Митрополит Смоленский и Калиниградский Кирилл: «Не избежишь радикального ответа»

О вызовах и угрозах современного мира с обозревателем газеты «Московские новости» говорит один из самых влиятельных иерархов Русской Православной Церкви

Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев) – один из тех церковных деятелей, о которых принято выражаться обтекаемо: «неоднозначный». Его слова и действия вызывают резонанс далеко за пределами церковной ограды. Одних они возмущают, других восхищают. Митрополит Кирилл давно стал фигурой политической, но также его можно назвать религиозным социальным философом, поскольку он предпринимает мыслительные штурмы тех ценностей, в которых в современном мире сомневаться не принято. На стене в приемной у него живописное полотно – изображение среднерусского пейзажа, а на рабочем столе помимо бумаг – небольшой глобус, свечи в каменных подсвечниках, хрустальные сувениры… В книжных шкафах – неброские корешки плотно стоящих старинных изданий.

МН: Вы сопровождали патриарха Московского и всея Руси Алексия II во время визита во Францию. Каковы, на ваш взгляд, основные итоги этого визита?

Митрополит Кирилл: В связи с вашим вопросом следует сказать по крайней мере о нескольких вещах. Ну, во-первых, речь святейшего патриарха в парламентской ассамблее Европы имеет историческое значение. Впервые светская международная организация такого уровня слышит послание главы нашей Церкви. Совет Европы – это организация, в которой формируются мировоззренческие и правовые стандарты объединенной Европы. И долгое время дискуссия осуществлялась исключительно в светской системе координат. Религиозный фактор не принимался во внимание. Сейчас Совет Европы открывается к тому, чтобы слышать позицию Церквей, и этот факт в том числе явился результатом работы Русской Православной Церкви в Страсбурге. Мы открыли несколько лет назад представительство, через которое активно пытаемся влиять на работу Совета. Все то, что сказал святейший, явилось свидетельством от всей нашей Церкви, причем по вопросам, которые имеют жизненное значение сегодня не только для европейского континента, а для всей человеческой цивилизации.

Тема прав и свобод, связанная с нравственной ответственностью, с нашей точки зрения, является сегодня самой важной темой. Потому что без развязки проблем, которые существуют в этой области, бесконфликтно человеческая цивилизация развиваться просто не сможет. В конфликт входит светское и религиозное понимание прав. Чтобы этот конфликт не приводил к потрясениям и человеческая цивилизация устойчиво развивалась, его нужно преодолеть. Его невозможно преодолеть победой одних над другими. К сожалению, до недавнего времени светским людям казалось, что вполне возможно заставить верующих людей мыслят так, как мыслят они, и построить верующих людей под систему ценностей, которая была сформирована в недрах в том числе и международных светских организаций. Теперь становится ясным, что это не получается. И наступает время диалога – не политкорректного, а реального. И свидетельство Святейшего Патриарха было свидетельством о начале такого диалога. Его речь не была политкорректной, это была речь, в которой адекватным образом была представлена позиция Русской Православной Церкви. Очень надеемся, что результатом этого визита явится усиление диалога светского мира с религиозным.

МН: Противоречия между христианским и светским пониманием прав и свобод должны быть сняты с философской точки зрения. Но это конфронтационные воззрения, несмотря на то, что у них в какой-то мере общие корни. Так возможно ли в принципе решение этого конфликта?

Митрополит Кирилл: Если бы невозможно было, так мы бы, наверное, не выступали. Тогда нужно было бы просто сказать, что мир во зле лежит, и никакого диалога с ним быть не может. Но поскольку мы глубоко убеждены в том, что возможно гармонично соединить одно и другое таким образом, чтобы не навредить человеческой личности, чтобы не умножать зло – поэтому мы и находимся в диалоге со светским миром, в том числе с международными организациями. Нас не оставляет уверенность – или, скорее, надежда на то, что диалог возможен.

МН: Встречают ли понимание у представителей других конфессий и светских общественных деятелей те подходы к правам человека и нравственным ценностям, которые вы провозглашаете? Насколько можно судить, для Европы права человека - все-таки несомненная догма.

Митрополит Кирилл: Учет нравственных ценностей при реализации прав человека –  основная гарантия использования богоданной человеческой свободы во благо личности и общества. Надо сказать, что права человека в историческом прочтении никогда не мыслились как орудие борьбы с традиционной нравственностью. Напротив, все международно-правовые документы допускают ограничения прав человека по соображениям морали. Несмотря на то, что моральные представления общества в наше время очень не однообразны, это не значит, что они относительны и ситуативны. Если мы откажемся от моральной оценки реализации прав человека, то разрушится механизм этих прав в том виде, в котором он создавался на протяжении веков. Последствия могут быть самыми неблагоприятными. Вот почему мы призываем обратиться к нравственному опыту религиозных традиций, который дает разделяемое многими людьми представление о достойном и постыдном.

