Святитель Тихон и Русская Православная Церковь за границей в 1922–1925 гг. Неизвестные страницы истории. Часть 1

Патриарх Тихон

Систематическое преследование патриарха Тихона началось в 1922 г. На допросе 28 марта 1922 г. патриарха спрашивали о заграничной иерархии^[1]. Патриарх Тихон заявил, что он признает в своем каноническом подчинении митрополита Антония (Храповицкого) и его духовенство. На вопрос о том, осуждает ли он их политическую деятельность, патриарх ответил: «Не осуждаю политических убеждений, но осуждаю политическую деятельность».

Осуществлявший допрос глава Секретного отдела ГПУ, в структуру которого входило 6-е («антицерковное») отделение, Т. П. Самсонов^[2] потребовал от патриарха Тихона в трехдневный срок «определенного и публичного определения своего отношения к контр-революционному заговору, во главе которого стоит подчиненная ему иерархия»^[3]. От патриарха требовали осуждения всей оказавшейся за рубежом иерархии и запрещения ее в служении или лишения сана. В ответ на ультиматум в своем заявлении, направленном в ГПУ 5 апреля 1922 г., патриарх осудил лишь акт Собора в Карловцах, которых призывал к восстановлению в России монархии, как противных его обращению к Российской Церкви от 25 сентября / 8 октября 1919 г. о невмешательстве священнослужителей в политическую борьбу^[4].

На допросе 8 апреля 1922 г. патриарха снова спрашивали о его связи с зарубежными иерархами. В деле патриарха Тихона сохранилась сводка Секретного отдела ГПУ за 25–26 апреля 1922 г., в которой неизвестный осведомитель указывал на следующие слова патриарха, сказанные 25 апреля об этом допросе: «Меня допрашивали 3 лица: Рутковский^[5] все писал, а Самсонов и Красиков^[6] объяснялись со мной… много они со мной говорили, но одно я признать не могу, и не боюсь ничего, я везде Патриарх Всероссийский, странно, зачем я имею с заграничным духовенством сношение, я Патриарх Всероссийский: Папа знает все то, что творится на русской земле, а также и знают и другие епископы прочих держав…»^[7] (особенности текста сохранены. – Д. С.). Это уникальное свидетельство очень важно. Запись этого допроса сохранилась лишь в небольшом отрывке, из патриаршего свидетельства видно, что основной задачей допрашивавших было добиться от патриарха отречения от заграничного духовенства, которое советские власти считали контрреволюционным.

Согласно сохранившемуся отрывку допроса, на нем выдвигалось жесткое требование публично осудить и предать суду зарубежную иерархию. Патриарх указывал, что уже писал об этом (имеется в виду указанное выше заявление патриарха в ГПУ от 5 апреля). В ответ на требование церковно осудить митрополита Антония (Храповицкого), патриарх ответил, что для суда нужно 12 епископов^[8], настаивая на строгом соблюдении канонов, которыми осуждение за «контрреволюцию» не предусмотрено.

Допросы патриарха производились в камере внутренней тюрьмы ГПУ на Лубянке, однако пострадать за единство Церкви патриарх не страшился. Чтобы заставить его осудить зарубежную иерархию, чекисты прибегли к арестам самых близких патриарху лиц: митрополита Никандра (Феноменова), епископа Илариона (Троицкого), келейника Якова Полозова и др. В разделе «мотивы обвинения» документа об аресте Якова Полозова указывалось: «Обвинительных материалов нет. Необходимо временное задержание (тактическое) в целях воздействия на Тихона»^[9]. Действительно, арест ни в чем, даже по мнению чекистов, неповинного келейника был большим ударом для патриарха. Вот что говорил об этом сам патриарх одному из духовных лиц: «Ты все спишь, а у меня всех арестовали, взяли моего Якова Анисимовича. Чего им нужно? Пусть меня берут, а не его»^[10]. 10 апреля был арестован управляющий канцелярией Священного Синода П. В. Гурьев^[11].

Такое давление понудило святителя Тихона выпустить несколько актов, в которых частично удовлетворялись требования властей. 9 апреля появилось обращение к епархиальным архиереям, призывающее остановить сопротивление изъятию церковных ценностей. 10 апреля 1922 г. патриарх предложил Синоду и Высшему Церковному Совету «упразднить ВЦУ и Св. Синоду иметь суждение об ответственности некоторых церковных лиц за границей за их политические, от имени Церкви, преступления»^[12].

