Русский патриот и грек от греков

Святитель Феогност, митрополит Киевский и всея Руси. Дерево (липа), левкас, темпера яичная, резьба, резьба по левкасу, тиснение по левкасy, 2-я половина XVII в. Удивительно, как мало мы зачастую знаем о том, в чем же состоит наше счастье. Нам кажется, что нам совершенно необходимо что-то, а без того все рухнет и пойдет прахом – а Господь дает нам нечто совсем иное, нежеланное нами, что по всей человеческой логике может служить только к уничтожению наших (зачастую очень хороших даже) мечтаний… Но пройдет время, и мы, смирившиеся с этими «неблагоприятными» обстоятельствами, с изумлением понимаем, что через них-то как раз и составилось наше счастье; и упаси Бог, что было бы, если бы мы устроили все по своему разумению… Воистину «Он и противными нам мнящими случаями соделывает наше спасение» (прп. Лев Оптинский).

Так бывает часто в нашей жизни, так было и будет всегда; было так и в далеком 1328 году, когда, вместо желанного князем Иваном Калитой и даже святым митрополитом Петром преемника последнего на кафедре всея Руси, архимандрита Феодора, хиротонисан был в Константинополе в митрополита Киевского грек Феогност. Казалось бы, что грек может понять в сложностях чужой ему страны? А ведь время было очень непростое, если не сказать – критическое, когда речь шла об объединении русских земель, на которое великий святитель Петр положил все свои силы, поддерживая Москву и ее князя, через которых, как он предвидел, и должна была окрепнуть и процвести Русь. Что за дело уроженцу Константинополя (поставленному вместо русского кандидата из стремления Царьграда «сохранить контроль над самой богатой митрополией Константинопольского патриархата, по сути содержавшей в это время не только Патриархию, но и императорский двор»^[1]!) до того, вокруг какого города объединятся русские земли, и объединятся ли вообще… Так очень логично было бы думать. Но – дивны дела Господни: новый митрополит Феогност не только понял во всей тонкости положение русских дел, но и принял их всей душой как свои собственные, положил всю жизнь на устройство своего второго Отечества, на его укрепление, не щадя ни сил, ни здоровья, не останавливаясь даже перед пытками ордынцев. И как удивительно насущны оказались тогда для нашей Церкви истинно ромейская, восточная дипломатичность (если не сказать – в лучшем смысле слова – потрясающая изворотливость в политике), связи, рачительность, государственный ум и прекрасное духовное образование ее нового предстоятеля! Думается, только такой человек и смог бы (и смог!) превратить маленькую и скромную Москву в красивый и влиятельный город, продумать эту поразительную многоходовую политику ее возвышения, учесть все нюансы и ровным счетом ничего при этом не оставить себе. В житии святителя Феогноста нет таких удивительных чудес, как у святителя Алексия, нет такой общерусской славы, как у святителя Петра; есть только постоянный самоотверженный труд на благо не близкой ему по крови, но родной по христианской любви Русской Церкви. Но разве само по себе это и не есть чудо?

Посвящение Феогноста в Митрополиты всея Руси патриархом Исайей. Лицевой летописный свод XVI века. Русская летописная история. Книга 7. 1290-1342 гг. Иллюстрация: runivers.ru Святитель Феогност родился, согласно источникам, в Константинополе, получил хорошее образование, «приобрел знание божественных канонов и законов, проявил себя мужем разумным и боголюбивым и считался украшением родного города»^[2]. Это, впрочем, почти всё, что известно нам о его жизни до того момента, когда в 1328 году патриарх Константинопольский Исаия хиротонисал его в митрополиты Киевские и всея Руси.

Для Москвы это было, как уже сказано выше, очень неприятно, однако великой князь Иван Калита, человек умный и хороший политик, решил не ссориться из-за этого с новым митрополитом, а, наоборот, принять его очень благожелательно и постараться исправить такое неблагоприятное условие на пользу Руси.