Что касается содержания моральных норм, то традиционные мировые религии здесь во многом сходятся. Ценности семьи и брака, милосердия, сострадания, воздержанности имеют во многом непреходящий характер. Не все общественные деятели готовы нас поддержать, но многие из них, как и мы, понимают, что только нравственно здоровый, а не падший человек может быть «мерой всех вещей».

В своих выступлениях я неоднократно заявлял, что категория догмы неприменима для общественно-политической жизни. Это имеет прямое отношение к правам человека. Права человека – явление, обусловленное историческим, культурным, религиозным контекстом. Догма – это, наверное, утверждение о свободе человеческой личности, имеющей в себе образ Божий. А права человека – производное из этой догмы со всеми вытекающими последствиями и относительной, а не абсолютной ценностью. Сделать из них догму –  значит превратить в квази-религиозный институт. А если и навязывать эту «догму» всему миру, попытки чего, увы, предпринимаются, то не избежишь радикального ответа.

МН: Визит во Францию, с обсуждения которого мы начали разговор, во многом наверняка скажется на отношениях между Православной и католической Церквами. Можем ли мы ожидать встречи патриарха Московского и всея Руси Алексия II и папы Римского Бенедикта XVI? Такое ощущение, что к этому приблизились.

Митрополит Кирилл: Святейший патриарх неоднократно сам говорил, что никогда не исключал возможности такой встречи. Сегодня эта возможность не менее реальна, чем это было некоторое время тому назад, а может, даже более реальна. У нас на повестке дня есть множество вопросов, над которыми мы совместно работаем, и в случае если их обсуждение завершится успехом, то тогда откроется возможность для такой встречи.

Уровень диалога сегодня между нашими Церквами гораздо выше, чем это было некоторое время тому назад. И действительно, мы достигаем большего взаимопонимания, в том числе и по тем проблемам, которые еще недавно нас разделяли. Речь идет не о тех богословских проблемах, которые разделяли православных и католиков, а о тех проблемах, которые возникли после распада Советского Союза в связи с появлением иерархических структур католической Церкви на территории бывшего Советского Союза.

МН: То есть речь идет об активной миссионерской, другими словами «прозелитической», деятельности на так называемых канонически православных территориях?

Митрополит Кирилл: Вы знаете, можно так формулировать, а можно иначе. Мы считаем, что все, что касается миссии одной Церкви на территории другой, должно осуществляться таким образом, чтобы не разрушать отношения между Церквами. Потому что миссия может оборачиваться прозелитизмом. И мы глубоко убеждены в том, что в данном случае необходимо договориться о взаимоотношениях, в том числе и в связи с миссионерским служением.

МН: И как вы оцениваете перспективы активизировавшегося диалога между Русской Православной Церковью и римско-католической Церковью?

Митрополит Кирилл: Полагаю, что в свете многочисленных вызовов, ответов на которые ожидает от христиан современный мир, сотрудничество между Русской Православной и римско-католической Церквами имеет перспективу. В условиях развития религиозного и нравственного релятивизма общая позиция наших Церквей по многим проблемам жизни общества побуждает нас действовать вместе там, где это возможно.

В частности, обе Церкви противостоят вытеснению христианской веры и морали на обочину общественной жизни, указывают на неприемлемость для христианского сознания пересмотра нравственных норм, выступают против абортов и эвтаназии, осуждают легализацию «однополых союзов», совместно вырабатывают позицию по вопросам биоэтики, излагают свой взгляд на проблему прав и достоинства личности, на общественное устройство.

Регулярно проводятся представительные международные встречи, на которых вырабатывается согласованная позиция по этим вопросам на уровне богословов, священнослужителей, журналистов, ученых, общественных и политических деятелей. На международной арене наши Церкви представляют христианский взгляд через церковные представительства в Страсбурге, Брюсселе и при ООН.

Однако для того чтобы православно-католический диалог развивался на основе искренности и полного доверия, необходимо разрешить трудности, которые все еще осложняют отношения между нашими Церквами. На повестке стоит вопрос о непростых взаимоотношениях между православными и греко-католиками на Украине. Нашу серьезную озабоченность вызывает продолжающаяся экспансия греко-католиков в традиционно православные области этой страны, в которых унии никогда исторически не существовало.

МН: Как вы считаете, каково вообще положение христианства в современном мире?

Митрополит Кирилл: В различных странах мира это положение складывается по-разному. В каждом случае есть свои особенности, обусловленные историей и культурой того или иного народа. Но, на мой взгляд, некой общей тенденцией являются попытки вытеснить христианство и религию вообще из общественной жизни. Некоторые страны намеренно отказываются от своей христианской идентичности. В этих государствах нередко верх берет линия «религиозного нейтралитета», которая, честно говоря, не способствует утверждению христианских ценностей в образовании, культуре, социальной и политической сферах.

