовной силы и глубины Православия. Всё это в книге есть: и сбывшиеся пророчества, и неоднократные явления святых в наши дни, их предостережения, ободрения, советы.
Но есть и неожиданные страницы…
Вот как-то разговорился владыка с Лидией Глазуновой в славном русском сельце Эммануиловка, что на Рязанской земле, рассказывая про заграницу, где новоспасский хор регулярно бывал с миссионерскими поездками, а в конце и обронил: «Но мы там, матушка, жить не смогли бы». – «Почему?» – «Не можем мы так жить. Мы русские! – и доходчиво так для нее, домохозяйки, объясняет: – Вот, представь, женщины там ничего сами не готовят, всё продаётся в магазинах в виде полуфабрикатов. И взаимоотношения между людьми шаблонные…».
А следующая глава – как раз об их дружбе с бывшим некогда у него преподавателем тогда игуменом, впоследствии митрополитом Ионой (Карпухиным), – и это явно пример нешаблонных отношений…
Ольга Орлова. «Достигайте любви. О жизни архиепископа Алексия (Фролова)»
Сидят как-то, чаёвничают в сторожке у отца Георгия Глазунова там, в Эммануиловке. А отец Георгий тогда уже благочинным был Шацкой земли. Ему отъехать по делам понадобилось, а тут младенца крестить принесли…
Так что настоятель к своим разомлевшим гостям и нагрянул. А те так хорошо сидят…
– Ты пойдёшь крестить! – начинают шутливо препираться.
– Нет, ты!
– Нет, ты крестить будешь!
Отец Иона встаёт, как бы так нависая, обхватив стол, и только намеревается по-преподавательски изречь нечто эдакое… А отец Алексий в него, надкусив её с хрустом, морковкой запульнул…
А ещё владыке Ионе там лавочку рядом с этим гостевым домиком между сосенок примостили: «И так мне на ней хорошо было, – вспоминал, – тишина, красота, воздух чистый… Я и прилягу на ней порою».
Любил он там и на паперти так в тенёчке полежать, а потом ещё юморил, завидев друга-настоятеля:
– Ю-ю-юрочка! Лежал я тут, лежал, никто мне ничё не подал… – и разводил руками.
Отец Алексий в годы преподавания в Московской Духовной академии А то вдруг смотрит – отец Алексий идёт. Ну, всё! «Не хлебом единым»…(Втор. 89, 3). «Начитается житий, и давай их пересказывать! И так изо дня в день», – вспоминал потом, то картинно насупившись, то с улыбкой, его бывший преподаватель.
– Ну, сколько можно, Лёш?! – не выдержит, бывало, отдыхающий, не зная уже, куда и спрятаться от него.
Или, вот, приехал уже как-то отец Георгий Глазунов в Свято-Троицкую Сергиеву лавру…
Идёт по коридорчику общежития преподавателей Московской духовной академии в Уточьей башне, а отец Алексий, тогда ещё иеродиакон, весело ему так навстречу выворачивает:
– Отец Георгий! – и сразу гостю: – Что-то у тебя ряска плохонькая! – делает вид, что ещё и пылинки сдувает.
И так громозвучно сказал, что при тоненьких там, в общежитии, перегородках отец Иона насторожиться успевает…
– Ну-ка, пойдём! – заводит уже к нему – благочинному академического храма.
Отец Иона и рта не успел открыть, как отец Алексий уже в шкафчике перебирает:
– Иона, ты смотри, отец Георгий приехал в лавру, а у него и рясы нормальной нет. Раскошеливайся давай! – уверенно так и резко выдёргивает ту, что попрезентабельней.
– Ах, злыдни! Идите отсюда! – начинает поднывать тот, кто в ней и пофорсить не успел.
– Да ты только посмотри, сколько у него тут ряс, – распахивает тогда отец Алексий широко створки рясохранилища…
Еще и говорит намеренно громко – там же всё в соседних келлиях слышно…
– Меряй, отец Георгий, меряй!
Тот стоит, мнётся:
– Да я не буду…
– Вот! – одобрительно кивает отец Иона. – Вот!
– Одевай давай! – собрат Алексий уже шёлк по плечам разглаживает. – В самый раз!
Хозяин келлии нахмурился: лучшую ведь взяли, – вздыхает.
– Пошли-пошли, у него хватит ряс! – подталкивает уже к выходу отец Алексий, чтобы это всё не обратили в шутку.
– И не вздумай ему отдавать! – это уже у себя в келлии, деловито ставя чайник, наливая в него воду с запасом. Отец Иона всё равно к ним сейчас присоединится.
Митрополит Евгений (Решетников)
А то едва закончивший академию, первый год тогда преподававший будущий её ректор владыка Евгений (Решетников; ныне Митрополит Таллинский и всея Эстонии) идёт себе как-то по всё тому же коридорчику общежития в мантии, клобуке…
– О! – навстречу, откуда ни возьмись, в сатиновом подрясничке, он у него ещё и с заплатками был, отец Алексий – тут как тут. – Евгений!! Иона болеет! Как бы не помер, – опять всё громко. – Пошли проведаем?
