«Мне помогают жить слова Иоанна Златоуста “Слава Богу за все!”»

После начала массового жилищного строительства в московском районе Митино в 90-х годах XX века местность была исследована археологами, и ей присвоили статус памятника истории и культуры, не подлежащего застройке. Так возник ландшафтный парк «Митино», на территории которого удалось обнаружить двенадцать памятников археологического наследия – курганные могильники, селища и городище. Древнейшие из них относят к VII веку до Рождества Христова.

Благословение на возведение храмового комплекса во имя святых равноапостольных Константина и Елены на территории ландшафтного парка дал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.

В 2014 году настоятелем храма святых равноапостольных Константина и Елены в Митино был назначен протоиерей Александр Горбунов. До этого момента отец Александр имел очень необычный послужной список: он настоятельствовал в православных храмах Копенгагена и Орхуса (Дания), Панамы (Республика Панама), Боготы (Колумбия), а также окормлял приходы в Перу, Эквадоре, Венесуэле, Коста-Рике, Никарагуа, Доминиканской Республике, Гватемале.

– Отец Александр, вы служите в храме святых равноапостольных Константина и Елены в Митино. Этот величественный храмовый комплекс расположен в удивительно красивом месте. Он фактически вписан в ландшафтный парк. Расскажите о нем.

На тот момент это был единственный храм в Москве, посвященный Почаевской иконе Пресвятой Богородицы

– История этого храмового комплекса связана с периодом возрождения Церкви. Первым настоятелем этого храма был ныне покойный протоиерей Анатолий Стаднюк. Известная церковная фамилия в Москве. Когда он пришел сюда, здесь была военная часть, кольца противовоздушной обороны. Еще старой, довоенной. Я не был свидетелем этих первых очень тяжелых лет его трудов здесь. Тяжелых, потому что по рассказам я знаю, что было крайне непросто. Вначале он жил в палатке, в том числе и зимой. Там ставили тепловую пушку. Храма еще не было. Была еще существующая военная часть: жили солдаты, стояли казармы. Эти два здания переделали потом, они стали приходскими помещениями. Они были одноэтажные. Затем отец Анатолий надстроил второй этаж. Эти здания до сих пор служат нам, служат Церкви.

Затем отец Анатолий построил деревянный храм. Этот храм посвящен Почаевской иконе Пресвятой Богородицы, потому что жизнь отца Анатолия была связана с Почаевом. На тот момент и еще долгое время это был единственный храм в Москве, посвященный Почаевской иконе Пресвятой Богородицы. В нашем храме есть точная копия Почаевской иконы.

Затем отец Анатолий заложил храм Константина и Елены. Был построен фундамент. В Церкви периодически по разным причинам происходит ротация духовенства, служащих священников, и меня, когда я вернулся из своих заграничных поездок, назначили сюда настоятелем. Мы, собственно, начали строить этот храм, потому что на момент моего прихода сюда стройка приостановилась. За десять лет его построили.

Один интересный момент был связан с моим непослушанием. Храм попал в программу «200 храмов», которую со светской стороны курирует Владимир Иосифович Ресин. Мне были выделены деньги Фондом строительства храмов (тогда такой фонд существовал) на консервацию строительства. Мы обсудили эту ситуацию с нашими потенциальными благотворителями и поняли, что, если мы сейчас законсервируем это строительство, то «консервы» – т.е. фундамент, закрытый специальной конструкцией, – так и останется на многие годы. И мы это указание не исполнили. И начали на эти деньги строить храм. За свое непослушание я, наверное, как-то по жизни наказан, но этот расчет оказался верен. Мы построили храм, который, как говорят, вошел в списки самых красивых новопостроенных храмов Москвы.

Архитектор этого храма – Андрей Николаевич Оболенский, известный в церковном мире. Андрей Николаевич построил много храмов, активно участвовал в возрождении Храма Христа Спасителя, в восстановлении Зачатьевского монастыря – одной из самых красивых архитектурных жемчужин современной Москвы, где он был архитектором.

