Живя в эпоху головастиков

Зачем православному христианину помощь психолога? Ведь в Евангелии даны не только заповеди, то есть ориентиры на жизненном пути, но и обещание, что исполняющий их обретет покой – как раз то душевное состояние, которого сознательно и бессознательно ищет всякий человек. О том, как глубокое знание свойств человеческой души дополняет заповеди, о месте научной психологии в жизни человека мы беседовали с православным психологом Ольгой Лысовой-Бродиной.

– Ну, почему все сказано? Я не считаю, что все сказано. Это все равно как если к древнему отцу-пустыннику пришел бы какой-нибудь еретик и сказал: «Зачем вы описываете свой опыт, ведь в Евангелии все сказано?». У многих неправославных людей, у сектантов и по сей день возникает вопрос: зачем нужны творения святых отцов, когда есть Библия? Да, безусловно, все самое важное, основное нам открыто Богом в Ветхом и Новом Заветах. Но в человеке заложена тяга к постоянному движению вперед, к творческому исследованию как самого себя, так и всего, что его окружает. Чем больше мы знаем о себе, о том, как мы устроены, тем легче нам меняться, учиться управлять собой, своими негативными эмоциями, которые мучают нас и наших близких. Знания о многогранной природе человека помогают нам бороться с грехом, развиваться и реализовывать данные Богом таланты. Нет предела в изучении бесконечно богатой человеческой души. И научная психология заняла свою исследовательскую нишу.

– Нишу внутри Православия? А как соотнести святоотеческое наследие, которое целиком посвящено душе, и тоже говорящую о душе научную психологию?

– Тут важно вот что понимать. Когда зарождалось и активно создавалось древнее ортодоксальное богословие, у человека дух был очень мощным. Его развивали с самого детства. Атеистов практически не было. Все жили пусть не истинной, но все же верой в некие высшие силы. И когда язычник принимал христианство, его духовная составляющая уже была развита, душа настроена на мистическое мировосприятие. У большинства же современных людей другое соотношение составляющих его природы. Дух подавляется переразвитыми рациональностью и чувственностью, которые, к тому же, еще и конфликтуют между собой. Психология же может помочь запутавшемуся человеку глубже заглянуть в свою душу, лучше понять себя и, постепенно освободившись от груды рациональных и эмоциональных нагромождений, выйти на духовный уровень. Что касается таких трудов святых отцов, как «Лествица», «Добротолюбие» или «Невидимая брань», то ведь это монашеский опыт, это аскеза людей, отрекшихся от мира. И до этого многим из нас еще только предстоит дозреть. Не надо забывать, что создавалась эта духовная литература в то время, когда у большинства людей была отличная от современной (ориентированной на свободу от нравственных законов, на комфорт и удовольствия) система координат. Современный человек стремится жить «здесь и сейчас», редко задумываясь об участи своей души в вечности. А то, что называется духовной жизнью, еще в XIX веке подменила жизнь интеллектуально-эстетическая: увлечение литературой и философией, походы в театр, творческие занятия (живописью, пением, поэзией).

Кроме того, сам современный ритм жизни не способствует серьезному углублению в себя и погружению в мир святоотеческой литературы. В городах люди практически лишены возможности вести размеренный созерцательный образ жизни. Все постоянно спешат и очень устают. Поэтому мы нуждаемся в определенной адаптации святоотеческого наследия, в своего рода переводе со святоотеческого духовного языка на язык современного человека. Особенно это актуально при общении с молодежью. Вот это, я считаю, и есть поле для деятельности православного психолога, который может в союзе со священником помочь сориентироваться в духовном океане святоотеческих трудов и деликатно подсказать, как можно применить эти бесценные знания в сегодняшней жизни.

– А Евангелие тоже требует адаптации?

– Отчасти да. С одной стороны, нет ничего универсальнее в плане духовного языка, чем Евангелие. Читая Евангелие, душа соприкасается с благодатью, с удивительными притчами и реальными чудесными событиями, которые активизируют наш дух, пробуждая его от подавленности и сна. Но, несмотря на благодатную простоту и ясность евангельского языка, точно и без искажений воспринимать евангельскую истину нам помогают толкования духовно опытных и богословски образованных людей. Но и святоотеческие толкования не исчерпывают необходимости разъяснения некоторых евангельских истин. Это касается их практического применения. На консультациях православному психологу часто задают вопросы по евангельским заповедям. Например, как можно (и нужно ли) «подставить другую щеку» в конкретной ситуации? Не осуждать хорошо, но как этому научиться? Как объяснить подростку, почему нельзя жить по плоти до брака и почему то, что они называют романтическим словом «любовь», Евангелие называет блудом? Чем чувство собственного достоинства отличается от гордости? Таких вопросов бесконечное множество.