Часто такая линия объясняется желанием обеспечить свободу совести для людей с различными мировоззренческими взглядами и таким образом поддерживать межрелигиозный мир в обществе. Полагаю, что это «благовидный» предлог для того, чтобы бороться с религией вообще. Общество, большинство которого принадлежит к христианской традиции и которое проявляет свою религиозную идентичность во всех публичных сферах, вполне может обеспечить мирное и процветающее положение для религиозных меньшинств. Тому пример – дореволюционная Россия. Однако нас пытаются убедить, что межрелигиозный мир напрямую связан с наименьшей религиозностью людей. Другими словами: нет религии – нет проблемы.

Совершенно не согласен с тем, что вакуум религиозности полезен, потому что «нейтрален». Сфера смысла жизни не терпит пустоты. На место истинной веры и высокой нравственности в «нейтральном» обезбоженном обществе неизбежно придут и уже приходят самодовлеющие, жаждущие слез и крови кумиры – радикализм, гордыня, культ потребления, эгоизм. Не хочешь служить Богу и ближнему – окажешься их рабом.

МН: Что вы думаете о взаимоотношениях Церкви и государственной власти? Будут ли уточняться соответствующие формулировки в Основах социальной концепции РПЦ, в которой фактически долгом православного человека названо непослушание власти, когда она принуждает его отречься от Христа? Не есть ли эта жесткая позиция своего рода историческая реакция на «сергианство», соглашательское сотрудничество с властью, которое часто ставили и продолжают ставить в упрек Русской Православной Церкви?

Митрополит Кирилл: На этом направлении не стоит ждать сенсаций. Православная Церковь всегда будет держаться учения, которое она исповедует с апостольских времен: мы должны сотрудничать с властью в добрых делах и нравственно противостоять ее греховным действиям, особенно если речь идет о принуждении к отречению от Бога и веры. Церковь осознает свою инаковость по отношению к власти больше, чем какое-либо другое сообщество. Об этом подробно говорится в Основах социальной концепции. Но Церковь также понимает, что ее миссия заключается в благотворном влиянии на этот мир и в призыве ко спасению всех людей, в том числе государственных деятелей. Об этом пишет святой апостол Павел в послании к Тимофею: «Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины" (1 Тим. 2: 1-4). А такую миссию невозможно совершать, если не занимать конструктивную позицию в отношениях с властью. Наша задача состоит не в низвержении власти, а в поддержании положительных перемен в ней.

МН: Интересно, что вы поддержали философов, которые разработали «Русскую доктрину», при всей ее спорности.

Митрополит Кирилл: Да, там много спорного, и это не значит, что мы поддерживаем в ней каждое слово. Но мы поддерживаем направление – поддерживаем серьезную дискуссию о будущем России. И Собор создавался как место для такой дискуссии. И поэтому, конечно, появление «Доктрины» не могло нас оставить в стороне. И второе, что, я считаю, очень важно: при всех спорных моментах, которые в ней содержатся, общее направление очень оптимистическое и правильное. А поправки в «Доктрину» всегда следует вносить: если доктрина превратится в догму, она перестанет быть доктриной.

МН: Оправдывает ли ожидания состоявшееся 17 мая воссоединение Русской Православной Церкви и Русской Зарубежной Церкви? Не слишком ли много расколов сопровождало это воссоединение? Не выльется ли в тотальное осуждение всех семидесяти лет советской власти грядущее составление списка «новомучеников, пострадавших за веру от большевиков»?

Митрополит Кирилл: Единство – сама суть бытия Церкви. Господь Иисус Христос для того ее и создал, чтобы люди в ней достигали единства с Богом и друг с другом. Поэтому восстановление единства, разрушенного страшными событиями ХХ века, конечно же, является великим торжеством Церкви. И наш народ в целом проявил очень большое внимание, большую отзывчивость к тому, что произошло 17 мая.

Да, есть немногочисленная часть клириков и прихожан Зарубежной Церкви, которые не захотели эту радость разделить. Мотивация у них не духовная, а личная или политическая. Ведь главным образом речь идет о нескольких священниках, которые ушли в свое время из Московского Патриархата, как правило, со скандалом. И вдруг теперь оказывается, что им надо посмотреть в глаза прежним собратьям. Легче создать новую «церковь» – истинно-зарубежную или какую-нибудь еще. А есть и те, кому просто не любо укрепление Русской Церкви, России. Те, для кого холодная война никогда не заканчивалась. У них свой взгляд на происходящее, но он не имеет ничего общего с историей Зарубежной Церкви, с надеждами ее основателей, которые были уверены: как только безбожие рухнет – мы снова все будем вместе.