Мы построили храм, который, как говорят, вошел в списки самых красивых новопостроенных храмов Москвы

Храм Константина и Елены большой, вместительный, комфортный. Не нужно бояться этого слова. Это здорово, что храм – удобный для людей. Удобный для мам, которые могут легко завести коляску, оставить ребенка в детской комнате. Удобный для инвалидов, которые на колясках могут легко по пандусам попасть в храм. Когда в храме не жарко летом и не холодно зимой – это здорово, на самом деле. И здорово, что Господь дает нам возможность строить такие храмы и в них молиться. Благодарим Святейшего Патриарха и руководителей программы «200 храмов», что это удается делать.

– Расскажите про эту программу. Вы ведь принимаете участие в строительстве.

– Я долгое время был ответственным за строительство храмов на северо-западе Москвы. Со светской стороны ее возглавляет Владимир Иосифович Ресин. Я могу сказать, зная изнутри строительные процессы, что благодаря Владимиру Иосифовичу возведено большинство этих храмов. Наверное, если б не было Владимира Иосифовича, все было бы как-то по-другому. Но, по-светски говоря, если бы не было Владимира Иосифовича, я не знаю, как бы эта программа осуществлялась. Наш храм Константина и Елены построен его трудами, благодаря его участию, процентов на семьдесят. Может быть, тридцать процентов – это усилия людей, какие-то наши труды с благотворителями. Без Владимира Иосифовича если этот храм и был бы построен, то явно не за десять лет. Он «болеет» за эту программу, это огромная часть его жизни. Общаться с ним – это школа жизни. Я говорю это не ради лести или какой-то дипломатии, а совершенно искренне. Я очень благодарен Богу, что Он дал возможность узнать этого человека и с ним потрудиться. А встречались мы с ним еженедельно, один или два раза в неделю на протяжении многих лет. Это было плотное деловое общение. Это удивительный человек с огромным опытом. Большое ему спасибо, что он трудится, и дай Бог ему еще многих лет и сил трудиться на благо людей, на благо Церкви. Он также еще и депутат действующей Думы. Не понимаю, как он успевает все это совмещать. Видимо, с помощью Божией благодаря своим талантам это у него получается.

– Как получилось, что вы стали священником?

– Каждый человек в определенном возрасте задает себе вопрос, кем он хочет быть. Впрочем, я иногда смотрю на своих детей и понимаю, что не каждый. Главная проблема многих семей в том, что дети не знают, кем они хотят быть. Или никем не хотят, им все равно. Но так или иначе ты задаешь себе этот вопрос. Может быть, не можешь ответить. Я задавал себе этот вопрос в юности. Я хотел быть историком. Меня очень влекла история. У меня было какое-то отторжение от мира техники. У меня потомственная семья, связанная с авиацией. Все работали инженерами в космической, авиационной сфере и до сих пор работают. У меня отец продолжает работать в этой сфере. Но это было не мое. Тогда было разделение на технарей и гуманитариев. Я считал себя гуманитарием, а в нашей семье гуманитариев вообще не было.

Шел 1988-й год, 1000-летие Крещения Руси. В то время был информационный прорыв в направлении церковной тематики. Вдруг появилось огромное количество материала. Та тема, которая для людей непосвященных была практически закрыта, вдруг прозвучала очень громко. Стали печататься книги, статьи в журналах. «Литературная учеба» – был такой замечательный журнал. «Наше наследие» под редакцией Дмитрия Сергеевича Лихачева, этого удивительного человека.

Кто-то мечтает быть космонавтом, а я мечтал стать священником. Но мне это казалось совершенно нереальным

Я вдруг понял, что тот единственный абзац, который в советских учебниках был посвящен Крещению Руси, – это все, вся история. История, которая развивалась от противного, которая развивалась как история богоборчества, но это была история Церкви. Была история борьбы с Церковью. Или созидания. Но борьба с Церковью в итоге всегда оборачивалась созиданием, потому что Промысл Божий любое зло в конечном итоге обращает в добро. Меня это совершенно захватило. Я не мыслил, что я могу быть священником. Для меня это было как в космос полететь. Кто-то мечтает быть космонавтом, а я мечтал стать священником. Мне это казалось совершенно нереальным.