Современный человек часто не понимает самых простых духовных истин. Его сознание зашлаковано некачественной псевдодуховной информацией. Путь до храма для большинства сложен, а к психологу обращаются многие. Вот это и есть важнейшая задача православной психологии – выстраивание моста между современным миром и храмом. А в процессе воцерковления у человека возникает масса новых вопросов, связанных как с Евангелием, так и со святоотеческой литературой. Потому что в ней мы сталкиваемся с индивидуальным опытом каждого святого, приложенным на эпоху, в которой он жил, на его строй личности. И нам необходимо учиться деликатно и психологически грамотно переносить этот уникальный опыт на заросшую сорняками и засоренную плевелами почву души современного человека. Мы все очень разные. И индивидуальный психологически-духовный подход к каждой душе помогает не отпугнуть человека от Церкви, а наоборот, заинтересовать и привлечь его, помочь очистить свои душу и сознание от еретических и прочих соблазнов, которые нам так активно навязываются через все средства массовой информации. Православный психолог может помочь околоцерковным людям глубже и ярче увидеть красоту и богатство Православия. Для этого аскетический святоотеческий опыт нужно адаптировать, то есть выделять главное, соотнося с потребностями и силами современного человека, живущего в миру. Это может помочь избежать разочарований, нервных и духовных срывов, прелестных настроений.

– Получается, что психология – наследница святых отцов?

– Это, безусловно, нельзя распространить на всю современную психологию. Только та психологическая школа может считать себя наследницей святых отцов, теория личности которой основана на святоотеческом учении о человеке. Если для психолога православное учение о грехопадении, о спасительной Жертве и Воскресении Господа, о покаянии и смирении, о страстях и добродетелях, об образе и подобии Божиих в человеке, о стяжании благодати, преображении и обожении – истина, то тогда все исследования, научные изыскания и выводы не будут противоречить наследию святых отцов. Православный психолог, занимаясь исследованием человеческой жизни в различных ее аспектах, ясно понимает, что главные знания о человеке даны нам Христом, апостолами и святыми. Если психолог, изучая душу, осознает, что за всем видимым и невидимым незримо присутствует Творец, что существуют нравственные законы, что наша совесть – это голос Бога в душе, а не мучитель, создающий и навязывающий табу, мешающий нам добиваться «своего» любой ценой, если психолог осознает все это, то тогда все идет по верному пути. Если же психолог не чувствует колоссальной ответственности перед Богом за каждое свое слово, то его может увести «в страну далече», в область искажений, фантазий и опасной самодеятельности, которую на языке богословия смело можно назвать прелестью. Сегодня, как грибы после дождя, появляются теории, вводящие людей в заблуждение и отводящие от спасительного прямого пути. Постоянно приходится сталкиваться с небезопасными для души и духа психотерапевтическими практиками. Увы! Далеко не все, что предлагает сегодня нам психология и психотерапия, можно безопасно и с пользой применять не только православным христианам, но и вообще любому человеку.

Современные психология и психотерапия остро нуждаются в воцерковлении, коррекции и уточнении. Это еще одно непаханое поле для деятельности православных психологов.

– Но психолог, живущий в миру, не аскет, а высокие духовные знания даются, наверное, только через аскезу? Многомятежная, многопопечительная мирская жизнь мешает молитвенному осмыслению своей души. Не слишком ли это смело – проводить параллель со святыми отцами?

