Свидетели и клеветник

Победа, о которой свидетельствуют мученики, состоит не в том, чтобы убить своих врагов, и выжить самим; их победа — подлинная, и поэтому не похожа на все то, что мир сей считает победой. Они устояли в истине посреди клокочущего моря лжи, устояли в любви среди ненависти, устояли в разуме среди безумия. Клеветник — а Писание называет так сатану — низвержен не силой, но правдой. Вспомним время, предшествовавшее катастрофе 1917 года; чем-то оно напоминает наше. Точно так же «мыслящие люди» считали своим долгом кривиться на «казенное Православие» и повторять на разные лады, что религия изобретена корыстными жрецами, чтобы обирать доверчивых простаков. Точно также юные ницшеанцы презирали христиан как рабов и слабаков, точно также смелые борцы с царским режимом обвиняли Церковь в сервильности. Вскоре — не без их участия — дело повернулось так, что единственным доходом с духовной должности оказались истязания и лютая смерть, а верность Христу потребовала подлинного, а не воображаемого мужества. Автор «Песни о буревестнике», уже понимая, что служит людоедам, не смел проявлять им открытого неповиновения; открыто об истине свидетельствовали только те самые «попы», которые «брюхом шли вперед», много раз осмеянные и обвиненные во всевозможных пороках. Над могилами людей, убитых за веру во Христа, традиционные штампы о «корыстных попах», о «Церкви, прислуживающей сильным мира» и тому подобное звучат также, как они звучали над могилами мучеников античности или кровавой Французской Революции — нелепой ложью.

Почему, однако, это ложь продолжает звучать? В одном из стихотворений французского поэта Поля Элюара говорится о людях, которые «идут и не знают о том, что на свете бывает Любовь». Многие наши современники идут и не знают, - вернее, отказываются знать — о том, что на свете бывает Вера; в служении Церкви стараются усмотреть какие-то низкие, корыстные мотивы. Поверить в то, что бывает искренняя, нелицемерная вера в Бога, готовая следовать за Христом в концентрационный лагерь и под лед проруби, такие люди не решаются. Но в то же время, они не могут о ней забыть; что-то тихо говорит им, что они совершают ужасную ошибку, проходят мимо чего-то невыразимо важного. Именно этот тихий голос они и пытаются заглушить старыми песнями про «религию, изобретенную корыстными жрецами».

Трудно отмахнуться от свидетельства человека, стоящего на краю расстрельного рва; в лицо смерти можно скулить, можно вызывающе смеяться, можно серьезно и спокойно молиться Богу — но в лицо смерти невозможно лгать. Люди, которые согласились так заплатить за свое свидетельство, не лгут нам. Мы можем полагаться на их слово — действительно, Христос воскрес и спасает верующих в Него, и с ним смерть не страшна. А что страшно — так это оступиться от Него.

Мученики подают нам пример неколебимой веры, удостоверяют нас в реальности Вечного Воздаяния, и научают нас верности; но есть и другие люди, те, которые показали нам, напротив, как ни в коем случае не стоит себя вести. Это те, кто предавал мучеников смерти; те, кто вверг нашу страну в богоборческую тиранию, одну из самых страшных тираний в истории. Как люди дошли до такого безумия?

Ведь русские интеллигенты XIX века отнюдь не мечтали о Бутовских Полигонах; все начиналось с возвышенных мечтаний о светлом, справедливом обществе, где не будет вражды и несправедливости, войн и эксплуатации. Многие из тех, кто стоял у истоков революционного движения, искренне полагали, что ими движет жажда справедливости, глубокое сострадание к простому народу. Однако это светлое будущее предполагалось достичь путем разрушения того, что ему, предположительно, мешало - «свинцовых мерзостей царского режима», и Церкви, которая воспринималась как часть этого режима. Этот взгляд связан с одной фундаментальной ошибкой относительно человеческой природы. Церковь учит, что корень человеческих несчастий — грех; несправедливое социальное устройство, прежде всего, результат греха, и, хотя мы призваны стремится к справедливости, в том числе социальной, мы понимаем, что просто разрушив отмеченный грехом социальный порядок, мы ничего не достигнем — грешные люди построят либо такой же, либо (как это было в нашем случае) намного худший порядок. Исцеление социальных язв начинается с исцеления душ конкретных людей; его невозможно спустить сверху путем революции или каких-либо социальных преобразований.

Революционеры думали иначе — измените социальные условия, разрушьте мир капитализма и конкуренции, и люди как-то сами собой сделаются добродетельны. Характерно, что этот взгляд на человека сохранился и в наше время — давайте устроим демократию рынок, и все образуется; нравственное воспитание, проповедь Истины воспринимается как что-то совершенно излишнее, более того, неуместное в том дивном новом мире политкорректности и толерантности, который вот-вот наступит по всей земле. Но отечественная (и не только) история говорит нам о другом — разрушая духовные и нравственные основы жизни общества (или хотя бы позволяя им разрушаться), мы придем отнюдь не в светлое царство. Поэтому сегодня нам особенно стоит прислушаться к свидетельству мучеников.