Я был крещен уже в сознательном возрасте. В 1988 году, когда нам с другом было по четырнадцать лет, мы специально поехали в Киев, во Владимирский собор, где были крещены. Тогда не было никаких разделений, был единый Советский Союз, поэтому для меня Киев – очень родной город.

Нас было трое друзей, которые интересовались Церковью, но они потом пошли другим путем, а я поступил в семинарию. Готовился поступать на исторический факультет. До сих пор не знаю, почему я не стал сдавать экзамены в институт. В семинарии был огромный конкурс. Семинарий в то время было три: Коломенская, Московская в Сергиевом Посаде, который тогда назывался еще Загорском, и Ленинградская. Но так как я был «подмосквич», мой путь лежал в Загорск.

– Вы служили не только в Москве, не только в России, но и далеко за ее пределами. Вы были настоятелем приходов в Дании, Панаме, Колумбии. Расскажите об этом.

– Кто-то сказал: бойтесь мечтать, потому что ваша мечта – это молитва, и она может быть услышана. В детстве я жил в Подмосковье. Это был полузакрытый город Жуковский, связанный с самолетами. Там не было иностранцев, не было туристов. Мои родители были обычные советские люди, инженеры, работающие на авиационных предприятиях. Но так получилось, что я жил во дворе, где жили дети сотрудников заграничных советских учреждений. У одного мальчика папа работал в Йемене, у другого в Италии, у третьего в Венесуэле. Мы общались, дружили. Они привозили какие-то игрушки, рассказывали о разных странах, и у меня был к этому интерес. Яркие картинки зарубежной жизни производили большое впечатление, и я мечтал о путешествиях. Тогда эти мечты казались совершенно нереальными. Родители работали на режимных предприятиях. Даже о поездке в Болгарию невозможно было мечтать.

Когда я вырос и стал учиться в семинарии, я периодически нес послушания, связанные с приемом зарубежных гостей, потому что знал английский язык, так как учился в специальной английской школе. Потом я попал в отдел внешних церковных связей, который в то время возглавлял нынешний Святейший Патриарх, в то время митрополит Кирилл, и поехал за границу: сначала учиться в Норвегию, затем меня направили в Данию, а после – в Латинскую Америку. Я помню до сих пор встречу со Святейшим Патриархом, тогда еще митрополитом, который благословил меня на поездку в Южную Америку и сказал: «Ты много попутешествуешь. Ты увидишь мир». А потом я так устал от путешествий по Латинской Америке, что у меня была единственная цель – никуда не ездить. Я тогда вспомнил свои детские мечты. В одной только Колумбии за годы, проведенные в Панаме, я был пятьдесят или шестьдесят раз. А дальше Перу, Коста-Рика, Никарагуа, Доминиканская Республика, Гватемала, Венесуэла.

– Там везде есть православные приходы?

– Да, везде. Цель наших трудов – это забота о православных людях, которые там живут, наших соотечественниках. Это могут быть самые разные люди – из России, Украины, Белоруссии. Это новая волна иммиграции, какие-то другие волны, советские волны. Люди ехали, едут, переезжают с места на место. Нашей целью была организация церковно-приходской жизни. В Панаме приход был организован еще до меня. Я сменил первого настоятеля, у которого командировка закончилась. Митрополит Кирилл, ныне Святейший Патриарх, принимал самое активное участие в открытии этого прихода. Он туда летал. Благодаря его визиту был открыт этот приход в Панаме. Это была первая точка в центральной Америке, а из нее были пущены ростки в другие страны.

Потом был открыт приход Серафима Саровского в Колумбии, Боготе. Открыт приход в Эквадоре. Там сейчас служит постоянный русский священник. Был открыт приход в Перу – там служит постоянный священник вместе с Зарубежной Церковью. Мы тогда еще не были объединены, но уже начинали сотрудничать. Мы работали над созданием прихода в Сан-Хосе в Коста-Рике. Потом благодаря усилиям зарубежной общины там был построен постоянный храм. Также мы окормляли общину в Никарагуа. Долгое время существовал приход в Доминиканской Республике. Сейчас там местный священник, отец Рафаил, трудится под омофором Зарубежной Церкви.