– Нет, речь, конечно, не идет о параллели со святыми отцами. Все гораздо проще и скромнее. В сердцевине православной психологии (в переводе с греческого – знания о душе) лежит евангельское и святоотеческое учение о человеке. Сила православного психолога в смиренном преклонении выи перед истиной. Да, все основное уже сказано, открыто святыми отцами. А психология занимается нюансами. Ведь высокая аскеза недоступна людям, живущим в миру. Мы много общаемся и очень мало молимся, устаем от суеты, трудно зарабатываем деньги, растим детей. У семейных людей возникает масса вопросов, касающихся души, общения с близкими, не разрешенных святыми отцами. Ведь есть области, не напрямую связанные с аскезой, которая есть погружение в глубинные пласты человеческой души. Есть внешние проблемы. Что делать, когда человек искренне живет духовной жизнью, участвует в таинствах, молится, много читает духовной литературы, а психологические (душевные) проблемы не уходят годами? Что делать, когда мучают не контролируемые (даже с помощью молитвы) страхи или панические атаки, неврозы, изводит хроническая усталость, раздражительность, агрессивность, истеричность, не дают покоя последствия психических травм? Что делать, когда мы испытываем различные зависимости, когда утопаем в конфликтах и в семье, и на работе? Мы часто не знаем, как строить свои отношения жениху и невесте, мужу и жене.

Этот список пополняется огромным количеством проблем наших детей и подростков: их неадекватное поведение, ночные детские страхи, заикание, энурез, непослушание, детская возбудимость, тревожность, проблемы в школе, плохие память и концентрация внимания. Мы в недоумении, как помочь выбрать ребенку профессию.

Куда обращаться с этим ворохом требующих разрешения проблем? А что мы знаем об акцентуациях, психопатиях, неврозах? Если что-то и читали, то как эти знания применить на практике? И здесь не всегда можно помочь только духовными или только общими, поверхностными психологическими советами. Часто проблема требует глубокого изучения, работы с деталями и нюансами. И здесь не обойтись без серьезных психологических знаний и опыта. Поэтому еще святитель Феофан Затворник считал, что будущее за союзом аскетического опыта и психологической науки. И когда он читал свои лекции по нравственному богословию в Санкт-Петербургской духовной академии, опирался не только на Священное Писание и творения святых отцов, но и на жития святых и на психологию. Кстати сказать, будучи иеромонахом, он сам вел курсы психологии и логики.

– Выходит, святые отцы современности не гнушались внецерковным опытом. Вообще антагонизм науки и религии – явление надуманное и достаточно позднее в истории человечества. Интересно, что Церковь с самого своего основания не пренебрегала опытом думающего человечества, с самого начала она мудро воцерковляла весь полезный опыт человечества.

– Да, и в этом смысле отношение святителя Феофана к психологии укоренено в церковной традиции. А если вернуться к актуальности психологии для современного человечества, то она станет еще очевидней, если понять, что произошло с человеком за последние 100 лет, какой удар был нанесен душе и духовной жизни в целом. Долгие годы души большинства людей пребывали в оцепенении под игом навязанного, насильственного атеизма. И многие ли смогли очнуться от этого оцепенения? А сейчас мы сильно напоминаем головастиков: рациональное наше начало, эмоционально-чувственное (или инстинктивно-страстное) раздуты и постоянно стремятся управлять нашим сознанием и нашей душой. Дух же при этом пребывает в латентном, зачаточном состоянии. К тому же, среда, в которой мы живем, весьма агрессивна, и человек вынужден тратить основную часть своей энергии на выстраивание защит. А какое наше любимое слово? «Комфортно».

Современному человеку очень сложно воспринять так вот сразу, с улицы, все то духовное богатство, которое может дать ему церковная жизнь. С чего сегодня многие начинают свой духовный поиск? Со страха за свое душевное и телесное здоровье, за жизнь близких, от ужаса после содеянного смертного греха.

Приведу пример из своей практики. Девушка 20 лет, попавшая по своей вине в беду, мучимая тоской и страхом, приходит к священнику, вываливает на него груду проблем и ждет помощи. Священник очень сочувственно и лаконично советует: «Надо молиться». Но что такое «молиться», она еще не вполне понимает, молиться пытается, но прояснения не наступает. Она выходит из храма и думает: «Куда бы мне теперь пойти, что бы мне почитать?». Переходит улицу и покупает сборник Блаватской, со всей ее прагматичной философией и оккультятиной, прочитывает запоем и после долго не идет в храм. Почему? Потому что эти книги рассчитаны на голодное, духовно безграмотное, гордое рациональное начало в человеке, которое требует, чтобы ему все объяснили и по полочкам разложили. Плюс духовный голод с тягой ко всему мистическому и таинственному толкает на различные эксперименты. Да еще инстинкт самосохранения требует срочных, быстродействующих, интеллектуально привлекательных рецептов оздоровления души и тела. Отсюда и колоссальное увлечение буддизмом у современных людей. Различные эзотерические учения дают пищу именно бесконечно раздутому ratio.