11 апреля 1922 г. Рутковский доложил о проделанной работе И. С. Уншлихту^[13]. Однако реального решения патриарха и ВЦС о запрете заграничного ВЦУ добиться не удалось.

Вина за это была возложена на А. Ф. Рутковского, которого в начале мая 1922 г. руководство ГПУ решает заменить на его заместителя Е. А. Тучкова^[14]. Политбюро ЦК 4 мая приняло решение привлечь патриарха суду по делу московского духовенства: «немедленно привлечь Тихона к суду», причем приговор священникам был вынесен еще до суда на том же заседании Политбюро таким образом: «применить к попам высшую меру наказания»^[15].

Начинается целая серия бесконечных допросов святителя Тихона, целью которых в том числе было и осуждение заграничного духовенства.

5 мая 1922 г. патриарх был вызван Московским ревтрибуналом в качестве свидетеля на процесс московского духовенства, состоявшийся в здании Политехнического музея. В деле имеется подробный отчет сотрудника ГПУ, который сопровождал патриарха на процесс и обратно на Троицкое подворье^[16]. Патриарх выехал на процесс в 20.30 4 мая и лишь в 1 час ночи 5 мая был отпущен. Он, как видно из документа, даже в эти тяжелые для него минуты сохранял бодрость духа, шутил. В результате трибунал принял решение о привлечении патриарха Тихона и митрополита Никандра (Феноменова) к судебной ответственности^[17].

В этот же день 5 мая, патриарх был вызван в ГПУ на допрос. Допрос велся начальником СО ГПУ Самсоновым в присутствии заместителя председателя ГПУ В. Р. Менжинского, а также Красикова, затем допрос был продолжен Е. А. Тучковым. П. А. Красиков потребовал от патриарха «объявить свою позицию до конца» по отношению к заграничной иерархии^[18]. Т. Самсонов требовал от святителя «говорить яснее и определеннее» о необходимости осуждения зарубежной иерархии Русской Церкви и о мере наказания^[19]. Ответы патриарха носили уклончивый характер и явно не удовлетворяли допрашивавших. В. Р. Менжинский даже предложил вызвать митрополита Антония (Храповицкого) и митрополита Евлогия (Георгиевского) в Москву для дачи личных объяснений, на что патриарх ответил: «Разве они поедут сюда?»^[20]. Кстати, это был первый и единственный случай участия в допросе патриарха заместителя главы ОГПУ, чем подчеркивается важность для чекистов «заграничного» церковного вопроса.

Анализ документов приводит к однозначному выводу о том, что патриарх подвергался со стороны властей крайнему давлению, и все его действия, направленные против заграничного ВЦУ, непосредственно связаны с этим давлением. Одним из факторов этого давления была судьба приговоренных ревтрибуналом 5 мая к расстрелу 11 московских священников, которых и попытался спасти патриарх, пойдя на частичные уступки власти. Вернувшись с Лубянки, патриарх созвал срочное заседание соединенного присутствия Священного Синода и ВЦС, на котором было принято вынужденное решение об упразднении заграничного ВЦУ. Монархические акты Карловацкого Собора были признаны «актами, не выражающими, официального голоса Русской Православной Церкви», Священному Синоду, при возможности его полноценного функционирования, предлагалось вынести суждение о «церковной ответственности некоторых духовных лиц»^[21]. Однако этот акт был выработан в такой форме, чтобы не препятствовать созданию нового органа высшего церковного управления РПЦЗ, что и произошло в дальнейшем с ведома и неофициального согласия патриарха.

Именно этот акт упразднил заграничное ВЦУ. В дальнейшем при указании на это упразднение Московская патриархия ссылалась именно на него. Так в постановлении патриарха Тихона и временного Синода от 8 ноября 1923 г. говорилось: «Запросить назначенного после упразднения в апреле 1922 г. церковного заграничного управления заведывать заграничными церквами митрополита Евлогия о том, какое и на каком основании существует ныне церковное управление за границей под именем заграничного архиерейского Синода»^[22]. Летом 1923 г. патриарх указывал, что «мы в апреле 1922 г. на соединенном заседании Священного Синода и Высшего Церковного Совета уже осудили заграничный Собор Карловацкий за попытку восстановить в России монархию из Дома Романовых. Мы могли бы ограничиться этим осуждением владык, бывших на Соборе… если бы они раскаялись, прекратили дальнейшую деятельность в этом направлении». Указание на апрель здесь имеет место в связи с тем, что 5 мая это 22 апреля по старому стилю.