– В основном приходы снимают помещения, храмов как таковых нет?

– По-разному. Там, где приход постоянный, возникает потребность иметь какое-то свое место. Это может быть аренда, потому что приобрести или тем более построить храм финансово очень непросто. В Панаме у нас сначала была аренда. Мы снимали дом в районе Панамского канала. Митрополит Кирилл туда приехал и решил вопрос прямо на месте. Это был первый год, когда Панамский канал перешел Панаме. Эта огромная территория с недвижимостью начинала управляться независимым государством – Панамской республикой. Владыка Кирилл, Святейший Патриарх, сумел тогда решить этот вопрос и договориться об аренде за какие-то символические деньги. Просто подарок.

Потом благодаря владыке Кириллу нам выделили средства – благотворительные средства одного спонсора, и мы приобрели этот дом в собственность. Он стал основой нашего прихода. Это дуплекс, состоящий из двух частей. Там раньше жили американские военные. На тот момент дому было пятьдесят лет. Одну его половину мы сделали храмом с небольшими помещениями: там была гостевая комната и комната для занятий воскресной школы, холл, библиотека. Во второй половине было большое фойе, где мы собирались с прихожанами, и маленькая квартира для священника. Затем мы создали проект строительства большого храма. Была приобретена земля рядом с этим домом. Пока храм не построен. Там сейчас трудится новый священник. Все упирается в деньги. Это немалые средства.

Интересно, как там сложилась мозаика. Совершенно случайная вещь (в кавычках), потому что мы знаем, что случайностей на земле не бывает. Все по Промыслу Божиему. Совсем рядом с храмом со временем было построено Российское посольство. И улица, которая упирается в наш участок, получила название в честь Санкт-Петербурга. Вот такой получился русский уголок в зоне Панамского канала, который когда-то принадлежал США. Так интересно проявил себя Промысл Божий.

– Каковы особенности служения в Южной Америке?

Священник должен быть всем для всех. По-другому не работает. Ты должен быть с людьми и в горе, и в радости

– Особенность в том, что ты должен быть открыт миру, открыт людям. Основная особенность в том, что люди очень часто одиноки. У них семьи, у них дети, у них мужья, но при этом они все равно одиноки. Несмотря на то, что Латинская Америка похожа на нас, все равно есть определенный ментальный разрыв между людьми. Часто трудно выработать полную душевную близость. Она вырабатывается с годами. А если это молодая семья, одна или другая половина еще не стопроцентно знает язык. Общение немного хромает. Много таких нюансов. Священник там, по словам апостола Павла, должен быть всем для всех. По-другому не работает. Ты должен быть с людьми и в горе, и в радости. И ехать, и лететь, и преодолевать эти расстояния.

И еще такой нюанс – там мало людей, там маленькие общины. Если говорить о Москве, то в Москве в основном большие приходы. Ты в лицо знаешь людей, но толком не знаешь обстоятельства жизни многих из них. Когда ты долго служишь, тогда только узнаешь прихожан. А там ты являешься не то чтобы частью семьи (это, наверное, громко сказано), но ты бываешь в домах у прихожан. Я в какой-то момент знал всех русских, которые жили в Панаме. У большинства из них я был дома. У большинства сербов и болгар – тоже.

Плюс какие-то богослужебные особенности. Там по многим причинам нет возможности организовать такое уставное богослужение, как здесь. Ты должен быть более гибким и находить возможности выстроить эту богослужебную жизнь, когда у тебя нет хора, когда ты должен один и петь, и читать. Все равно это должно быть красиво. Ты импровизируешь, находишь каких-то людей, которые, может, даже не православные, но могут петь и тянутся к этому пению. Самые разные моменты.

– Были ли вы свидетелем чудес Божиих?

