Неизвестно, почему в старой Москве и именно на этом месте церковь была освящена во имя св. Антипы, епископа Пергамского, ученика святого апостола Иоанна Богослова. Его пастырское служение пришлось на времена страшного императора Нерона, требовавшего неуклонного жертвоприношения языческим идолам, а ослушников ожидала казнь или ссылка. Сам св. Иоанн Богослов был тогда сослан на остров Патмос в Эгейском море. Проповедь святого Антипы удерживала его паству от поклонения «отечественным богам», в чем обвиняли его языческие жрецы. Они предали подвижника мученической смерти, бросив в раскаленную печь, но огонь не тронул тело мученика – по преданию, непрестанно молившийся святой словно уснул. Христиане захоронили его в Пергаме, и у гробницы начались исцеления. Особенно св. Антипа славится исцелениями при зубной боли.
Причина посвящения церкви на Волхонке осталась тайной истории. Другой загадкой стало время ее возведения. Безоговорочно, она датируется 1530-ми годами, но есть версия, что первую деревянную церковь на этом месте выстроил сам Алевиз Фрязин в 1514 или 1519 году. Иногда считают, что он построил здесь другой храм, во имя св. митрополита Петра, а на его месте позднее построили (или перестроили) новую Антипьевскую церковь. Третьей загадкой оказалось имя храмоздателей. Единогласно ученые признают, что в устроении храма участвовала семья Скуратовых, чья усадьба вплотную примыкала к нему с восточной стороны, и иногда робко называют имя главного, знаменитого представителя этой фамилии - Григория Лукьяновича Бельского, более известного как Малюта Скуратов.
Известно, что первоначально эта церковь появилась в слободе царских конюхов, живших тут, подле Кремля, еще с XIV века. После страшного пожара 1547 года сюда же был перенесен из Кремля и сам царский Конюшенный двор, отчего местная слободская церковь стала называться «что у Государевых больших конюшен». Прежде же царский Конюшенный двор находился в Кремле, около Комендантской башни, которая именовалась тогда Колымажной, - от колымаг, экипажей, которые делали для царского двора.
Первая деревянная церковь, построенная для царских конюхов, возможно, Алевизом Фрязиным, придворным зодчим великого государя Василия III, вскоре была заменена каменной, что говорит об относительном достатке прихожан. Ее архитектура и стилистические приемы (как солнце, выложенное в куполе, маломерный «алевизовский» кирпич) свидетельствуют о сильном влиянии итальянского зодчества или о подражании ему, что подтверждает версию об авторстве Алевиза, который вполне мог построить слободскую церковь для царских слуг.
Сохранившийся до наших дней храм представляет собой сложное архитектурное напластование, так как он перестраивался в разные эпохи – от XVI века до 1901 года. Считается, что в его основе сохранилось лишь здание 1596 года, за века обраставшее новыми пристройками. Редчайшей особенностью Антипьевской церкви стали две алтарные апсиды вместо традиционной одной: в большой апсиде находился алтарь с главным престолом, в другой, меньшей – придел. Огромное количество приделов стало еще одной особенностью церкви. Первым был придел во имя св. Григория Декаполита, устроенный в южной апсиде и имевший собственную глухую главку. Его сооружение ученые и приписывают семье Скуратовых. По одной версии, его строил во имя небесного патрона сам Малюта Скуратов, имевший подле этого храма свой московский двор.
Местонахождение усадьбы Малюты до сих пор вызывает множество научных споров. Молва приписывала ему владение дьяка Аверкия Кириллова на противоположном берегу Москвы-реки. Другие ученые считают, что дом Скуратова как думного дворянина и особо приближенного к царю (в Александровской слободе он занимал должность «пономаря) и вовсе мог находиться в Кремле, но это предположение. В правление Ивана Грозного эта территория (от Пречистенской набережной до Большой Никитской улицы) была отдана в опричнину. И вероятно, Малюта действительно получил здесь двор для жительства – на нынешней Волхонке близ храма Христа Спасителя. А его личные конюшни, по преданию, находились в районе Малого Власьевского переулка, что близ Пречистенки.