Разум современного человека – это прорва, в нее сколько ни клади, все будет мало. А ведь знания только дверь в духовную жизнь, но не она сама. Митрополит Антоний Сурожский рассказывал, что приходил к нему один прихожанин и спрашивал, и спрашивал, умные вопросы задавал о духовной жизни. Но проходит большой период времени, вопросы идут по второму кругу. Тогда митрополит Антоний сказал ему, что надо уже переходить из ума в сердце, потому что хоть на рассудочном уровне многое уже прояснилось, но для полноценной, глубокой духовной жизни этого недостаточно, нужен личный внутренний опыт. Понимая особенности современного человека, митрополит Антоний давал время беседам, разговорам. Почему у него так много проповедей на абсолютно современном грамотном психологическом языке? Потому что к нему приходили образованные эмигранты и европейцы, русские и англичане с выраженным рациональным началом. Это рациональное начало требует разрядки, пищи и некоторого просеивания, очищения, перенастройки. И только после этого человек, вдохновленный знаниями об истине, о самом себе, с новыми силами может переходить на духовно-сердечную глубину. На самом деле, одна из основных задач православной психологии – дать человеку некий набор знаний о том, как он устроен. Ведь за 150 лет существования психологии сделано столько потрясающих открытий, что пренебрегать ими просто неразумно.

– Несмотря на то, что открытия эти были сделаны людьми, чуждыми духовной жизни или чей духовный опыт, скорее, настораживает, чем располагает к доверию? Это же не открытия в машиностроении, которые можно принимать не гладя.

– Конечно, критическое отношение ко всякого рода теориям естественно, а к психологическим и психотерапевтическим – просто необходимо. Но мед собирается и с ядовитых цветов. Вот, если проследить за речью любого человека, рассуждающего на психологические темы, то его лексику будут составлять приблизительно следующие психологические термины: подсознание, бессознательное, сублимация, фрустрация, фобии, психопатии, депрессии, неврозы, психоанализ и проч. Откуда в нашем словаре эти термины? Из научной психологии, открытой и описанной отнюдь не православными психологами. Ведь любой талант, и талант исследовательский в том числе, даруется человеку Богом. Возьмем, к примеру, самого спорного и скандального психолога Зигмунда Фрейда. Да, он был атеистом, во много заблуждался, все сводил к власти инстинктов. И, тем не менее, рациональный талант исследователя позволил ему сделать ряд важных открытий. Возьмем для примера блудную страсть. Когда читаешь работы Фрейда, в которых он раскрывает силу влияния на нас инстинкта продолжения рода, становится страшно. Сделал он это настолько выразительно, что критически и духовно настроенный читатель не может не прийти в ужас от того, какую власть могут иметь инстинкты над духовно расслабленным человеком. Да, в трудах Фрейда нет места духовной терминологии, так как духовная жизнь не была ему доступна по причине гордого и материалистического взгляда на суть вещей. Но при всех его личных заблуждениях талант исследователя позволил ему глубоко изучить, как действует в нас инстинкт продолжения рода, когда он выходит из-под власти духа, и, становясь блудной страстью, мучает, подавляет и разрушает душу. Его теория – обличение человека, живущего без Бога. Сам он, конечно, никого не обличал, потому что и в Бога не верил.

– И его духовная непроницаемость, закрытость для неба никак не сказалась на его теории?

– Еще как сказалась. Совершенно очевидно из его трудов, что он стал жертвой самозамкнутости и бесконечной самоуверенности. Он, кроме влияния инстинктов на человека, уже мало что мог видеть. В итоге самые талантливые ученики от него разбежались. А многие его выводы современной психологией отторгаются как псевдонаучные. И действительно, выводы Фрейда часто грубы и далеки от духовного взгляда на природу человека. И этот крен, безусловно, имел свои трагические последствия: фанатичные его последователи довели его теорию и вытекающую из нее психотерапию до абсурда, до революционных призывов к псевдосвободе и распущенности, к снятию табу (к отключению совести, другими словами). Все это привело к разрушающей души (прежде всего, юные) сексуальной революции. Сам Фрейд к этому не призывал, но отрицание бытия Бога (это нам хорошо известно и из нашего атеистического прошлого) приводит к самым трагическим последствиям. Но, несмотря на все это, в трудах этого психолога есть важные зерна, помогающие рассмотреть врага (страсть) в лицо, насторожиться, предупредить многие страшные вещи. Например, Фрейд первый отметил и убедительно доказал, как преждевременное знакомство ребенка с интимной жизнью взрослых патологически влияет на его душу, дальнейшее мировосприятие и психическое развитие.

