Экзамен по милосердию

Задача с двумя неизвестными

Чтобы Л. с сыном не выселили из квартиры, нужно срочно собрать хотя бы 40 тыс. рублей. Где найти 50 тыс. рублей на операцию, я тоже не знаю, но знаю, что если деньги не найдутся на этой неделе, 20-летний парень может остаться без ноги. "Вам должно помогать государство!" — говорят матери Дениса чиновники и представители фондов. "Дайте мне адрес государства, дайте телефон, я ему позвоню!"

Запись в блоге автора

Экзамен по милосердию

Ничья бабушка

(маленькая грустная пьеса)

Бабушка в большой искусственной шубе сидит на трамвайной остановке. Я вижу ее каждое утро, когда еду на работу. Сегодня решилась подойти. На остановке возле бабушки пожилой мужик и две женщины. В разговоре выяснилось, что бабушка жила во-он в том доме. Больше тридцати лет там прожила. Сейчас квартира продана, там живут чужие люди. У бабушки есть дочь, у дочери — семья и квартира.

Я: А где же вы, бабушка, живете?

Бабушка: Днем — на остановке сижу, а на ночь — в подъезд ухожу. В подъезде спать плохо, всю ночь люди ходят, я их не виню, у всех свои дела...

Мужик: Она из моего дома. У ней квартиру отняли.

Я: Кто отнял?

Мужик: Такие же люди (окидывает меня взглядом), вот, как ты.

1-я женщина (торопливо сует бабушке в руку 10 рублей): Я ее каждый день тут вижу, это кошмар, надо что-то делать. Надо в суд подать!

Бабушка: А я копеечки не прошу... Кто подаст — и хорошо.

Я: А что же Вы, бабушка, кушаете?

1-я женщина: Может Вам, бабушка, еды купить?

Бабушка: Вот у меня (показывает на сумку) колбаса есть, спасибо.

Я: А кто же Вас, бабушка, кормит?

Мужик: Люди ее кормят. Такие же, вот, как ты.

Женщины (хором): Это кошмар какой-то, надо что-то делать!

Подходит трамвай, и все уезжают. Все, кроме бабушки.

Шойра возвращается домой

Промозглым декабрьским вечером я шла через вокзальную площадь… под ручку с огромным пьяным бомжом. Бомж, к тому же, был празднично украшен — на шее у него была повязана веселенькая красная мишура. А случилось это так… Православное народное движение «Курский вокзал — бездомные дети», несмотря на название, помогает не только детям. Когда я писала о работе волонтеров, несколько вечеров мне пришлось провести, наблюдая, как они помогают бездомным на московских вокзалах. В тот вечер мы договорились о встрече с Натальей Васильевной. Она — православный врач и уже два года оказывает медицинскую помощь бездомным. По пути на вокзал Наталья Васильевна попала в пробку. И позвонила мне с просьбой найти узбекскую женщину Шошу. Волонтеры через посольство выправили Шоше документы, и можно ей брать билет. Выправить документы для узбекской женщины очень нелегко, волонтеры занимались этим не один месяц. А билет нужно брать срочно, пока действует справка. Поэтому я бегом побежала в условленное место, чтобы Шоша не ушла. В условленном месте я Шошу не нашла, но другие бездомные сказали, что она напилась и ушла в сторону вокзала. Где искать на вокзале бездомную узбекскую женщину, которую я никогда до этого не видела? На помощь пришел один из бомжей — огромный, пьяный, с мишурой на шее. Он вызвался мне показать, куда Шоша ушла, по пути объяснял: «Без дома — п-плохо. На улице х-холодно. Домой ехать надо! Дома — хорошо!». Пару раз пройдя через вокзальную площадь, Шошу мы все-таки нашли. Шоша — узбечка в чебурашковой грязной шубе, только что вышла из больницы, по-русски говорит плохо.

— Почему в больнице лежала? Простудилась?

— Да. Под машину попала.

На голове у Шоши вязаная шапка, огромная, круглая — или чалма, или каска. Под шапкой — бинт. Приходит доктор Наталья Васильевна с документами и деньгами. Пока она стоит в очереди в кассу, мы с Шошей беседуем.

— В новый гот четыр года будет. В Москву приехал эт... люк сажат. Так? И вот живу. Домой хочу в Ташкэнт, мама там, дочь там. Ночь не спал, на вокзале милиция гонял.

Шоша просит у меня бумагу и ручку:

— Я тебе свое имя напишу, по-узбекски.

Пишет: Шойра.

А билетов-то в кассе и нет.

— Новый гот. Все домой хочут,— грустно резюмирует Шойра.

