Эту историю я услышал в памятную поездку на Святую Гору в декабре 2018 года. Мне тогда удалось посетить двух очень важных для меня греческих святых. Было такое ощущение, что они взяли меня за руку и провели всем этим путем от Афин до Святой Горы, помогая добраться до намеченных мест и посылая нужных людей на всем его продолжении. Посещение святого Нектария Эгинского, с которого началось мое странствие, было окружено какими-то маленькими неприметными чудесами и проявлениями благодатной помощи. Я прибыл на остров довольно поздно, и никакой общественный транспорт уже не ходил. А когда пешком и на попутках я все же добрался до монастыря, тот был уже закрыт. Мне удалось найти какую-то незапертую калитку с задней стороны, и я вошел во двор, где меня через ограду увидел монастырский рабочий. Узнав, что я паломник из России, он позвал монахиню, и та устроила меня в прекрасной пустой монастырской гостинице на ночь и даже принесла какой-то сухой паек. А утром я сходил на литургию и поклонился святителю Нектарию, благодаря за то, что он не оставил меня на ночь глядя в незнакомом месте.
Никто из них, конечно, не застал свт. Нектария в живых, но у каждого был кто-то из родственников, кто знал святого лично
После литургии мы пили кофе с местными греками в монастырском архондарике, и все это было очень трогательно и по-семейному. Они вспоминали святого Нектария, рядом с которым прошла вся их жизнь. Никто уже, конечно, не застал его в живых, но у каждого был кто-то из родственников, кто знал святителя лично, и они вспоминали своих родных – у кого-то это был папа, у кого-то дядя или же еще кто-нибудь, кто работал в монастыре в то время, либо приходил сюда к святителю. И среди этих членов их семей имя святого Нектария тоже произносилось так, словно бы он был одним из них – но особенно важный и дорогой, осенивший всю жизнь своими молитвами, благословением и покровительством. Имена этих своих давно ушедших, но таких близких пап и мам, дядюшек и кузенов они писали мне на записочках, узнав, что я еду на Святую Гору, и просили помянуть их там, как и доныне здравствующих членов их семей. В своих карманах я увез словно бы частицу этой жизни нескольких поколений, прошедшей на Эгине рядом со святым Нектарием, словно плод его молитв, который надо было отвезти и поделиться им с Афоном.
Я хотел побывать на Эвбее у святого Иоанна Русского, а затем ехать вдоль восточного побережья Греции, двигаясь на север, в Македонию. Но при этом, как почти и всегда, и времени, и средств было в обрез. Денег набиралось в лучшем случае сто евро, а на Гору нужно было зайти в субботу утром, чтобы в воскресенье успеть отслужить литургию в келье. Поэтому пришлось обратиться к такому с юности проверенному средству, как автостоп – дожидаться всех этих медлительных автобусов, лениво выползающих из автовокзалов раз в несколько часов, означало гарантированно не попасть никуда вовремя. Так что, добравшись до Халкиды, я вышел на ее окраину и стал голосовать, молясь Иоанну Русскому, чтобы он послал мне кого-нибудь на помощь. Дело было уже к вечеру, и вся эта моя авантюра начинала выглядеть все более рискованно. И тут, спустя какое-то время, из соседнего переулка выехал потрепанный грузовой пикап темно-зеленого цвета с раскладной лестницей в открытом кузове. Он притормозил, и сидевшие внутри люди пригласили меня в кабину.
Это оказались Георгий и Янис, отец и сын, выполнявшие строительные работы где-то неподалеку и сейчас возвращавшиеся к себе домой. Узнав, что я еду к святому Иоанну Русскому, они сказали, что смогут подвезти меня только до своего дома, а дальше мне придется ехать самому. Был декабрь, темнело рано, и когда мы добрались к ним домой, уже сгустились сумерки. Посовещавшись, оба они зашли в дом, сказав мне оставаться в машине, вернувшись же вскоре, сообщили, что предупредили своих домашних, и теперь готовы отвезти меня к святому Иоанну. Темнело все быстрей, узкая извилистая дорога петляла среди поросших густыми хвойными лесами гор – а до Прокопиона надо было проехать половину большого острова, вытянутого вдоль побережья Пелопоннеса. Дорогой они рассказали мне, что их предки были среди тех, кто по договору 1920 года приехал сюда с турецкого Прокониса, как самое ценное сокровище неся с собой святые мощи их заступника святого Иоанна Русского. В честь него был назван Янис, родившийся чудом по молитвам святого. Поэтому храм в Прокопионе был для них родным домом, куда они приезжали при любой возможности и где чувствовали себя так, словно навещали любимого и близкого члена семьи. Когда они прикладывались к раке с мощами, то делали это с таким благоговением и в то же время так привычно, как будто бы обнимались с живым человеком. Выглядело это так, словно бы Янису просто очень захотелось повидать своего крестного, и они встретились после недолгой разлуки.