В тот же день, 5 мая, был оформлен указ № 348 на имя митрополита Антония (Храповицкого) в котором говорилось: «Виду допущенных Высшим Русским Церковным Управлением за границей означенных от имени Церкви выступлений и принимая во внимание, что, за назначением тем же Управлением Преосвященного Митрополита Евлогия заведующим русскими православными церквями за границей, собственно для Высшего Церковного Управления, там не остается уже области, в которой оно могло проявить свою деятельность, означенное Высшее Церковное Управление упразднить, сохранив временно управление русскими заграничными приходами за Митрополитом Евлогием и поручить ему представить соображения о порядке управления названными церквами»^[23].

Постановлением патриарха Тихона и Высшего Церковного Совета митрополиту Евлогию было поручено управление православными русскими приходами в Западной Европе, ранее находившимися под управлением Петроградского архиерея^[24]. Это решение подтверждало принятый ранее указ ВЦУ за границей и было принято в ответ на прошение архиепископа Финляндского Серафима (Лукьянова). Таким образом, указ от 5 мая 1922 г. ничего принципиально не меняло в положении РПЦЗ. Этот указ нужен был для того, чтобы создать видимость удовлетворения требований власти, которые требовали немедленного закрытия заграничного ВЦУ.

На допросе, начавшемся в 19 часов 5 мая, первый же вопрос Т. П. Самсонова касался отношения к заграничному духовенству, на что патриарх ответил, что упразднил заграничное ВЦУ, а высшее духовенство должно быть предано суду Священного Синода (из 12 иерархов), который вынесет ту или иную меру наказания^[25]. Однако и патриарх, и власти прекрасно понимали, что собрать в Москве полноценный состав Синода из 12 епископов практически нереально.

В целом, чекисты остались не удовлетворены ответами патриарха, однако он не был арестован 6 мая, как об этом пишут некоторые авторы. Ему было предоставлено время для размышления. В деле имеется копия письма патриарха, направленного Т. П. Самсонову 6 мая 1922 г., следующего содержания: «Извиняюсь, что не представил того, о чем Вы говорили вчера при моем выходе от Вас. Во-первых, я не совсем понимаю, что именно от меня требуется (ответ я вчера дал). Во-вторых, со вчерашнего вечера пропуск ко мне лиц крайне затруднен… при таких обстоятельствах не представляется удобным пригласить членов Церковного управления на совещание, тем более обещанных копий (протоколов собраний заграничной иерархии, которые патриарх просил предоставить в качестве доказательства антисоветской деятельности зарубежной иерархии. – Д. С.) у меня нет»^[26]. Видимо, Т. П. Самсонов, перед тем как отпустить патриарха, потребовал созыва заседания Высшего Церковного Управления, чтобы осудить заграничную иерархию. Получив это письмо и расценив его как отказ выполнить требования чекистов, 8 мая Самсонов на этом же письме пишет распоряжение Тучкову: «Объявить патриарху, что он находится под домашним арестом… и взять с него подписку о невыезде»^[27], хотя еще 7 мая в служебной записке Тучкову он предлагал ограничиться подпиской о невыезде из Москвы^[28]. В другой записке Тучкову Самсонов дал распоряжение провести обыск у патриарха, а также высказал опасения по поводу возможного бегства патриарха^[29].

9 мая 1922 г. патриарх дал расписку об объявлении ему приговора о привлечении его к ответственности и подписку о невыезде^[30]. Тогда же состоялся новый допрос патриарха, на котором вновь были подняты вопросы, связанные с заграничной иерархией. Патриарх избегал всяческих оценок деятельности митрополита Антония (Храповицкого), заявив, что у него нет фактов борьбы ВЦУ против трудящихся России^[31]. Допросы патриарха на этом прекратились до августа 1922 г., однако интенсивная подготовка к процессу продолжалась. Следствием неуступчивости патриарха был устроенный ГПУ переворот в церковном управлении, в результате которого ВЦУ формально возглавили обновленцы. В историографии утвердился стереотип, что обновленцы обманом выманили у патриарха церковную власть, в этом случае патриарх представляется в образе некоего наивного простака, однако это не так. Патриарх Тихон вынужден был пойти на передачу церковной власти сознательно, понимая, с кем имеет дело, этот шаг был ценой отказа от выполнения антиканонических требований властей в отношении зарубежного духовенства и попытки спасти жизнь приговоренных к смерти московских священников.