И уже кулаком бьёт в дверь:
– Ио-о-о-на! Открывай! Живой ещё?[1]
А тот уж кряхтит из-за двери, хотя человек компанейский. Может быть, отец Алексий так его и отучал от излишней общительности? Потому как, чуть что, отец Иона всех сразу к отцу Алексию в келлию вёл или отправлял.
Вспоминает настоятель Казанского храма на Красной площади протоиерей Николай Иноземцев:
«У отца Алексия была последняя келлия, у меня предпоследняя, а в первой келлии на этаже жил игумен Иона. Он особенно полюбил почему-то пить чай в келлии тогда отца Алексия (чтобы тот не читал постоянно, наверно. – Прим.), и, пока шёл от своей в его, то стучал подряд во все двери:
– Пойдём чай пить!
– Батюшка, да я не могу! У меня завтра занятие, готовиться надо… – раздавалось то и дело. А у нас перегородки между келлиями были совсем тонкие, и ты всё это слышал… Доходя до моей двери, зная, что я уже в курсе его фиаско, он с порога брал на абордаж:
– Нечего тебе готовиться! И так всё знаешь…».
А вот, что рассказывает митрополит Вятский и Слободской Марк (Тужиков):
Если ты встал на путь служения Богу, то должен разбираться в догматике, уметь говорить на богословские темы
«Отец Алексий был требователен к осознанности веры. Возился с нами по-отечески, – если ты встал на путь служения Богу, то должен быть заинтересован и разбираться в догматике, уметь говорить на богословские темы. Мы и тренировались как раз в его келлии.
Даже если соберёмся у отца Ионы, как только разговор достигнет догматической кульминации:
– Ну, ладно, о Троице идите говорить к Лёше, – выпроваживал нас.
И мы дружной гурьбой топали по коридорчику через несколько келлий к отцу Алексию. Он тут же ставил чайник, собирал нас всех за столом, и беседа продолжалась. Вскоре в дверях, как правило, появлялся отец Иона...
Отец Алексий часами говорил о Боге-Троице, о рае, о святых, о жизни духовной. Какой же это увлечённый человек! А как он рассказывал о старцах, с кем лично общался. Было видно: они все в его опыте живы».
А тогда вот будущий владыка Алексий захватил с собой, как ни в чём не бывало, шедшего по коридорчику собрата, и эти двое из молодых уже весело стоят на пороге первой в их коридорчике келлии…
– Чего, злыдни, пришли? – раздаётся из-под одеяла.
– Болеешь? – отец Алексий пытается заглянуть под пуховые баррикады. – Лежи! Лежи! – а сам, затаскивая самого молодого из них и оттого робеющего, командует: – Евгений! Давай за здоровье Ионы! А то помрёт ещё (будущий владыка Иона постоянно выпрашивал себе побольше лет жизни, и собрат над ним то и дело подшучивал).
И пока будущий владыка Евгений с непривычки к таким шуткам переминается с ноги на ногу...
– Ой, смотри-ка, – отец Алексий уже безошибочно определяет, где что нашарить: – У него и винцо есть, – а в уголочке за дверью натыкается взглядом на… арбуз! – Режь, Евгений! – тут же выкатывает его победоносно и водружает на стол.
– Вот ведь злыдни… – выглядывает из-под одеял отец Иона.
– Иона, болеешь? – оборачивается. – Болей! Так, чем тут ещё можно поживиться?..
Митрополит Иона (Карпухин). Фото: imperialhouse.ru
Отец Евгений в ступоре. Так что и арбуз режет, и вино разливает сам отец Алексий, оглядываясь по сторонам, что ещё в каком уголке заныкано.
(Хотя к алкоголю владыка Алексий относился спокойно, – если и пил, вспоминают, не пьянел).
– Ох, злыдни, пришли же…
– Евгений, а если Иона помрёт, – поднимает отец Алексий стаканчик, не чокаясь, – ты какую себе… митру прихватишь?
Тот от неожиданности:
– Голубую! – выпалил.
А отцу Ионе как раз только что сан архимандрита дали, и он заботливо обзавёлся всем набором митр…
– Ладно, тебе голубую, – соглашается отец Алексий. – А я возьму красную! (ему старцы еще с юности предрекали, что он станет мучеником. «Как я стану мучеником? Убьет меня, что ли, кто-то?» – будучи искрометно-веселым, всё недоумевал… Кстати, на обложке книги – владыка как раз в пасхальной красной митре. – Прим.).
– Ох, злыдни, – всё постанывает отец Иона, хотя всё равно чувствуется, что ему полегче с друзьями. Да и соседи за тонкими перегородками слушают очередной «радиоспектакль»…
Они с владыкой Ионой и потом, уже оба будучи архиереями, подтрунивали друг над другом.
Они с владыкой Ионой, уже оба будучи архиереями, подтрунивали друг над другом
– Иона Белужский и Севрюжский! – раздавалось уже в коридорах Патриаршей резиденции в Чистом переулке столь же раскатисто, что и тут все в кабинетах улыбались, – стоило их высокопреосвященствам там столкнуться.