Не только у Фрейда, у каждого выдающегося психолога есть точные и тонкие научные открытия, которые позволяют человеку взглянуть на себя по-новому, сменив ракурс, увидеть в себе иные грани. Знаю и из своего опыта, и из опыта обращавшихся ко мне за помощью, что психологические знания могут стать той новой точкой, с которой человек начинает переоценивать свою жизнь, душу и видеть с новой силой свои грехи, проблемы. А увидев их ясно и остро, можно с Божией помощью исторгнуть их, освободиться, узнать, что такое истинная свобода, свобода в Боге, свобода от мучающих душу страстей. Кстати, изучение влияния инстинкта продолжения рода далеко не самое интересное в трудах Фрейда. Еще одно важное открытие Фрейда касается человеческой памяти, того, как сознание защищается от травмирующей психику информации. Человеческий мозг обладает способностью анестезировать негативную зону памяти, вытеснять из нее в бессознательный пласт психики негативные, мучающие душу впечатления. Болезненный и пугающий след, оставленный травмирующей нас ситуацией (файл, выражаясь современным языком), стирается из памяти, но при этом переносится в область бессознательного и продолжает жить в недрах души.

– Это в лучшем случае?

– Нет, это далеко не самый лучший вариант. Временно человек ощущает облегчение, а потом возникает эффект гноящейся невидимой занозы. Тревожность, апатия, страхи и даже агрессия могут быть следствием этой затерянной в душе травмы. Потому что то, что человек помнит, он может проговорить не один раз, обсудить с близкими, со священником, психологом, получить утешение и совет. И в результате диалога на «файле» с мучающей информацией появляется такая табличка: «Не страшно!». Боль, злоба, тревожность покидают душу. А если мозг прибегает к временной анестезии, загоняя травмирующую информацию или болезненное впечатление вглубь, то человек потом может всю жизнь мучиться и во сне и наяву, страдать и изводить своих близких, но не знать причины своего состояния. Есть различные методики, позволяющие человеку в союзе с психологом вынуть из подсознания эту «занозу» на свет Божий и, выражаясь психологическим языком, отреагировать ее, то есть переосмыслить и, очистившись (в таинстве исповеди), освободиться от ее патологического влияния. Дело в том, что наше подсознание живет очень активной и практически автономной жизнью.

– Да, но надо ли в него погружаться? Ведь если «душа человеческая потемки», то тем более подсознание!

– Безусловно, мы живем в атмосфере тайны. Вокруг нас и в нас самих много иррационального, таинственного. Но, с другой стороны, Господь позволяет нам прикасаться к тайнам мироздания и нашей души. С каждым днем человечество все больше и больше узнает о себе. И часто там, где для одних потемки, другие отлично ориентируются и понимают что к чему. Для одних вся бессознательная область психики – это тайна, покрытая мраком, и они искренне считают, что туда лучше не погружаться. Для других подсознание – объект для детального и серьезного изучения. Ведь то, что Фрейд в своих трудах говорит о подсознании, есть рациональное знание.

Что такое подсознание? Для иллюстрации хорош образ ресторана. Что есть в ресторане? Vip-зал, зал для курящих и некурящих, кухня, кладовка, задний двор, парадное. Так вот, подсознание – это кухня, в которой в нескольких котлах происходит обработка огромного количества информации, расшифровка различных импульсов – генетических, страстных, добродетельных. В этой кухне происходит важнейшая работа. Именно там формируются желания, чувства. И задача психолога – помочь своему пациенту абстрагироваться от сознательного, то есть от того минимального пласта, который выдает подсознание, и понять, результатом чего является то, что у тебя кипит в сознании.