В то время Антипьевская церковь здесь уже точно стояла. По легенде, в ней Иван Грозный венчался со своей очередной женой. Первый русский царь чтил этого святого, и среди его родовых моленных святынь был зуб св. «Онтипия Великого», окованный серебром. Есть и другая версия, почему Грозный облюбовал эту местность – неподалеку стоял его Опричный дворец. (Предположительно, остаток этого дворца сохранился до наших дней, он находится в глубине двора Аудиторного корпуса МГУ, который ныне занимает факультет журналистики.) Еще в конце XIV века на высоком холме в Старом Ваганькове (где теперь высится дом Пашкова) был возведен дворец великой княгини Софьи Витовтовны, жены Василия I, прапрадеда Ивана Грозного. В тех краях поселился и сам Грозный, объявив опричнину. Один из местных подземных ходов направлялся в сторону Колымажного двора, где находилась усадьба Скуратовых. Возможно, им не раз пользовался сам Малюта. Ученые ныне выдвигают фантастическое предположение, что именно на этой территории, в подземельях между Кремлем и домом опричника, запрятана библиотека Ивана Грозного, которую искали в Кремле, Коломенском и Александровской слободе.
Достоверно известно, что XVII веке к Антипьевской церкви с восточной стороны вплотную примыкала родовая усадьба Скуратовых, принадлежавшая потомкам брата Малюты, Ивана Скуратова. Антипьевская церковь служила их фамильной усыпальницей. Отсюда явилась другая версия – придел св. Григория Декаполита могли устроить и сами родственники Малюты уже после его гибели.
Род Скуратовых-Бельских прежде не имел высокого положения. Скуратовы было их фамильное прозвище, (от скурат – «шкура», «грубая кожа»), которое носил уже правнук родоначальника. Собственно же родовая их фамилия была Бельские, по преданию, от польского дворянина Станислава Бельского, приехавшего на службу к Василию I Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского. Его правнук, Прокофий Зиновьевич Скурат, сопровождал в поездках Елену Глинскую, мать Ивана Грозного. Загадкой стало имя Малюты: либо это обычное русское имя, данное младенцу при рождении, во крещении нареченного Григорием. (Похожее имя - Неждан - имел и его брат). Либо же Малюта - прозвище Григория Бельского за маленький рост, что разделяет большинство историков.
Однако главным доказательством местонахождения его дома на Волхонке стала археологическая находка – могильная каменная плита, обнаруженная при разборке церкви Похвалы Богородицы, стоявшей рядом с храмом Христа Спасителя, для строительства Дворца Советов. Надпись на ней гласила, что здесь похоронен убитый в Ливонской войне Малюта Скуратов. Кстати, сведения об этой находке почерпнуты отнюдь не в недрах Интернета, как недавно было написано в одной сетевой публикации, а в книге известного советского историка Москвы П. В. Сытина «Из истории московских улиц», современника того события.
Прежде предполагали, что опричник, убитый в январе 1573 года при штурме ливонской крепости Пайде, был захоронен в Иосифо-Волоколамском монастыре, который особенно любил Иван Грозны. По преданию, истекающий кровью Малюта Скуратов, привезенный в обитель, каясь в своих злодеяниях, сам просил похоронить его у монастырских ворот, дабы каждый входящий попирал его прах ногами. Может быть, Малюту перезахоронили по желанию родственников. Они сохранили родовую усадьбу, имели прочие царские милости, а вдова Скуратова даже получала пожизненную пенсию. У самого Малюты не осталось прямых наследников по мужской линии. Его единственный сын Максим умер рано, а три дочери были удачно выданы замуж. Старшая стала женой Ивана Глинского, кузена великой княгини Елены Глинской, матери царя! Другая дочь, Мария Григорьевна, выданная за боярина Бориса Годунова, со временем сама оказалась царицей. Третья вышла за боярина Дмитрия Ивановича Шуйского, брата царя Василия Шуйского. Молва обвинила ее в отравлении на пиру народного героя, полководца Михаила Скопина-Шуйского, приходившегося им родственником.
И до середины XVII века усадьба на Волхонке принадлежала потомкам брата Малюты, Ивана Скуратова, ставшего родоначальником этой ветви. Сам патриарх Филарет отпевал и погребал здесь в 1627 году его правнука, Дмитрия Федоровича Скуратова, служившего воеводой в Вязьме и Мценске. Его сын Петр, тоже воевода, оказался последним владельцем московской усадьбы, которая перешла от него во владение князя Михаила Михайловича Темкина-Ростовского, чье имя значилось в списках прихожан Антипьевского храма. Его род тоже оказался связанным с опричниной: один из его сородичей служил князю Владимиру Андревичу Старицкому, которого Грозный обвинил в посягательстве на престол, и приказал убить. Боярин перешел в опричнину, но в 1572 году был казнен вместе с сыном. А сам князь Михаил был в числе «руку приложивших», то есть подписавших знаменитое Соборное уложение 1649 года.
