Светлая история Адольфа Николаевича Овчинникова

19 марта в Скорбященском храме на Большой Ордынке прошло прощание с Адольфом Николаевичем Овчинниковым. Владыка Иларион отпевавший покойного прочел соболезнование от Святейшего Патриарха Кирилла и сказал от себя много нужного и важного.

На отпевании молился и владыка из Грузии – митрополит Ахалкалакский, Кумурдойский и Карсский Николай (Пачуашвили). В конце он тоже произнес очень теплое отеческое слово.

Владыка начал с того, что оказался в Москве промыслительно. Если бы он был в этот момент в Грузии и, узнав о случившемся, захотел бы приехать проститься, то просто не успел бы этого сделать. Не смог бы в нынешний обстоятельствах так быстро преодолеть разделяющие нас границы. Но в момент кончины Адольфа Николаевича он уже был в Москве совсем по другому делу: «Когда я узнал, то первое, что подумал, что Господь так соизволил, чтобы мы из Грузии как-то высказали свои слова перед Адольфом Николаевичем, потому что мы обязаны ему всей страной, и я ему обязан сам лично». Добавим, что владыка и Адольф Николаевич к тому же тезки, потому что в крещении он тоже Николай.

Владыка подчеркнул, что с его уходом завершилась целая и очень значимая эпоха не только для России и Грузии, но и для всего православного мира. «Более чем четверть века он провел в Грузии, живя в пещерах и буквально спасая росписи, которые для нас одни из самых значительных, то, что сохранилось – это фрески Гареджийской пустыни. Фрески, которые абсолютно не сохранились, но многие из них сохранились благодаря Адольфу Николаевичу и созданным им копиям…Практически я не могу назвать реставраторов и живописцев, которые непосредственно не учились бы у него». Овчинников действительно выучил в советские годы целое поколение мастеров, многие из которых личные друзья владыки. Целая школа реставрации и иконописи основана на опыте Адольфа Николаевича. Но особо владыка благодарен усопшему за то, что в разговоре с ним можно было услышать только очень глубокие мысли о главном.

«Я хочу принести молитву, – закончил грузинский старец, – и поблагодарить русский народ за существование такого величайшего человека, который внес абсолютно неоценимый вклад в развитие нашей культуры, наших с вами отношений и для будущего. Царство ему Небесное!»

Эта история про фрески и пещеры особенно меня поразила. Трудно сейчас представить, как вообще все это выглядело в те годы. Какой-то чудак живет в грузинских пещерах и зачем-то копирует всеми забытые фрески. Живет там, где многие столетия назад жили христианские подвижники и служилась Божественная литургия. Русский человек по имени Адольф. Это история то ли из патерика, то ли из «Андрея Рублева» Тарковского. В это самое время в Тбилиси и Москве строители коммунизма ходили колоннами на первомайские демонстрации.      

Потом от его близких я узнал, что с конца 1960-х - начала 1970-х и до конца 1980-х гг. Овчинников каждый год ездил в Грузию на три месяца копировать фрески. Он работал в Бетании, Атени, Ачи, Давид-Гареджи и других местах. Тогдашние его ученики - грузины стали большими учеными, профессорами и докторами наук, известными светилами. В 1971-1983 годах преподавал в Институте грузинского искусства технику копирования, и ученики потом приезжали к нему в Россию на стажировку.

Когда владыка Николай говорил, что он жил в пещерах с фресками, в голове у меня пролетело, что Адольф Николаевич, провел последний год своей жизни именно в такой вот пещере. Действительно, маленькая квартира в многоэтажке на Большой Спасской, заставленная иконами, картинами, копиями, артефактами и книгами, больше всего напоминала пещеру отшельника. Зайдя в нее, ты попадал в какой-то иной мир, иную уже ушедшую эпоху, которой просто уже нет места там за дверями – в многолюдной Москве. В этой пещере он лежал и готовился к уходу в окружении совсем небольшого числа верных людей. В окружении икон и ангелов, взиравших со сделанных им же копий и отреставрированных икон. Эта квартира-пещера была древним, обветшалым храмом, где все было перемешано: фрески и чайники, лекарства и свечи, хлеб и иконы, кресты, книги, журналы, градусники и складни. И повсюду святые образы. В пещеру эту к нему, как к древнему подвижнику, приходили священники, с которыми он почти не разговаривал, и причащали его Святых Христовых Таин.

И причащался он, находившийся в пограничном состоянии, очень осознанно. Это было заметно на физическом уровне – как на него действовала благодать и как он, почти отрешенный от внешнего мира, ждал ее и чаял. Как прекрасно чувствовал и понимал, что происходит. Он как будто выныривал из другого мира и жадно приобщался этой благодати.

Первый раз мы приехали к нему 8 ноября, на день вмч. Димитрия Солунского, в 2019 году. Попросила и повезла его близкая ученица и мой старый друг. По дороге я узнал, что причащался он неизвестно когда, а его международный авторитет и немощное состояние сулили определенные трудности и неизвестность для нашего предприятия. Хотя, конечно, согласие на приезд священника было. Войдя в пещеру, я увидел немощного старика закутанного в плед, лежащего на постели под большой фреской.

– Адольф Николаевич, здравствуйте! Меня к вам Дмитрий Солунский прислал – мы сейчас будем причащаться!

– Да, да, – ожил он и одобрительно закивал без малейшей тени недовольства или сомнения. Имя Дмитрия Солунского прозвучало в эту минуту как имя старшего родственника. Ему помогли подняться. Потом он как смог поисповедовался, и мы его торжественно причастили. Он расходился, и мы даже все вместе пошли пить чай на кухню.

Потом немощь брала свое и мы уже не пивали чая, но всякий раз находясь в казалось бы совсем застывшем состоянии к моменту причастия он пробуждался, и было видно как он этого ждал и хотел. Как просветлялся и оживал после приобщения Святых Таин.

Как-то обмолвившись со знакомым иконописцем, что причащали Овчинникова, я услышал слова удивления, что, мол, он к Церкви не очень, критически настроен и т.д. Не особо церемонился он и с нашим братом, когда был в силах. Почему – не скажу, просто не знаю. Вообще это не редкость как раз в среде высоких профессионалов: искусствоведов, реставраторов, музейщиков, архитекторов и ученых. Всех тех, чья профессиональная деятельность связана с церковным искусством и христианским наследием. Всю жизнь работают со святынями, а с «попами как-то не очень», недолюбливают, критикуют. Могут сказать кому угодно что-то нелицеприятное. Это довольно распространенный феномен. Не знаю уж, как там точно было с Адольфом Николаевичем, но что-то было. Люди, знавшие его близко с советских времен, тоже искренне удивлялись и радовались, такому его приходу к Причастию.

Для меня лично это его Причастие было каким-то особый опытом, ранее не изведанным.

Так было и в последний день его земной жизни 14 апреля на память Марии Египетской. Совсем уже исхудавший, находящийся на границе этого и Горнего миров раб Божий Николай четко осознавал, что происходит и последний раз причастился Тела и Крови Христовых, чтобы через несколько часов отойти к Небесному Отцу.

***

P.S. Адольф Николаевич рассказывал, что в раннем детстве его воспитывал дед, служивший лесником. Он же и крестил его с именем Николай. С трехлетнего возраста дед почти каждый день читал внуку Евангелие и давал свое подробное толкование. Чтение Священного Писания Адольф Николаевич считал в буквальном смысле жизненной необходимостью и очень сокрушался, что люди его почти не читают или читают мало.