Когда человек знает, что у него есть эта кухня, где происходит постоянная борьба всех импульсов, информаций, желаний, мечтаний, иллюзий, то начинается глубокая работа для покаяния. Человек начинает внимательней наблюдать за собой, взвешивать приходящие к нему мысли и понимает, что далеко не всем импульсам, желаниям, мыслям стоит верить. Приходит, к примеру, страстная, очень привлекательная мысль, она требовательно призывает все существо к ее реализации. Но человек уже вышел на тот уровень, когда он понимает, что, очень желая, он, по Евангелию, не желает. Человек начинает осознавать, что в его подсознании постоянно накапливается энергия, складывающаяся из различных внешних впечатлений (что-то почитал, увидел, посмотрел, услышал). Плюс внутренние инстинктивные, страстные и добродетельные импульсы, воздействия ангелов и падших духов. Энергия страсти всегда очень активна, она создает сильное напряжение, пульсирует, стремится овладеть сознанием и выдает нам оформленную мысль. Наша мысль – это всегда результат какого-то воздействия, поступающего либо извне (мистическое пространство, информационное, визуальное), либо из глубин человеческих.

Человек – это огромная планета, которая постоянно генерирует большое количество разнородной энергии. Здесь опять следует вспомнить Фрейда, его впечатляющее открытие о двух типах энергии: энергии либидо и энергии мортидо. В человеке постоянно действуют и борются энергия жизни (для христиан это еще и энергия любви), которая направлена на соединение (Фрейд не вышел на уровень соединения с Богом, но что касается соединения с душой, телом, это у него описано в красках), и энергия мортидо, энергия смерти и разрушения.

– Здесь прослеживается четкая параллель со святыми отцами.

– Так вот тут и есть огромное поле для исследовательской работы! Перед православными психологами стоит очень важная задача – воцерковление научных психологических открытий, даже теории Фрейда. Если внимательно рассмотреть его теорию, осознавая, что это наука, то есть правда о человеке, то станет понятно, что мортидо – это та самая энергия, которая вошла в мир в момент грехопадения, с вкушением плода от древа познания добра и зла. В этот момент в человеке произошло расщепление на две энергии. До грехопадения энергия была одна: это была устремленность всего человеческого существа к Богу; в этом едином потоке растворялись все животные, растения, все было едино в устремленности к Творцу. А с грехопадением в человека вошла смерть, которую Фрейд назвал энергией мортидо. Мы каждый день умираем, умирает огромное количество клеток. Этого не должно было происходить. Теория либидо и мортидо, благодаря переводу богословских истин на понятный, очень конкретный, научный язык, помогает современному образованному околоцерковному человеку, подвергающему все рациональному анализу, глубже понять и принять библейские знания о человеке.

– Основная межа в области психологии, разделяющая материальное и духовное сознание, пролегает по отношению ученых к источнику «заразы» в мире: где гнездится порча, тля, разрушающая человеческую душу, – вне человека или в нем самом? Так может ли ученый (какого угодно ранга), не признающий наличие «семени тли» в человеческом сердце (как следствия грехопадения), построить сколько-нибудь верную психологическую теорию?

– Для любого православного психолога очевидно, что тля гнездится и в сердце человека, и вне его (лукавые духи, «ищущие, кого поглотить»). Нодаже если мы возьмем теоретического родоначальника психологии атеиста Фрейда, то мы увидим, что и он, при всем его атеизме, сумел глубоко увидеть и показать много важного и полезного для понимания падшей человеческой природы. Да, он болел духовно, но у него была научная интуиция, иными словами, талант, проводник правды, и именно она позволила ему открыть мортидо. Что это как не энергия семени тли, энергия смерти, разрушения, мании? Это все то, что движет человеком, который встает на путь саморазрушения и разрушения окружения.

Такие моменты истины можно найти в любой серьезной психологической школе. Возьмем Альфреда Адлера, ученика Фрейда. Что мы видим? Он считал, что в человеке доминирует стремление к превосходству, к власти, что человек постоянно добивается внимания, признания. О чем речь идет, если перевести это на богословский язык? О гордости и тщеславии. Разве это не семя тли? Фрейд до мельчайших подробностей изучил тему блуда. Адлеру стало тесно в теории Фрейда, он большую часть своей жизни посвятил исследованию во всех нюансах, как задетые в детстве гордость и тщеславие пытаются взять реванш и тем самым избавить человека от комплекса неполноценности.

– То есть каждый ученый открывал какие-то грани следствия грехопадения?

– Заново открывал и исследовал. Но не сознательно! Большинство из них были далеки от духовного и уж тем более православного взгляда на мир и человека. Возьмем Карла Густава Юнга. Он отошел и от Фрейда, и от Адлера и пошел дальше и исследования инстинктов, и теории постоянного самоутверждения. Его открытие потрясающее: он открывает ахретипический пласт человеческой души. Это юнговское открытие максимально приближает нас к духовному миропониманию.