Разумеется, Антипьевская церковь была связана историческими узами не только с именем Скуратовых. Посвящение святому, прославленному исцелениями зубной боли, привлекало в стены храма всю Москву. Здесь молились и цари, и вельможи, и простые горожане, просившие у св. Антипы здравия, а также москвичи, чьи дома стояли в приходе, среди которых было немало выдающихся и интересных людей. Многих из них, как и Скуратовых, отпевал в этом храме и хоронил сам патриарх.
Царь Алексей Михайлович не раз хаживал на богомолье «к Антипию» с первого же года своего правления. Известно, что он однажды положил к образу чудотворца «два зубка серебряных» - по обычаю, к иконе св. Антипия подносились подвески с изображением зуба и с молитвой о здравии. При Тишайшем государе и старый государев Конюшенный двор стал Колымажным, - на месте музея выстроили его новое каменное здание, где вместо конюшен под навесом было устроено хранилище царских экипажей и «всего потребного» для высочайших выездов.
А позднее у церкви появилось и новое топонимическое название - «что на Ленивом торжке», по которому вся Волхонка именовалась в старину Ленивкой. Ленивыми торжками были древнейшие городские рынки, где крестьяне торговали с возов, и по этому способу торговли торжки назывались ленивыми, не оживленными. Ленивые торжки возникали обычно на всполье, на окраинах, при дорогах, где можно было свободно расставлять телеги. Один из них возник в Замоскворечье на месте будущего Пятницкого рынка, и именно там появилась первая в Москве Ленивка: так назывался отрезок Пятницкой улицы от ее начала до Климентовского переулка. Второй ленивый торжок был в Занеглименье, доныне оставивший имя крохотной, самой короткой в старой Москве улочке близ Волхонки.
Еще одной особенностью Антипьевской церкви было множество приделов. Кроме Григорьевского, здесь находились престолы во имя св. Николая Чудотворца, св. Екатерины, устроенный в цоколе в 1773 году,( может быть, в честь императрицы) и Рождества Иоанна Предтечи в колокольне. Никольский придел, устроенный еще в XVII веке, в 1739-41 годах вновь обустраивал прихожанин князь С.А.Голицын ставший позднее градоначальником Москвы. А красивую колокольню построили только в 1798 году.
По преданию, печально знаменитый пожар, случившийся в Москве в мае 1737 года, в огне которого погиб кремлевский Царь-колокол, начался от именно церкви св. Антипы Мученика. Теперь есть сведения, что это не совсем так: на самом деле пожар вспыхнул в усадьбе Милославских, стоявшей рядом с церковью, где огонь занялся от свечки, поставленной в доме к иконе. Чтобы понять масштаб бедствия, настигшего Москву, достаточно сказать, что в пламени сгорел и Лефортовский дворец, стоявший на Яузе. На месте усадьбы Милославских после 1812 года был выстроен деревянный особняк действительного статского советника Павла Ивановича Глебова, ставшего воспреемником третьего сына в семействе Пушкиных-стариших, - Льва, родившегося весной 1805 года. Сам же Глебов был прихожанином Антипьевской церкви.
В соседнем доме, построенном, кстати, Федором Шестаковым, архитектором Большого Вознесения, с 1896 года жил знаменитый бытописатель московского купечества П.А.Бурышкин. В этом доме была знаменитая лестница, по преданию, вдохновившая когда-то Грибоедова для описания сцены в «Горе от ума». И когда комедию готовили к театральной постановке, к Бурышкиным приезжала комиссия из МХАТА, чтобы «с натуры» сделать фотографии и зарисовки. После реставрации здесь устроили музейные помещения для коллекции гравюр и рисунков.
В XVIII веке прихожанином Антипьевской церкви был думный дьяк Гавриил Федорович Деревнин, устроитель каменной церкви Илии Обыденного на Остоженке – до того знаменитый Ильинский храм был деревянным. В 1702 году дьяк получил на то благословение митрополита Стефана Яворского, и потом был захоронен в новоустроенном им храме, а не в Антипьевской церкви.
Другой «знаменитостью» прихода стал «его сиятельство тайный советник и кавалер» князь Степан Борисович Куракин родной брат «брильянтового князя», владелец Алтуфьева, друживший с Крыловым, Рокотовым, Фонвизиным. Он был одним из основателей и первым матадором (старшиной) московского Английского клуба, тогда еще занимавшего усадьбу Голицыных на Страстном бульваре, начальником экспедиции Кремлевского строения, и устроителем знаменитой Куракинской богадельни в Басманной слободе, основанной по завещанию его отца - крупнейшего благотворительного заведения старой Москвы. Куракин-старший, увидев в Париже Дворец Инвалидов, решил основать нечто подобное в Москве, с посвящением св. Николаю Чудотворцу. Воля родителя была исполнена – Куракинская богадельня с домовым Никольским храмом, предназначалась для призрения увечных русских воинов.