Георгий с Янисом уехали, а я все никак не мог уйти от мощей святого Иоанна Русского, хотя давно прочел акафист и не один раз приложился. Часа два или больше я просто стоял рядом, и мне было так тепло внутри, что хотелось быть именно здесь и нигде больше. Я смотрел, как все новые люди приходили сюда, молились святому, прикладывались, просили о чем-то. Среди них были и пожилые, и зрелого возраста, и дети. Школьники, у которых начинались рождественские каникулы, заполняли храм целыми классами – а на следующее утро для них служили здесь отдельную литургию, за которой почти все они причащались Святых Таин. Появились какие-то местные панки, которых ничуть не смущал их внешний вид, как и никого другого в храме, совсем не препятствуя им так же привычно и благоговейно припадать к раке святого, что и прочие. Это зрелище вызывало необыкновенно трогательное чувство – ведь все эти люди были для святого как бы его семьей, домочадцами. Он знал их бабушек и дедушек такими же молодыми, и еще многих из их более далеких предков, росших у него на глазах и с его молитвами. И такая общность людей и святого заставляла радоваться за тех, кому посчастливилось жить под его благодатным покровом.
Пришел священник и устроил меня на ночь в прекрасную церковную гостиницу прямо напротив храма, через дорогу. Было уже поздно, я проголодался и пошел поискать себе какой-то еды. В таких небольших и лежащих далеко от туристических маршрутов греческих городках с этим проблема. Кругом множество кофеен, в которых окрестные обитатели проводят целые вечера, потягивая маленькими чашками кофе и разбавленную водой молочно-белую мутную анисовую узо собственного производства, закусывая крошечными пирожными и восточными сладостями. Они о чем-то лениво спорят, делятся новостями и сплетнями, смотрят по старому телевизору футбол или слушают национальную музыку в этих семейных заведениях, куда одни и те же люди приходят годами. Но если вам надо поесть, да к тому же в Рождественский пост, то ни на что иное рассчитывать здесь не приходится, кроме как на кофе, узо, футбол и сладости. Пришлось заглянуть в одну из пока еще не запертых «артопейо», пекарен. Хозяйка, пожилая гречанка, очень обрадовалась, что к ней зашел русский «патерас», и позвала свою русскую невестку. Красавица-сибирячка Катя, вышедшая замуж за грека и родившая ему четверых сыновей, тоже несказанно обрадовалась земляку и просила зайти к ним утром перед отъездом. Я так и сделал, и она надавала мне целые мешки хлебов и печенек их собственного изготовления, а еще записки и деньги, чтобы ее семью помянули на Святой Горе. Так я и поехал дальше, обвешанный мешками, словно челночник из недоброй памяти 1990-х.
Святые продолжали вести меня, словно дитя за ручку, на моем пути к Афону
Тут у читателя, должно быть, возникнет закономерный вопрос: о чем это вы? Где же тот немец, заявленный в названии рассказа, вместе с его удивительной историей? Но я не без умысла и неслучайно так долго вспоминаю здесь всех этих добрых греческих людей, которых посылал мне Господь на моем пути по молитвам святых, тесно связанных с ними всей своей жизнью. Святые продолжали вести меня, словно дитя за ручку, на моем пути к Афону, и всякий раз снова посылали мне кого-нибудь, кто с радостью и безвозмездно подбирал голосующего на обочине незнакомого паломника и вез его в своей машине еще какой-то отрезок дороги. Так я оказался в Лариссе, и едва появился на городской объездной, не успев даже поднять руку, как уже было проехавшая мимо машина остановилась, сдала назад и радушно открыла дверь.