Митрополит Феогност, посетив Галицко-Волынские земли и поставив там двух епископов, прибыл во Владимир – тогдашнюю (формально) столицу Руси, а оттуда вскорости и в Москву. Очевидно, желание мирных и даже дружественных отношений со стороны Ивана Калиты с самого начала было взаимным, потому что митрополит Феогност остался в Москве и, поселившись в доме покойного святителя Петра, стал управлять митрополией оттуда.

Довольно быстро освоившись в новой для себя стране, святитель Феогност стал тщательно вникать в ее жизнь

Довольно быстро освоившись в новой для себя стране, святитель Феогност стал тщательно вникать в ее жизнь; очень серьезно и благоговейно отнесся он к памяти своего предшественника, митрополита Петра и, узнав от очевидцев в подробностях его многотрудную подвижническую жизнь, видя всеобщее почитания его как святого и происходящие от мощей его чудеса, стал заботиться о канонизации святителя. Ее можно было бы совершить и на месте – власть митрополита вполне позволяла это владыке Феогносту, – однако он, уже проникшийся значением дела прославляемого святого, делом объединения русских земель, решил обставить эту канонизацию со всей возможной торжественностью, обратившись в Константинополь, и в 1339 году получил от патриарха Иоанна Калеки послание, в котором благословлялась канонизация святителя Петра. Такая исключительная торжественность (дотоле прославления русских святых проходили гораздо более скромно) несомненно пошло на пользу Москве, ведь, помимо прочего, именно святитель Петр первым из митрополитов переехал на жительство в Москву, и в таком быстром и торжественном его прославлении все «могли видеть явный знак особенного Божия к ней благоволения, предназначившего ей исключительный жребий»^[3].

Но святитель Феогност одним этим не ограничился; он прекрасно понимал, что город, претендующий в недалеком будущем на звание столицы государства, должен внешне соответствовать такому титулу. А в Москве на тот момент не было практически ни одного каменного храма, и даже московский кремль был деревянный; можно представить себе, какой контраст представляла она с тем великолепием, которое привык видеть митрополит Феогност в родном ему Константинополе… И святитель решительно взялся за дело, объяснил необходимость строительства великому князю Иоанну, и уже на второй год святительства святого Феогноста в Москве были воздвигнуты каменные церкви Иоанна Лествичника (позднее на ее месте возвысится колокольня Ивана Великого) и апостола Петра; «в следующем 1330 году великий князь заложил третью каменную церковь – св. Спаса в своем домовом или придворном Спасском монастыре»^[4] – церковь Спаса на Бору; а через четыре года был построен и знаменитый Архангельский собор.

Не оставлял святитель заботой и другие епархии Руси, много путешествовал, особенно в большие и значимые для страны города; тем более что такие «первосвятительские поездки уже воспринимались как неотъемлемая часть митрополичьего служения»^[5]. Святитель Феогност бывал и в Брянске, и в Костроме, и на Волыни; дважды посещал и Новгород, хотя вольнолюбивый город, чуя поддержку митрополита Москве и предвидя через это ущемление своей свободы, встречал владыку не очень приветливо.

Было и еще одно очень важное условие возрождения Руси под ордынским гнетом, которому мудрый святитель оказал большое внимание; условием этим было церковное землевладение. На первый взгляд, звучит довольно странно; однако дело в том, что, по законам, изданным еще Чингисханом (знаменитая «Яса»), священники любой веры не подвергались притеснению со стороны монголов и их имения не облагались налогами; поэтому, старательно умножая число земель, принадлежащих Церкви (а значит, и прикрепленных к этим землям людей), владыка умножал число не платящих ордынский выход – дань захватчикам, а через то копил силы и средства внутри Руси. Но для недовольных Иваном Калитой это стало поводом обвинить святителя Феогноста, поддерживавшего великого князя, в стяжательстве. И не просто обвинить, но и донести об этом самому хану Джанибеку: мол, митрополит-де собирает огромные средства со своих земель, а тебе, хан, ничего не платит! Заставь и его дань давать…

Горько, очень горько об этом говорить. В этих мелких перебранках, тоске по собственной славе и величию мы уже потеряли Древнюю Русь, потеряли прекраснейшую страну и несчетное число родичей наших. Опомниться бы, забыть свои мелочные желания во имя жизни Отечества, покаяться в смерти невинных!.. Но нет: снова нужно любыми средствами добиться своего, и не страшно натравливать врагов на своих же, и даже на Церковь и ее предстоятеля.