Прихожанами Антипьевского храма были и Лопухины, и Апраксины, и Оболенские – в виду его расположения в столь аристократическом районе. В 1813 году в приходе храма значился генерал-майор Алексей Тимофеевич Тутолмин, сын известного московского градоначальника, владевшего великолепным дворцом на Гончарной улице. Генерал, однако, больше остался в истории тверского городка Старицы, где он построил в память родителей прекрасный Успенский собор.
А в начале ХХ века в приходе Антипьевской церкви жил художник Валентин Серов. В то время уже началась работа по созданию Музея Изящных искусств – после революции судьбы музея и храма оказались переплетены. Прежде, еще в 1830 году, был сломан бывший Колымажный двор (он давно уже находился в Петербурге), а его каменные строения обращены сначала в манеж для обучения верховой езде, а потом в пересыльную тюрьму. В ней ждал отправки в Сибирь польский революционер Ян Домбровский, будущий герой Парижской Коммуны, которому московские народники устроили побег. Потом пересыльную тюрьму перевели в Бутырки, а территорию после долгих споров отдали под строительство великого Музея, так как это было единственное свободное и подходящее для него место в центре Москвы. Создать его предлагала, кстати, еще княгиня Зинаида Волконская, владевшая особняком на Тверской, где потом открылся Елисеевский гастроном, но тогда на него не хватило средств.
Музей открылся в 1912 году. До закрытия Антипьевской церкви оставались считанные годы. Однако она успела войти на еще одну, светлую и трагическую страницу истории православной Москвы. В феврале 1922 года Святейший Патриарх Тихон рукоположил в этом храме в сан диакона, а вскоре и в сан священника свщмуч. Илию Громогласова, причисленного к лику святых новомучеников на Юбилейном Архиерейском соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года. Это был один из самых образованных, ученых московских священников: профессор, магистр богословия, приват-доцент Московского университета по церковному праву, член Общества Истории Древних Рукописей… По лекторскому искусству его сравнивали с Ключевским.
После рукоположения о. Илья прослужил в Антипьевском храме около месяца, и уже в марте был арестован как «участник в совещаниях у Александра Хотовицкого», - по делу об изъятии церковных ценностей в храме Христа Спасителя. Есть версия, что после рукоположения в сан иерея в Антипьевской церкви, священник тайком служил и в этом храме. Он был ревностным противником реквизиции – о. Илью даже обвиняли в соавторстве Послания Патриарха Тихона по поводу изъятия церковных ценностей. Дело его рассматривал Московский ревтрибунал под председательством Н.Крыленко, и хотя прокурор требовал высшей меры, ему дали 1,5 года. Выйдя на свободу по амнистии, о. Илья был назначен настоятелем Воскресенского храма в Кадашах, где теперь особенно чтят святого. После очередного ареста в 1925 году и последовавшей ссылки ему запретили жить в столице. Отец Илья выбрал Тверь и служил в местном храме Неопалимой Купины до своего последнего ареста за «контрреволюционную агитацию». Он был расстрелян в праздник Введения, 4 декабря 1937 года, и потому по благословению Святейшего Патриарха Алексия II его память празднуется 3 декабря, - накануне двунадесятого праздника – и в Соборе новомучеников Российских. (Последнее пристанище отец Илья нашел в общей могиле на тверском Волынском кладбище.)
Антипьевскую церковь закрыли в 1929 году. Тогда в ней предполагали открыть «Неофилологическую библиотеку», но в полуразрушенном здании устроили жилые помещения, а потом передали его Музею под фондовое хранилище. В 1962 году старинный Антипьевский переулок был переименован в честь маршала Шапошникова, долгое время возглавлявшего Генеральный штаб советской армии. В те же годы известный советский архитектор Л.А.Давид реставрировал церковь. Обнаружив в ее ядре древнее сооружение, он решил применить тот же прием, что и с реконструкцией Трифоновской церкви в Напрудном - расчистить все позднейшие строения и восстановить ее в облике XVI века. Резко против оказался музей, который хотел разместить там библиотеку.
А в наше время стали просить вернуть храм верующим. Предлагали молиться там святому целителю «по старинному чину». В 1991 году была образована община и назначен настоятель, и 24 апреля 2005 года состоялась первая за долгие годы Божественная Литургия.