Наталья Васильевна мне потом рассказывала, что Шойра хорошая — не ворует, старается сохранить человеческий облик... А что пьет, так кто на вокзале не пьет? Был у нее друг-узбек, все просил волонтеров: «Отправьте Шойру домой! Меня не надо, Шойру отправьте». Недавно его убили. Тут часто убивают. Наталья Васильевна покупает Шойре поесть. Растворимая картошка, чай. Шойра немного отогрелась: «Ой, стыдно мне! Стыдно! Люди помогат, не бросат. Сэстра Наташ покупать билет. Домой хочу. Когда домой?».

Р.S. Через некоторое время волонтерам удалось купить билет. Шойру отмыли, переодели и посадили в поезд. Она добралась благополучно.

Зачем сиротам волонтеры?

Сирот жалеют все. На собрании волонтеров из 20 человек 17 хотят помогать именно детям, а не пожилым, не инвалидам, не наркоманам и не бомжам. Такая статистика везде, детей «жальче». Но не каждый может усыновить или взять малыша под опеку. Чем помочь сиротам? Российские волонтеры начали помогать сиротам недавно. Люди самоорганизовались в многочисленные фонды помощи. Кто-то, случайно придя в детский дом в голодные 90-е, начал ходить туда регулярно, и ходит до сих пор. Кто-то увидел малыша-отказника в больнице и не смог остаться равнодушным. Почему в больнице? В России ребенка, брошенного мамой в роддоме или изъятого из неблагополучной семьи, переводят в спецучреждение не сразу, а помещают сначала в больницу. Бывает, что по разным причинам дети находятся в больницах годами, пропуская самый «усыновительный» возраст, ведь охотнее берут младенцев. Кроме того, в больнице не всегда есть человек, который захочет с малышом заниматься, да и деньги выделяются только на еду и лекарства, одежда-памперсы-игрушки — это уж как повезет. Малышей, которые долго были одни в больнице, легко можно узнать — они раскачиваются и бьются о стенки кроватки. Это — госпитализм, состояние, сравнимое с тяжелой депрессией у взрослых. Оказывается, ребенку физически необходимо, чтобы его тискали, гладили, чтобы с ним разговаривали и брали на руки. Волонтеры устраивают круглосуточные посты в больницах, ездят в детские дома, берут детей на выходные в семьи, консультируют по вопросам усыновления и опеки. «Зачем нужны волонтеры, если есть государство?» — эти слова часто слышит Елена Альшанская, руководитель фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам в больницах», больше известного по названию сайта «Отказники.ru». Вот что она сказала на одном из круглых столов, посвященных проблемам благотворительности:

— Сейчас в России, наверное, нет людей, которые не знали бы о проблеме отказников. Но, как ни странно, никаких серьезных изменений в законодательстве относительно этих детей не произошло. Этой проблемой по-прежнему занимается горстка добровольцев. Благотворительные акции носят точечный, стихийный характер — человек оказался рядом, увидел беду и стал помогать, не изучив самой проблемы. Можно годами носить памперсы в больницу, можно делать это всю жизнь, и ничего не изменится. Чтобы «отказные» дети перестали поступать в больницу, нужно что-то менять. Сейчас в России две основные проблемы, из-за которых происходит то, что происходит — бедность и отсутствие социальных гарантий. Я три года работаю в этой сфере. Есть много организаций, которые занимаются разными видами помощи, но нет организации, которая занимается бедностью. Получается, что, решая проблемы, мы не обращаем никакого внимания на источник этих проблем. Детские дома у нас обеспечены. Государство дает на сирот огромные деньги, они в основном уходят на детские дома. Когда мы привозим подарки в детские дома Москвы и Подмосковья — что мы этим поддерживаем? Вряд ли детей. Для того чтобы детей не было в детдомах, надо поддерживать семью. Раньше, до того как они туда попали. Мы сейчас говорим о социальной ответственности. Благотворитель должен понимать, что дети, которые живут в его городе,— это будущие граждане, будущие работники, мужья и жены твоих детей… Это наше будущее, в котором мы не принимаем участия. Кто должен этим заниматься? Государство? Должно оно — значит, не должны мы. Вот в этом наша главная ошибка. Если мы сейчас не возьмем на себя ответственность за будущее, то расхлебывать последствия будем тоже мы. Самый главный момент. Нужно чтобы каждый из благотворителей задумался: почему вот именно в этой точке я хочу помогать. Я вообще узнал, хорошо ли там детям? Моя помощь — кому именно она приносит пользу? Какие последствия будет иметь его деятельность? Волонтеры нашего фонда возили памперсы в детские больницы. Потом поняли, что это — бездонная бочка. От детей отказываться не перестают. Ребенок попал в больницу, потом в детский дом… Нужно сделать что-то, чтобы эта цепочка прервалась.

