Смирение – главный секрет

Беседа с митрополитом Месогейским и Лавреотикийским Николаем, в прошлом ученым-астрофизиком, сотрудником Национального аэрокосмического агентства США (NASA).

– Владыко Николай, как вы из ученого-астрофизика стали монахом?

– Моя жизнь действительно была полна научного поиска. Я занимался исследованиями в области физики, астрофизики, инженерии и, наконец, медицины. Пытался синтезировать все эти науки и с помощью высшей математики постичь особенности функционирования человеческого сердца… Но потом со мной случилось нечто удивительное.

Я поставил перед собой конкретную научную цель и все силы прикладывал для ее достижения. Очень хорошо помню, что 1 февраля 1984 г. я достиг своей цели, исследование в области определенных действий сердца было завершено. Научный успех, открытия имеют свойство опьянять. И я был уверен, что буду полностью удовлетворен. Однако даже притом, что в итоге я получил нечто гораздо большее, чем то, что прогнозировал в гипотезе, чувство у меня было такое, будто я пытался выпить стакан воды, но на дне постоянно что-то оставалось! И тогда я сказал сам себе: «Либо Бог есть, и все ради Него. Либо Его нет, и тогда наша сказка закончилась: ничего не имеет смысла».

Когда я был ученым, для меня не существовало неразрешимых задач. Пока в жаркий полдень я совершенно случайно не оказался перед Распятием: как мертвое Тело, висящее на Кресте, может быть Царем славы?

Это логика Евангелия, она – иная.

Когда происходит нечто несправедливое, человек в соответствии с духом мира сего ропщет и противится. «Этого не должно было со мной произойти!» – говорит он. Совершенно при этом забывая: главное, что должно с нами произойти, – спасение, – основано на величайшей несправедливости – Крестной смерти Христа.

Из ученого-монаха я попробовал стать монахом Божиим. На исходе зимы 1984 г. 24 февраля я был уже полностью уверен в своем решении.

Святая Гора Афон

– Как вы впервые встретились со старцем Паисием?

– Моя первая встреча со старцем Паисием произошла так: когда мы с моими друзьями-сокурсниками подошли к нему, он спросил: «Ребята, чем вы интересуетесь?» – «Мы – физики», – ответили мы. «Послушайте, раз уж вы физики, вы должны достичь главного – распада атома собственной самости, чтобы высвободилась очень тонкая энергия, при помощи которой вы сможете избежать земного притяжения и объять умозрительное Солнце, которое есть Христос».

Афон – исключительное место на Земле. Там можно быть самым бедным и знать, что ты этим богат. Не снимать с себя драных обносков и одеваться Духом Святым. Поститься и быть сытым Благодатью Христа. Чувствовать себя последним из людей и в этом находить полноту удовлетворения. Уголок в самой маленькой пещерке Афона стоит гораздо больше, чем самый богатый дворец. Если бы меня сейчас спросили: «Кем ты хочешь стать? Президентом России? Может быть, ректором? Наверное, Патриархом? А может, священником на сельском кладбище?» Я бы выбрал последнее.

Все науки мира – радость изысканий и совокупность достижений – просто мельчайший атом по сравнению с безмерным океаном знания Троицы Единосущной и Нераздельной, Ее бытия. И я славлю Создателя за то, что Он дал мне эту возможность обращения от университетов мирских к университету Господа Бога.

– Старец Паисий говорил, чтобы человек стал настоящим монахом, у него какой-нибудь винтик в голове должен быть немного недовинченным. Каково было ученому стать его учеником?

– В Америке у меня было пять профессоров – обладателей Нобелевской премии. И никого из них я даже близко не поставил бы с этим человеком, который окончил всего три класса общеобразовательной школы. Светила мировой науки на его уровне понимания мироздания оказались бы слишком бедны знаниями.

Митрополит Николай

Мудрый – это не тот, кто получил множество дипломов и премий. Не тот, кто эрудирован и очень умен: много всего знает и стремится эти знания показать. Мудрый – это смиренный человек, который по своему смирению получил Благодать Господа, и она просвечивает через него в мир. Освящает тех, кто соприкасается с этим человеком. В его присутствии все становится понятно. Чувствуешь себя Марией у ног Иисуса. Даже если вы не задали друг другу ни одного вопроса. Или, допустим, беседовали на разных языках.

Когда я прибыл на Афон, то задал старцу Паисию два вопроса: «Что мне читать?» – «Ничего». – «Как мне молиться?» – «Молись, но только не за своих родных». Он оставил меня без любви к родным и радостей чтения. На земле моя любовь не имела уже точек опоры.

Представьте себе человека, который привык чувствовать свою значимость, а теперь пасовал перед старичком без образования и постигал свое полное ничтожество перед ним. Но еще более ничтожным я себя ощущал уже без него. Это было именно то, чего мне так не хватало в том стакане воды, который я никак не мог допить до конца.

– Что произошло, когда старец Паисий запретил вам молиться за родных?

– Я пережил на опыте, что все мы – человечество – одна большая семья. В России я не чувствую себя чужим. Ощущаю себя братом всем людям здесь.

В первое время важно было прекратить контактировать с родными через молитву. Надо было доверить их Богу, и тогда уже встретить большую семью человечества, ощутить, насколько все мы в Боге близки друг другу. Старец Паисий говорил, что наша эмоциональная связь с родственниками настолько сильна, что может стать неким капканом. Но если мы терпим эти узы из-за любви к Богу, то и внутри этого опыта Господь дает нам необходимый баланс любви через ближнего ко всему мирозданию.