Внутри сидела супружеская чета, Георгий и Иоанна, и дети – Силуана, названная в честь нашего афонского преподобного, и Михаил. Они ехали в Салоники, чтобы провести вместе рождественские каникулы. «Надо же! – удивлялся Георгий. – Обычно мы всегда ездим другой дорогой, более быстрой, а сегодня почему-то решили свернуть на эту. Не иначе, чтобы встретить вас!» Эти добрые и глубоко верующие люди заботливо довезли меня до самой автостанции в Салониках, где я успел сесть на последний автобус, идущий в Уранополис. Благодаря этому я сумел вовремя зайти на Гору со всеми пакетами хлебных приношений и отслужить воскресную литургию в келье, где меня ждали.
Дорогой от Лариссы до Салоник мы проговорили с моими дружелюбными попутчиками о самых разных вещах. Среди прочего выяснилось, что Георгий с Иоанной живут в Лондоне, где он работает в банковской сфере, а сейчас они приехали навестить родителей и его детей от первого брака. Он рассказал, что по отцу является немцем, но сам себя всегда чувствовал скорее греком – язык и вера матери были ему ближе, хотя немецкий тоже был родным. Отец его, человек очень добрый, тоже полюбил Грецию, охотно бывал здесь, но жить предпочитал в Германии. Однако несколько лет назад у него вдруг открылась тяжелейшая болезнь – врачи обнаружили обширную опухоль мозга. Были сделаны сложные операции, проведено необходимое лечение, а затем начался длительный период восстановления. При этом оказалось, что после всех вмешательств в область головного мозга произошла почти полная утрата личности, и отец Георгия во многих отношениях превратился практически в ребенка. Он помнил своих родных, жену и сына, но ему снова предстояло учиться быть самим собой. Пришлось даже заново обучаться говорить, вновь приобщаться к культуре и обществу, становясь новой личностью. Родные, которые перевезли его на это время в Грецию для удобства ухода за ним, конечно же, помогли ему восстановиться. Но в сложившихся условиях он вернулся к осмысленной жизни уже греком, а не немцем, поскольку близкие не могли сделать его тем, кем не были сами. Так уже в столь зрелом возрасте отец Георгия удивительным образом смог как бы родиться вновь совсем другим человеком, начав новую жизнь практически с чистого листа.
«Мы не верим в святых – мы живем вместе с ними». Святые – самое дорогое, что есть у греков
И, несмотря на все трудности и страдания, которые пришлось перенести при этом ему самому и его семье, думается, что Господь удостоил его величайшего и драгоценного дара. Да, может быть, в каких-то отношениях Греция уступает Германии. Ее миновало «экономическое чудо», она не столь развита с точки зрения промышленности и уровня жизни, не может похвалиться знаменитыми на весь мир «Мерседесом», «БМВ» или хотя бы «Фольксвагеном». Но, при всем уважении к немцам и прочим народам, у греков есть нечто намного более ценное, чего давно уже нет у многих других. Как очень верно говорят они о себе самих: «Мы не верим в святых – мы живем вместе с ними». Святые – самое дорогое, что есть у греков. Это плоды двух тысячелетий христианской истории этой земли, ее духовный капитал, на благодатную прибыль с которого до сих пор живет их страна, ее благоухание, что разливается в самом воздухе и преображает сердца и лица. Может быть, далеко не все в Греции и греках прекрасно и совершенно, и есть многое, что хотелось бы изменить и исправить. Но все это, в конечном счете, когда-нибудь останется в прошлом, а жизнь со святыми будет вечной. И это и есть тот бесценный дар, который получил немец, став греком.
Но думается мне – а не то же ли самое происходит и со всеми нами, хоть и без мучительной лоботомии и удушающей хватки ядовитых курсов химиотерапий? Ведь и в нас совершается эта постепенная замена одной личности на другую. И с этой переменой мы становимся частью нового народа, для которого нет ни иностранных языков, ни границ. Своей превосходящей всякий ум хирургией Господь понемногу удаляет из нас опухоли скверны и метастазы нечистоты, врачует глаукомы невежества и непроходимую тупость, делая нас теми, кем мы должны и можем стать – гражданами того Небесного Града, где единственным паспортом станет приобщение к святости. Собственно, это и будет нашей общей национальностью там, где уже не важно, родился ли ты в этот мир эллином или скифом, но имеет значение лишь сделаться новым созданием во Христе.