Вспоминается история из детской книжки, написанной сотрудницей московского зоопарка, о том, как осиротевшему детенышу обезьяны сделали искусственную «маму», обтянув мехом грелку с теплой водой. Но выросшая обезьянка не смогла стать хорошей матерью. Когда один из детенышей погиб, остальных пришлось забрать и выкармливать возле резиновой грелки…

Бывшие детдомовцы рожают детей и… оставляют в детском доме. Бывают, конечно, исключения, но печальных закономерностей гораздо больше. Директор одного из детских домов говорил, что знает только два случая, когда его воспитанники создали семьи. Государство платит бывшим детдомовцам пособие, предоставляет какую-то жилплощадь. Но они не умеют планировать жизнь, пособие, как правило, тратят в первый же день. Это они проигрывают деньги в автоматах, берут кредиты, это они являются идеальной целевой аудиторией для любой рекламы. По технике безопасности в детдомах воспитанникам нельзя ходить на кухню. Во многих местах это правило соблюдается так тщательно, что в результате выпускники выходят в жизнь, не умея сварить макароны. Бывает, что детдомовцы, привыкшие держаться вместе, живут кучей в одной квартире, остальную жилплощадь сдают, пропивая вырученные деньги.

Особенные дети

Хотя здоровых малышей до трех лет сейчас охотно усыновляют, говорить о закрытии детдомов в России пока рано. Бросать детей меньше не стали. Человек, недавно забравший маленького отказника из больницы, посетовал, что на место его малыша в ту же палату уже положили двух других. Самая большая проблема сирот — тяжелая наследственность. Дети наркоманов и алкоголиков, больных СПИДом, имеющие отклонения в развитии. Но нет такого заболевания, вылечить или хотя бы существенно облегчить которое не могли бы любящие родители — родные или приемные. Если с ребенком круглые сутки находится любящий его человек, который берет его на руки, разговаривает, занимается, то всё, что может пройти, как правило, проходит, а что не может — компенсируется. А шансы есть всегда, хоть с ДЦП, хоть с олигофренией, хоть с синдромом Дауна. Любимый ребенок — не безнадежен. И «отдача» от таких детей больше, чем от здоровых, об этом говорят все, кому приходится работать с особенными малышами. Общение происходит невербально, помимо слов. Очень быстро начинаешь чувствовать, в каком он настроении и чего он хочет. Малыш с самой тяжелой стадией умственной отсталости все равно умнее и понятливее самой умной собаки, простите за такое сравнение. В доме-интернате для таких детей из всего (огромного!) интерната есть человек пять, которые существуют как растения, остальные хоть как-то, но реагируют на людей, которые с ними общаются. В этот интернат недавно пришел новый директор, который активно привлекает к работе с такими детьми православных сестер милосердия и волонтеров, да и персонал старается, как может. И ежедневные усилия персонала не остаются без результата.

Дима попал в интернат с тяжелым поражением печени — сказался алкоголизм мамы. Он поступил из больницы, где до него никому не было дела. Трехлетний малыш был размером с шестимесячного, лежал и смотрел в потолок, говорили, что он не жилец. В интернате с Димой начали заниматься. И постепенно он научился сидеть, держать ложку, потом встал на ноги, потом… заговорил. Сейчас Димке шесть, он — солнышко, он любимец всего отделения. Воспитатели мечтают: «А вдруг усыновят нашего Димку, бывает же!».

На кровати у одной девочки с очень тяжелыми нарушениями — целая компания плюшевых зверей. Папа принес. У мамы другая семья, дочку навещает только папа, его приближение девочка чувствует издалека: когда он только открывает дверь, ведущую в отделение, она в своей палате уже начинает беспокоиться — папа идет. Психолог, специалист по отказникам, рассказывал: «В интернате приходишь в группу и сразу видишь детей, которые являются чьими-то “любимчиками”. Спрашиваешь воспитателя и слышишь: “Вот этого наш врач просто обожает, она только на работу придет и сразу к нему... А вот к этому нянечка с первого этажа заходит”. И тех, “к которым приходят”, сразу видно. Разве эта нянечка что-то профессионально делает? Нет, конечно! Регулярно заходит к ребенку, играет с ним в “ладушки”. И благодаря этим крохам любви и внимания ребенок выделяется из всей группы».