Суть этого открытия в том, что в глубинах нашего сознания есть архетипический пласт (коллективное, то есть общее для всех, бессознательное), в котором заложена определенная информация, а именно различные символы, которые даются нам с рождения. Это самый глубинный пласт человеческой психики. В нем есть архетипы (символы) Бога, отца, матери, ребенка, ангелов, бесов, жизни, смерти, войны, героя и многие другие. Как следствие грехопадения, эта информация и светлая, и темная. Именно через этот архетипический пласт на нас влияют ангелы, и именно этим архетипическим пластом, как каналом, связывающим материальную и духовную реальности в человеке, пользуются бесы. И это открытие принадлежит тому человеку, который, будучи сыном пастора, в своем ratio абсолютно отошел от Христа и закончил свою жизнь погруженным в восточную философию. Такова сила научного таланта. Все эти открытия могут помочь ослепленному разумом современному человеку открыть новые грани в себе. Потому что, если человек трезво сопоставит все открытия, то увидит, что психология часто подтверждает и развивает все то, что мы видим в православном учении о человеке. Но если у ученого нет защищенности от прелести, нет прививки от нее через жизнь в Церкви, то, как правило, он заканчивает отступлением от истины.

Есть среди психологов замечательные примеры. Был такой европейский психолог Виктор Франкл. Это был глубоко верующий человек, человек с уникальной историей жизни. Он сидел в концлагерях и, будучи сам узником, наблюдал за людьми. Наблюдал, кто выживает, кто ломается, кто становится не-человеком и по каким причинам. Он увидел, что в таких условиях выживают только те, которые не только видят смысл жизни, но и живут им. Одно дело знать, зачем ты живешь, а другое дело научиться жить этим. Этот ученый – достойный пример того, как психолог, психотерапевт может помогать людям без искажения, в свете. Когда он вышел из концлагеря, он всю оставшуюся жизнь посвятил тому, чтобы помочь людям, которых война надломила. Ведь после войны было огромное поле работы с людьми, потому что, хоть вера помогала очень, но неврозы нуждались в глубинной коррекции. Франкл совершил массу потрясающих открытий. Его открытия тончайшие, и любому православному человеку знать их было бы очень неплохо.

Виктор Франкл еще и пример мягкого и очень действенного миссионерства. Он писал и говорил, что ничто так не помогает страдающей душе, как вера в Бога, а работать ему приходилось с людьми самых различных конфессий. Он явил пример того, как работать с людьми, которые только-только задают вопрос «А что такое вера, и в чем смысл жизни?». И надо заметить, что его мягкость и деликатность играли немаловажную роль в его работе. Он показал, как можно, не скрывая, говоря все, как есть, но опосредованно, привлечь душу к поиску духовного смысла, настраиваясь на эту конкретную душу, индивидуально, а не выплескивая на неготового человека нечто неудобоваримое для него, делая ему еще больнее и тем самым отталкивая его и от веры, и от Церкви. Кстати, Франклу принадлежит глубокое высказывание: «Когда мы подавляем в себе ангела, он превращается в диавола».

– На примере этого ученого можно сделать вывод, что возможно, не будучи укорененным в Православии, все же не только «служить Богу в бедняках Его», но и сформировать верную психологическую теорию?

– Не просто верную теорию. Я считаю его одним из гениальных психологов. А по поводу укорененности в Православии… Видите ли, в том контексте, в котором он существовал, практически ничего не зная о Православии (ведь Европа в этом смысле очень обделена, информации мало), в контексте своей жизни он был очень честен и сделал очень много добра.

– В вашей психологической практике вы сталкивались с необходимостью адаптации богословия?