– Был такой митрополит Антоний Сурожский, который служил в Сурожской епархии. Я очень его люблю и почитаю. Одна из основных его тем была тема о чуде. Он говорил, что чудо, в принципе, везде, только надо его замечать. Чудо встречи с человеком. Я случайно встречаю человека где-то в метро, а потом из случайной встречи вдруг вырастает какое-то дерево: семьи, какие-то долгие дружеские, деловые взаимоотношения. И от меня зависит – заметить это чудо встречи или не заметить.

– У вас есть любимая цитата из святых отцов?

– У меня две любимые цитаты. Одна – эта слова Иоанна Златоуста: «Слава Богу за все». Она помогает мне жить. Если эту цитату почаще вспоминать, она каждому поможет жить. Это действительно так: Слава Богу за все. Мы просим, молим Бога. Потом что-то происходит не так. Мы поначалу скорбим, даже ропщем, а потом оглядываемся назад – слава Богу, что Ты сделал вот так, а не как я просил. Я в своей жизни могу однозначно сказать: слава Богу за все. По крайней мере, на данном этапе. Не знаю, что будет завтра.

Иоанн Златоуст, по преданию, произнес эту фразу не тогда, когда он был на вершине своей церковной карьеры, церковной жизни. Он произнес ее тогда, когда его лишили всего, отправили в ссылку. Это цитата золотая, потому что это не красивые слова, а это опыт Креста.

Вторая цитата совершила в моей жизни переворот: я пошел по христианскому пути и решил принять крещение. Это фраза отца Павла Флоренского. Павел Флоренский говорит, что существуют доказательства бытия Божия. В западной философии есть такие постулаты. Но есть одно доказательство бытия Божия, которое не сформулировано ни в одном из учебников. А сформулировать его можно таким образом: раз есть «Троица» Андрея Рублева, значит, есть Бог.

Меня это поразило. Такую икону нельзя придумать. Ее можно только с натуры написать. Старец Силуан говорил, что люди, которые в Бога верят, и люди, которые в Бога не верят, отличаются как крестьянин, который видел пароход, и крестьянин, который пароход не видел. Тот крестьянин, который видел пароход, просто знает, что он есть. А тот, который не видел, не поверит, как ему ни объясняй. Он скажет: «Глупость какая-то. Такого не может быть». В то время это было невозможно объяснить. Никаким образом не хочу обидеть крестьян. Просто цитирую старца Силуана, который сам был крестьянином из той среды в то время. Также и «Троица» Рублева. Преподобный Андрей Рублев писал ее, условно говоря, с натуры. Как на пленэре Шишкин или Левитан писали свои картины, так и он писал ее на таком духовном пленэре. Меня эта фраза просто поразила. И до сих пор она является для меня очень важной.

– В чем для вас заключается служение людям?

Мне кажется, что в Церкви человеку должно быть комфортно (в духовном плане). Она не должна быть в тягость

– Быть всем для всех и спасти, если возможно, некоторых. Это, может быть, не очень хорошее слова, и не все мои собратья со мной согласятся, но мне кажется, что в Церкви человеку должно быть комфортно. Комфортно в духовном плане. Это может быть большой с потом и кровью духовный труд, но это не должно быть в тягость. Это не должно быть каким-то постоянным мучением. Господь даже говорит: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11: 30). Даже в каком-то усилии должны быть благо и легкость. Мне всегда кажется важным открыть для человека красоту и радость Православия. Чтобы человек с радостью шел в церковь. Не потому что так надо: праздник – и надо идти, вот я себя и заставляю. Хотя мы все периодически себя заставляем. И мы, священники, себя заставляем. Подниматься надо, а хочется поспать. Это я о себе говорю, не знаю, как другие. Но, когда ты идешь с радостью, это очень важно. Тогда ты будешь сам туда идти. Даже если так сложится жизнь, что ты на какой-то момент уйдешь из Церкви (какие-то ошибки, грехи тебя запутают), но у тебя есть опыт радости, красоты и света, ты обязательно вернешься.