Владыка Иона был тогда уже Астраханским и Енотаевским (потом вторую часть титула поменяют на Казымякский), а в тех краях рыба водится, которую он уж очень любил, впрочем, щедро делясь ею и с той же лаврской братией.
Как-то спевка в келлии у архимандрита Матфея (Мормыля) идёт, дверь приоткрылась (скучно ему одному):
– Ребята, кланяйтесь владыке Ионе! – заботливо объявил семинаристам регент, краем глаза увидев, как заходящий было поклонился иконе в красном углу. – Он вам икры привезёт! – весь хор тут же, продолжая пытаться петь, методично откланялся.
За это его и владыка Алексий шутливо нахваливал:
– Владыка осетровый и икринский!
Имелась в виду чёрная икра – её, в широких рукавах рясы ныкая пластиковые стаканчики, выносил порою отец Матфей своим хористам-семинаристам, подзывая первого попавшегося:
– У тебя ведь именины? На, отметьте с ребятами!
Но владыка Иона решил в тот раз сострить было:
– Кабачковой!
Но это всегда были раунды: кто кого.
– Ну, тогда и хоронить мы тебя будем, как кабачка!
Тут уж пение прервалось смехом, который семинаристы, как ни старались, чтобы не обидеть поставщика, но сдержать уже не смогли. Просто отец Иона был не в курсе того, что отец Матфей передаривает полученное.
(Шуткам отца Матфея посвящена отдельная глава книги «Весёлость помогает побеждать. Уроки архимандрита Матфея (Мормыля)». – Прим.).
А то и владыку Алексия там же, в лавре, разгуливающий в поисках встреч увидит:
– Иона, его же изблева морский зверь! – тут же раздавалась ещё одна вариация приветствия.
– А твой титул – зубы поломаешь: Орехо-Зубо… зубо… – и показательно клацал так зубами, коверкая: – Орехово-Зуевский…
С самоиронией владыка Алексий рассказывал, как, будучи диаконом, и сам встречал в академии епископа с этим титулом подмосковного Орехово-Зуево: «Я тогда внутренне усмехнулся, какой смешной титул… А Господь мне его в будущем и уготовил». (В книге много таких причинно-следственных связей, на основе которых можно понять, как мы сами, благо, если в соавторстве с Промыслом Божиим, а не действуя вопреки ему, определяем свою судьбу. А еще владыка постоянно напоминал, как ответственно надо относиться к каждому слову: слово остается в вечности. – Прим.)
…В 1995-м году, когда владыку Алексия только хиротонисали в августе на Преображение, а епископ Иона уже был 3 года как архиерей, – в сентябре впервые устроили крестный ход из Кремля с Владимирской иконой Божией Матери. Хлестал дождь. Образ-оригинал привезли из Третьяковки в собор Сретения Владимирской иконы тогда ещё подворья Псково-Печерской обители в Москве – ныне это Сретенский монастырь. Тут, под стеклом, для поклонения верующим святыню и оставили. А крестным ходом понесли список.
И вот, идёт огромная такая процессия по Большой Лубянке. Во главе крестного хода – Святейший Алексий II. Вокруг – несколько викарных архиереев, в том числе недавно рукоположенный владыка Алексий… Столица остановилась. Такое видят впервые, поэтому сосредоточенно всматриваются. И вдруг – на всю улицу:
– Лёш! А, Лёш! – владыка Алексий узнаёт этот голос…
Сам он сейчас идёт рядом со Святейшим… Эх, если б он так отчаянно не потешался над владыкой Ионой в другие разы…
Берёт паузу, но точно спиной чувствует: сейчас ведь повторится, и еще и по нарастающей, с чем-нибудь эдаким, что он собрату всё не давал изречь, прерывая его сентенции то запущенной надкусанной морковкой, то еще каким-либо неожиданным вывертом… Но сейчас, рядом со Святейшим, было не до шуток.
– Ну, чего тебе, владыка Иона? – не выдержав, делает полуоборот.
А тот – так громко:
– Хм-м, – а после – с доверительной такой интонацией, что и все любопытствующие, облепившие тротуары, вслушиваются, даже и не будучи в курсе деталей епископского облачения. – Лёш, подсакосник подтяни, а то по земле тащится. Замочишь.
***
Так потом и из Ялтуново, что там же, на Рязанщине, старицы сестры Петрины (общению с ними посвящена следующая глава. – Прим.) подшучивали над собравшимся в обратный путь пешком архимандритом:
– Да, в юбке тебе несподручно (так старица Агафия называла подрясник. – Прим.).
По пути тогда отец Алексий с племянницей Верой и ее подругой Анной пели молебен, а как только вступили на порог их дома в соседнем селе Старочернеево, тут же хлынул ливень, ради которого их и благословили на этот крестный ход.
P.S.: В книге очень много шуток, по-христиански искреннего и теплого общения, непосредственности, как много и глубочайших откровений о вечных истинах Православия и настоящем дне.