Здесь нельзя без любви

Великая княгиня Елизавета Феодоровна, основательница Марфо-Мариинской обители, говорила: «Все надо привести в порядок с любовью, твердостью и по закону». Больше всего я люблю писать о работе сестер милосердия. Ведь для того, чтобы написать заметку, мне разрешают поработать вместе с сестрами. В этот раз — на одном из постов патронажной службы, в квартире одинокой парализованной женщины. По «легенде» — я сестра-стажер, работаю на разных постах патронажной службы, набираюсь опыта. Меня встречает дежурная сестра, Анна Ивановна: «Хорошо, что ты пришла, успеем сделать побольше. Бабушке устроим банный день и белье сменим»,— говорит она, пока я надеваю в прихожей халат. Ирина Андреевна живет одна, порядок налажен здесь сестрами. Сестринский пост в этой квартире существует больше десяти лет. Сестры выполняют медицинские назначения врача, осуществляют профессиональный уход, кормят, моют, стирают белье... Все действия сестер фиксируются. Документация ведется ежедневно. Годы и болезнь берут свое, но сестры стараются обеспечить, сохранить для своей подопечной привычный распорядок жизни, поддержать ее силы. Сначала Ирина Андреевна передвигалась в коляске, потом, после инсульта — слегла. Это тяжелая больная: и по возрасту, и по заболеванию, она почти не владеет собственным телом. За ней нужен специальный уход — постоянный, тщательный и кропотливый, почти такой же, как за грудным младенцем. И так же, как с младенцем, здесь нельзя без любви. Ирина Андреевна по возрасту понимает не все слова, забывает названия предметов и имена сестер, но чувствует она все — и настроение сестры, и ее душевное состояние, и как к ней относятся. Сегодня кроме знакомой сестры она видит рядом с собой нового человека и, на всякий случай, молчит. Только когда сестра приподняла одеяло, пожаловалась: «Холодно!». Сестра включает обогреватель, в комнате становится теплее, вылезать из-под одеяла нашей пациентке уже не так страшно.

— А теперь мы повернемся. Во-от так. Молодец!

После купания Ирину Андреевну усадили в кресло перед столом. В старинное легкое кресло с высокой спинкой. Ноги укутали пледом, надели теплую кофту, а волосы, тонкие, как у ребенка, уже высохли. С только что вымытыми волосами она стала похожа на одуванчик.

— Отче наш, иже еси на небесех…

Бабушка послушно повторяет за сестрой слова молитвы. Сестра приносит ложку и, уходя за тарелкой, говорит: «Ангела за трапезой!». «А где же трапеза?» — строго спрашивает бабушка. Мы с сестрой не можем сдержать улыбки: за последние пару часов бабушка не проронила ни звука, а тут — оживилась. Потом Анна Ивановна варила на кухне суп, я вытирала пыль, а бабушка сидела за столиком и ела банан, порезанный на кусочки. Мы надели на нее очки, и вид у нее стал строгий, почти начальственный. «Сядь!» — вдруг велела она мне, указав сухим пальцем в сторону дивана. «Соскучилась»,— подсказала из кухни сестра. Когда бабушка уснула, мы с сестрой милосердия пили чай.

— Иногда она все понимает. А иногда говорит: «Я девочка, Ирочка». Мы тогда с ней Агнию Барто читаем. Спрашивает, как меня зовут, некоторое время помнит, а потом — забывает. Говорит: «Поди сюда!». Она приказывает, просить-то она не умеет, говорят, раньше она большим начальником была. Вот что-то и осталось. Маятник на старых часах движется, но кажется, что время в этом доме застыло. Старые книги за стеклом в шкафу, безделушки на полках и на трюмо, рабочий стол, за которым больше некому работать. На столе лежит открытая книга — «Евангелие для детей», с крупным шрифтом. Вспомнилось: «Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное».

* * *

Живая жизнь всегда интересней и разнообразнее любой схемы. Не устаешь удивляться тому, что в милосердии не существует «типичных случаев»; так же уникален и каждый случай, когда удалось кому-то помочь. Почему иной раз на лице у совершенно благополучного человека выражение тоски и неудовлетворенности жизнью, а в доме, где лежит тяжелобольной, чувствуется любовь? Многие проблемы, в которых люди обращаются за помощью,— неразрешимы. То есть неразрешимы они обычными человеческими средствами, у Бога же все возможно. Проблемную ситуацию, которая складывалась годами, невозможно решить сходу, разрубить, как гордиев узел, или разгрести, как авгиевы конюшни, но можно изменить постепенно, если подойти с любовью и терпением. Хотя некоторые и сравнивают волонтерскую работу с попытками вычерпать море ложкой, сейчас в России всплеск интереса к волонтерству и благотворительности.