Когда по благословению старца Паисия я отправился в монастырь святого Павла, тамошний игумен архимандрит Парфений сказал мне нечто прямо противоположное: «Прежде всего молись о своих родных. Они – наследие, духовный сад, который Господь дает нам для возделывания».

И обе эти точки зрения святы.

– Что вас утешило, когда вам запретили читать?

– Из Америки на Афон тогда приехал человек-книга. Вся моя голова была забита знаниями. Я думаю, старец Паисий хотел разгрузить этот процессор моего ума. Потому что если бы я продолжал мыслить в соответствии с мирским духом научного познания, я бы и святоотеческие тексты начал воспринимать буквально. Он дал мне почувствовать, что лучше открыть сердце, чтобы вечерять там со Христом, чем что-то узнавать о Господе.

Сейчас такое время, что мы знаем много молитв, но молимся мало. Едим постную пищу, но не постимся. Копим сведения о духовной жизни, а опыта ее не имеем. Исповедуем грехи, но не каемся. Ходим в храмы и стоим на службах, но душа не смиряется перед Творцом. Все это от того, что сердце закрыто. Оно должно открыться, чтобы впустить Христа.

– Надо ли при этом таить, закрывать сердце от людей, чтобы остаться с Господом наедине, или впускать в сердце каждого как образ Божий?

– Это два пути: либо так либо так.

– Эти два пути – монашеский и мирской?

– Да, но и внутри этой дихотомии есть еще варианты. Например, так называемый «круговой путь». Душа, способная не рассеиваться, проходит круг промыслительных обстоятельств, чтобы снова вернуться во «внутреннюю клеть», и тогда уже концентрируется на Боге.

А есть путь, о котором пишет Исаак Сирин. Возбуждение внешних чувств умерщвляет душу. И наоборот, внешняя аскеза и сжатие вплоть до отрицания любых излияний чувств, излишних жестов и слов пробуждают внутренние движения души. Однако беспокойство преодолевается не только за счет минимизации воздействий мира. Спокойствие – исихия – рождается изнутри. Главные враги внутреннего спокойствия – многопопечительность, неприятные отношения между людьми, избыток мыслей.

Когда человек остается с жизнью один на один, он не слишком заботится о том, что ему есть и во что одеться. Монаху легче встретить Того, к Кому он всецело обращен. Но если внутреннего измерения нет, «костыли» внешней аскезы не помогут. Человек может обманывать сам себя.

В миру бывает и по-другому: человек жертвует собой ради других, истощает себя и тогда в эту опустошенность снисходит Бог и наполняет «храмину души» Собой. Если это служение людям имеет целью не удовлетворение собственных потребностей (потешить себя добродетельным собой и пр.), а основано на подлинной любви к ближнему, то это, безусловно, угодно Господу и также приводит к Нему. Но это только в том случае, когда у человека нет эгоизма: не доминируют его собственные желания и он не зациклен на исполнении своей воли.

Есть теоретическая траектория, но есть и реальная дорога практической жизни во Христе. Есть жизнь в браке, которая может привести ко спасению. Миссионерское служение. Жизнь в общежительном монастыре. Опыт отшельничества. Выбираешь собственный путь и – вперед!

Я не хотел быть владыкой. Так же как не хотел быть насельником общежительного монастыря. Я свою жизнь менял вовсе не для этого. Я чаял жизни исихаста, а Господь открыл мне другую дверь, которую я не выбирал. Но я выбираю дверь Господа, а не своего выбора. И хотел бы, чтобы вы тоже поступали так.

– Мужской и женский монашеский путь спасения различаются?

– У нас есть разница в природе, но нет в призвании. И мужчина и женщина могут стать святыми. В монашестве есть цель – преодоление пола, его тяжести, страсти.

– Как стяжать Благодать Святаго Духа?

– Господь дает Свою Благодать смиренным.

Я остановлюсь совсем немного на том, как это возможно жить в послушании у Бога, чтобы достичь того состояния, которое позволяет родиться в нашей душе Христу. Старец Паисий, когда запретил мне читать, утешил меня: «Не волнуйся! Я тоже ничего не читал». Потом подумал и сказал: «Ничего, кроме преподобного Симеона Нового Богослова». Потом добавил: «Чуть-чуть Иоанна Златоуста». И наконец, признался: «Еще читаю авву Дорофея. Но не для того, чтобы понять, а для того, чтобы смириться!» Когда читаешь для того, чтобы смириться, можно понять гораздо больше, чем когда читаешь для того, чтобы понять.

– Владыко Николай, у старца Паисия – через страницу про удаль, бесшабашность, про то, что «духовная жизнь – это безудержная отвага»! Как отвагу не обратить себе на погибель?

– Отвагу ты можешь иметь, если у тебя есть также послушание и внутреннее смирение, очень глубокое смирение. Но причиной отваги могут стать и гордыня, и ложное самовнушение. Первая отвага – благословенна, свята. А вторая – опасна: точно упадешь. Однако если ты будешь смиренным, то Господь тебе поможет даже при твоем падении; в противном случае – погибнешь.

Отвага – это все равно что человек едет на большой скорости. Машина, на которой он едет, должна иметь исправные руль, тормоза. А если он разгоняется, внушая себе, что все это есть, а на самом деле это не так, он попадет в аварию. Смирение – главный секрет. Оно в основе духовной безопасности.

Человек должен быть не самодвижим, но Богодвижим. Апостол Петр имел отвагу, но он был самодвижим. Поэтому он совершил самые большие ошибки. Однако он был очень чист. И Господь его благословил быть первым апостолом.