Русский мир князя Владимира

Памятник князю Владимиру теперь стоит на Боровицкой площади Москвы. Его открытие важно, своевременно и, без сомнения, промыслительно. В трудный для России момент он проясняет дискурс всей русской истории. И это, конечно, наша общая победа.

1 ноября 2016 года. Памятник Князю Владимиру накануне открытия. Фото: Евгений Федоровский

Говоря о нашей общей победе, я имею в виду как воцерковлённых, так и всех остальных русских людей. Поскольку, будучи неверующими, атеистами или принадлежа к другой конфессии, но оставаясь русскими, мы всё равно исповедуем ценности, которые нам передал князь Владимир вместе с византийской ортодоксией.

Эпопея с установкой памятника князю Владимиру как в капле воды отразила противостояние защитников национальной истории и их противников, для которых общество внеисторично, для которых народная память о святынях – раздражающий фактор.

Почему так важно видеть в самом центре нашей столицы памятник крестителю Руси и почему это вызвало такое ожесточённое сопротивление? Потому что Владимир – родоначальник не только русского православия, но и русской (как продолжение византийской) цивилизации. И если государь Иван Третий – продолжатель дела Владимира и собиратель русских земель – создал русское государство с чёткой идеологической формулой «Москва – Третий Рим» (возведение в Москве памятника Ивану Великому, надеюсь, вопрос недалёкого будущего), то Владимир сотворил ту самую общность, которую мы сейчас называем Русским миром.

Восточно-христианская цивилизация (как и её важная часть – Русский мир) стремилась к расширению. Но не к подчинению сопредельных стран и народов. Это было не «колонизацией», не «крестовым походом», но культурно-нравственным влиянием, распространением языка и ценностей, вытекающих из христианской ортодоксии. Среди византийских черт, перешедших к нам по наследству, мы должны назвать культурную полифоничность, христианский гуманизм, принцип соборного спасения. Всё это наряду с принципом справедливости составляло центральную зону культуры и в Византии, и в России, и в СССР.

Перечисленный набор особенностей по-прежнему выигрышно смотрится на фоне западной колониальной модели, основанной на гегемонизме, конструировании чужих культур и ложных идентичностей. В рамках же византийского влияния врождённые черты разных народов не стирались, а находились в диалоге и взаимообогащались. Вот почему так хорошо сохранились культуры и языки Эфиопии, Армении и других стран «византийского круга».

Всё это князь Владимир тоже передал нам, русским, вместе с христианской ортодоксией. И ниточка этого влияния протянулась в Россию из Константинополя через Херсонес. Именно поэтому два года назад в своём Послании Федеральному собранию Владимир Путин назвал Херсонес местом, имеющим «огромное цивилизационное и сакральное значение». «Ведь именно здесь, – отметил президент, – в Крыму, в древнем Херсонесе, или, как называли его русские летописцы, Корсуни, принял крещение князь Владимир, а затем и крестил всю Русь».

Два года назад мы достигли серьёзного успеха. Херсонес, сакральная точка русской культуры, вернулся в Россию. Это воспринималось как момент небывалой свободы. Национальное чувство обрело новые краски, по всей России люди начали легко узнавать «своих» и больше доверять друг другу. Нас объединила святыня. Не книжная, не измысленная, а настоящая, овеянная тёплым ветром Истории. И об этом нам тоже будет вечно напоминать памятник князю Владимиру. Хотя мы помним и о том, что часть разделённого русского народа по-прежнему угнетена и репрессирована: верность заветам Владимира должна укреплять нас в решимости не бросать наших людей в беде.

Символическое ядро нашей национальной традиции сегодня тесно связано и с Владимиром, и с Херсонесом. Дело в том, что тема Крыма и Корсуни в общественном сознании русских – это своего рода замещение темы Константинополя, магистральной для русского культурного мифа. На ней основан детско-родительский архетип русской культуры.

Константинополь – духовная Родина, мостик между земным отечеством (Русью) и отечеством небесным (градом Божьим). Отсюда характерная для нас вечная благодарность Византии и вечная тоска разлучённости, тоска ребёнка, чьи родители умерли до его исторического совершеннолетия. Русскому это трудно отрефлексировать, но легко ощутить. На самом деле именно этот детско-родительский идейный комплекс подвергся подмене со стороны западнической идеи – трактовкой Запада (вместо Византии) как «страны святых чудес». Хотя, как известно, родителей не выбирают.

Нетрудно заметить, что для сегодняшнего либерального истеблишмента память о Владимире и русский Крым – две части одного и того же раздражающего фактора.

Возвращение Крыма – пример того, что русские хотят и могут сопротивляться колонизации.

Обращаясь к памяти князя Владимира и его заветам, мы вновь пробуждаем нашу коллективную совесть. Оживляя национальную память, вновь обретая историческую чувствительность, мы лечим те разрывы традиции, которые выпали на долю России в последние века. Мы встаём на путь соборной сотерии – коллективного спасения. Понимать под этим следует и спасение души (для верующих), и спасение родной земли и народа, разделённого, но обретающего волю к соеди­нению.