Наконец, есть и те, кто просто еще не до конца осмыслил происшедшее. Из таковых некоторые клирики, ушедшие было в раскол, по зрелом размышлении возвращаются к единству Церкви.

Церковь, прославляя своих мучеников и составляя их мартирологи, движима отнюдь не чувствами мщения. Она стремится сохранить свидетельство силы благодати Христовой, которое явили верные Богу люди, совершившие христианский подвиг в годы безбожных гонений. В общенациональном значении это также помогает хранить память о нашей истории.

Тщательная работа в этом направлении длится в Русской Церкви уже почти 20 лет, и ничего принципиально нового здесь не планируется: просто в продолжение собирания памяти о нашей истории мы теперь примем во внимание все, что было сделано в этой области Русской Зарубежной Церковью.

МН: Как бы вы прокомментировали постановление епархиального собрания Анадырской и Чукотской епархии, которое подтверждает нашумевшее в марте нынешнего года «Обращение» епископа Диомида (Дзюбана)? Не сынициируют ли эти документы раскол в Русской Православной Церкви?

Митрополит Кирилл: Спровоцировать раскол в нашей Церкви желают и пытаются многие силы. Ради этого они готовы использовать любые возможности, в том числе разномыслия, которые присутствуют в нашей Церкви, что, кстати, отличает ее от тоталитарной секты. Такие разномыслия, например, по политическим темам или по вопросам отношения к другим религиям и конфессиям, были в Церкви всегда, даже среди святых.

И дискуссия по тем вопросам, которые ставятся в «обращении», является нормальным элементом жизни Церкви. Уже появилось, кстати, немало богословских отзывов на это «обращение», что позволяет взглянуть на поднятые проблемы с разных углов зрения. Считаю такое обсуждение естественным и нормальным.

С другой стороны, недопустимо переводить внутрицерковные разномыслия во «фракционную борьбу», соединять ее с ненавистью и неправдой, с уничижением собратьев, с жаждой власти и славы. Это инородная для Церкви стихия, и я надеюсь, что она не захлестнет церковную жизнь.

МН: Ислам сейчас политизируется и, видимо, будет политизироваться. Будет ли Православная Церковь вести, помимо политического, какой-то богословский диалог с исламом?

Митрополит Кирилл: Мы уже ведем такой диалог. С иранцами. Для нас чаще всего проблемным является подыскание адекватных партнеров. Очень важен уровень, теоретический уровень такого диалога. И мы удовлетворены тем, на каком теоретическом уровне идет диалог с Ираном. Мы открыты и к диалогу с суннитской частью ислама. И у нас традиционно хорошие отношения с мусульманами Сирии, Иордании, Египта, с палестинцами. И я, конечно, хотел бы все-таки подчеркнуть, что и с очень многими мусульманами России мы находимся в диалоге – может быть, не столько в богословском, сколько в практическом. Мы придаем этому очень большое значение. Построение отношений между православными и мусульманами в России и вообще на постсоветском пространстве в этот сложный переходный период нашей общей истории является весьма высоким для нас приоритетом.

МН: Интересная у вас тут библиотека. Что в ней за книги?

Митрополит Кирилл: Справочные в основном. Энциклопедии, богословские справочники… В этом кабинете читать не удается, а вот быстро найти какую-то справку иногда нужно.

МН: Я обратила внимание, что у вас здесь на этаже стоит скульптурное изображение митрополита Новгородского и Ленинградского Никодима (Ротова). Я знаю, что вы с ним работали…

Митрополит Кирилл: Я был его секретарем.

МН: Для вас это важная фигура?

Митрополит Кирилл: Очень важная не только для меня – для всей нашей Церкви. Просто одни люди это понимают, другие, может быть, не очень хорошо знают его жизнь и не очень понимают его исторический вклад в историю, в жизнь нашей Церкви в трудные годы двадцатого столетия. Владыка был очень живым, естественным и простым человеком, при этом очень одаренным от Бога. Он неплохо владел тремя языками, практически никогда их систематически не изучав. Это тоже показатель способностей человека. Он обладал памятью почти феноменальной – например, специально не заучивая, знал наизусть весь православный календарь. Вам достаточно было назвать число, а он перечислил бы всех святых, память которых в этот день. При этом огромная воля. Я думаю, он имел такой же склад – если говорить о складе личности – такого же типа, как маршал Жуков или академик Королев. Это такой типаж. Про него говорили, что он был способен пробивать бетонные стены. И действительно, он был способен это делать, но, к сожалению, это дорого обошлось: он умер, как известно, в 47 лет от седьмого инфаркта. Практически он был исповедник, потому что принимал на себя многие удары, которые наносились по Церкви все время.