– Этим приходится заниматься постоянно. Когда приходит ко мне на консультацию человек абсолютно мирской, то начинает с того, что предупреждает меня: «Я знаю, что вы православная. Мне не надо ничего про таинства и все такое… Вы мне просто объясните, что происходит с моим ребенком, когда он избивает маленькую сестру? Или когда он мне в лицо плюет? Это что такое? Только не говорите про причастие. Потому что мне уже советовали причастить его, тогда, мол, все пройдет. Ходил, причащал – все оставалось по-прежнему». Я отвечаю: «Про таинства я пока не буду, но можно я скажу так, как я могу? Это вы мне разрешаете?». – «Хорошо, я потерплю, послушаю». И тут я богословие перевожу на психологический язык. То есть я беру теорию либидо и мортидо: любовь, ласка, нежность и агрессия, злоба, разрушение и соединение. Ведь все это результат взаимодействия внутри нас этих двух потоков, двух типов энергий. Причем, с такими людьми я делаю акцент на то, что теория эта глубоко научна, доказана. Дальше я прошу разрешения на ненавязчивый богословский взгляд, соединяю психологическую теорию о либидо и мортидо с историей грехопадения и часто слышу в ответ: «Да, это очень интересно». Потому что человек мирской все, что касается любой информации до мистического опыта, готов принять, поглотить килограммами, тоннами. Вот на таком переводе богословия на психологический язык часто и строится настоящее миссионерское дело. И иногда происходит чудо: человек уже сам просит, чтобы ему и о таинствах рассказали, и батюшку внимательного посоветовали.

– Вы считаете, что нельзя человеку навязывать иррациональное?

– Навязывать вообще ничего не стоит. Это чаще всего вызывает отторжение. Тем более нельзя навязать мистическое мировосприятие. Оно либо открывается, либо нет. А вот рассказать, подать суть на рациональном языке можно. Потому что если у ребенка родной язык мифический, то есть он все оживляет, ему все легче познавать и осваивать в игре, через образы, персонажи, то у современного нормального, хорошего, доброго, замечательного…

– …большого ребенка…

– Я бы даже уточнила: большого подростка. Так вот, у него родной язык рациональный, язык знаний. И здесь поле для миссионерской деятельности колоссальное.

Несколько лет назад я принимала участие в семинаре по православной психологии, читала лекции. И явно ощутила силу синтеза психологии и святоотеческого наследия. Почти все слушатели, с Божией помощью, воцерковились. Потому что язык психологии – это очень сильный язык. Из собственного опыта всем занимающимся православной психологией могу посоветовать пройти минимальные богословские курсы. Это потрясающе обогащает. Человеку, пришедшему в Церковь, не достаточно просто сказать: «Молись, причащайся». Молиться он толком еще не умеет, к причастию (искреннему, покаянному, глубокому соединению с Богом) он не готов, потому что для соприкосновения с тайной причастия необходимы глубокая вера, сердечный опыт, богословские знания. Нужно подготовить человека к принятию христианских истин, и психологический язык сегодня в этой ответственной, тонкой и деликатной работе очень помогает.

– А какова должна быть тактика православного психолога при обращении к нему неверующего человека? Было бы, наверное, нелепо в качестве лекарства от душевного расстройства прописывать ему православную аскезу?

– Конечно, нелепо. Этим можно только отпугнуть. Даже с православными церковными людьми надо очень деликатно затрагивать тему аскезы. И так же предельно осторожным психологу нужно быть со всем, что касается мистической темы. Все вопросы, касающиеся православной аскетики и мистики, нужно решать со священником. Все необходимое для спасения души Господь откроет человеку в свое время. Если же у церковного человека есть душевное расстройство, ему не мешает проконсультироваться и у православного психолога, а может быть даже у психотерапевта. Грамотный, опытный психолог ничего не прописывает, не дает директивы, не прописывает аскезу как лекарство от душевного расстройства. Психолог должен правильной постановкой вопросов, диалогом, сообщением необходимой информации активизировать внутренние резервы и помочь человеку разобраться в путанице, царящей в его голове и душе. Можно, конечно, что-то и посоветовать, но только не навязывая, не поучая.

– Действовать сократовским методом «повивальной бабки»?

– Да. Психолог предлагает некий фермент – качественную информацию. А она, в свою очередь, помогает человеку расщепить то, что у него не «переваривается». А совет – это не всегда самое главное. Это может иметь место при определенном уровне доверия. Здесь все опять зависит от типа личности и упирается в индивидуальный подход. Есть, например, священники, наделенные даром сильного, резкого слова, и есть люди, которые ждут от священника этого слова и ничего не делают в жизни без такого толчка. Кому-то надо, чтобы его сдвинули с места, кому-то доброе ободряющее слово, а кому-то надо, чтобы ему дали нужную информацию и не мешали активными советами. А психолог все-таки не двигатель. Это человек, который может выслушать, деликатными словами навести на какие-то интересные новые размышления, помочь разобраться во внутреннем душевном пространстве и увидеть выход из кризиса, из тупика.

Беседовала Татьяна Вигилянская