Святитель твердо стоял на своем: дани с церковных земель не будет

Джанибек, только что воцарившийся, вызвал святителя в Орду вместе с молодым князем Симеоном (сыном и преемником Ивана Калиты); князя, впрочем, быстро отпустил, а святителя, слыша такие доносы, задержал. Последовали уговоры, угрозы и даже пытки: ордынцам во что бы то ни стало нужно было добиться от митрополита Феогноста, чтобы он сам согласился платить дань, поскольку права чингисхановой «Ясы» для священства они знали прекрасно и нарушать боялись. Но святитель твердо стоял на своем: дани с церковных земель не будет. Он готов был отдать все свои деньги (и отдал 600 рублей – по тем временам огромную сумму!), он вытерпел всё, но Руси и ее чад, паствы своей на разграбление не дал.

И монголы наконец смирились. Потребовались «весь дипломатический талант и чисто византийская изворотливость»^[6] и подлинно христианское самоотвержение митрополита, но Джанибек отпустил наконец святителя Феогноста, дав ему ярлык, подтверждающий прежние права Церкви; ярлык дала митрополиту и жена Джанибека, ханша Тайдула – та самая, которую много лет спустя исцелит преемник святителя, святой митрополит Алексий…

Условный портрет Джанибека в Каталанском атласе (1375) Много забот доставлял святителю Феогносту вопрос о западных митрополиях, находившихся на территории Литовского княжества: это были русские земли с русским населением, в тяжелые времена XIII века попавшие в политическую зависимость от Великого княжества Литовского. Правители Литвы, разумеется, всё время пытались отделить «свои» земли от Руси и в духовном плане; иными словами, желали создать свою митрополию. Для этого в Константинополь направлялось великое множество просьб и денег. Святитель Феогност еще в самом начале своего правления Русской Церковью добился закрытия Литовской митрополии, но прошло всего несколько лет, и вот снова видим – «под актами Константинопольской патриархии ставит свою подпись митрополит Галицкий [т. е. отдельно западнорусский. – Е.Б.] Феодор»^[7]. Святитель Феогност лично направился в западные земли и подтвердил свою юрисдикцию, при участии практически всех архиереев Западной Руси хиротонисал епископов для Новгорода и Твери; и тут же отправил послов в Константинополь, требуя упразднить незаконно созданную Галицкую митрополию, а за послами отправился и сам, и в 1332 году наконец лично добился в Константинополе ее закрытия. Но через пятнадцать лет все повторилось снова, и вновь митрополит Феогност огромными усилиями улаживал церковную смуту…

Незадолго до кончины он назначил своим преемником Алексия, будущего знаменитого нашего святителя

В последние годы жизни святителя случился и вовсе вопиющий случай: некий монах Феодорит приехал в Константинополь, заявляя, что владыка Феогност уже скончался, и претендуя на его место. Когда патриарх не поверил ему на слово, Феодорит сбежал в Болгарию и там… был поставлен Болгарским патриархом в митрополиты Киевские и всея Руси. Такое полнейшее нарушение всех канонов, конечно, было решительно осуждено и Константинополем, и Русью; только год продержался Феодорит в Киеве, и то при поддержке мечтавшего об отдельной митрополии Литовского князя Ольгерда. А святитель Феогност незадолго до кончины назначил своим преемником Алексия, будущего знаменитого нашего святителя, и послал в Константинополь прошение утвердить его.

Так в самоотверженных трудах на пользу Церкви прошла вся жизнь святителя Феогноста, замечательного митрополита и истинного христианина, если можно так сказать – патриота Церкви, ибо он занимался делами политическими, но только для пользы паствы, не жалел ничего своего и самого себя ради служения Христу; скончался он в 1353 году 11 марта, в эпидемию чумы, и погребен был рядом с гробницей прославленного им святителя Петра.