«И они постоянно пребывали в учении апостолов…» (+ВИДЕО)

4-я встреча из курса лекций протоиерея Геннадия Фаста о пастырстве посвящена Апостольской Церкви – той Церкви, которую мы с вами знаем, в которой мы живем. Как современному священнику «пребывать в учении апостолов» (Деян. 2: 42)? Почему благовестие – это священнодействие? Как готовиться к проповеди? Каковы ее роль и место в ходе богослужения? Как сделать так, чтобы проповедь не стала «антрактом» в богослужении? Отец Геннадий отвечает на эти и другие вопросы, делится своим проповедническим опытом и дает ценные практические советы, которые могут помочь священнику при подготовке к проповеди.

• Встреча 1-я – Патриархальное священство
• Встреча 2-я – Левитское служение
• Встреча 3-я – Христос – Архиерей Великий

Церковь – это Учитель и ученики

Здравствуйте, отцы и братия. Мы продолжаем наши с вами встречи, размышления. В прошлые разы мы говорили о древнем священстве (патриархальном служении, левитстве), о Христе – Великом Архиерее. А сегодня наконец переходим к жизни Церкви – той, которую мы с вами знаем. Немеркнущим и всегдашним образцом Церкви, конечно, будет Церковь Апостольская. Поэтому за основу наших дальнейших размышлений мы возьмем слова об этой только-только народившейся в Иерусалиме Церкви:

«И они (первые ученики, новообращенные. – Авт.) постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (Деян. 2: 42).

Здесь отмечены четыре стороны жизни первоапостольской Иерусалимской Церкви и, даст Бог, в течение четырех наших встреч мы с вами обсудим каждую из этих сторон.

А как зовутся те, кто последовал за Ним? – Ученики. Именно этим словом, а не каким-то другим

Учение апостолов. Общения. Преломление хлеба. Молитвы. «Пребывание в учении апостолов» – это тема наших сегодняшних размышлений. Еще ранее формируется первая община. Об этом мы читаем в Евангелии. Ее Лидер, ее Основатель, ее Наставник именуется Учителем. Это основное обращение. К Нему обращаются: «Равви», «Раввуни», «Учителю». А как зовутся те, кто последовал за Ним? Ученики. Именно этим словом, а не каким-то другим. Могли бы же как-то иначе быть названы: последователи или еще как-то. Но нет. Ученики. Итак, изначально Церковь – это Учитель и ученики.

Если посмотреть на современные приходы, батюшек и прихожан, напоминают ли они учителя с учениками? Не всегда. Этот образ может даже не прийти в голову. А у Иисуса было именно так. Это был Учитель с учениками. Он говорит: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4). Он питает Своих последователей Словом. Они внемлют и учатся.

Позднее, когда уже в день Пятидесятницы действительно основывается Церковь во всей полноте своего бытия, апостол Павел (который, правда, появится еще позднее) скажет о себе, что ему надлежит быть служителем Иисуса Христа у язычников и совершать священнодействие благовестия Божия. У нас есть требник, и там очень много священнодействий.

Касательно первой требы – крещения – апостол Павел говорит, что он мало кого покрестил – можно по пальцам пересчитать. Но зато он был призван совершать священнодействие благовестия. Мы уже с вами беседовали об этом. Это означает, что каждый пастырь призван совершать священнодействие благовестия. Но далеко-далеко не у каждого есть понимание этого, особенно в наше время. А еще некоторое время тому назад даже простой верующий человек ощущал себя призванным совершать священнодействие благовестия.

В Книге Деяний (12-я глава) говорится о том, как распространялась Церковь. Мы бы как сказали? Открылось много новых приходов, построилось столько-то храмов. Верующих стало больше. А там сказано так: «Слово же Божие росло и распространялось» (Деян. 12: 24). Вот у нас придет кому-нибудь в голову сказать: «Слово Божие где-нибудь в Таганроге, в Тамбове, в Абакане росло и распространялось»? А вот здесь так.

Апостол Павел говорит: «Вера – от слышания, а слышание – от Слова Божия» (Рим. 10: 17). «Вера от слышания» – это точно. Только слышание – от чего? Нечасто – от Слова Божия. Чтобы человек уверовал, прочтя Библию, такое происходит сейчас редко. К вере приходят от болезни, от скорби, от недостатка, от семейного нестроения, от каких-то других проблем. А чтобы от Слова Божия, чтобы кто-то сказал: «А вот я услышал проповедь…» или «Я прочитал Книгу Екклесиаста, и это коснулось моего сердца, я больше не мог оторваться от нее, и в душе моей родилась вера», – часто вы такое встречали? А это вообще-то путь, о котором говорит нам Священное Писание: «Вера – от слышания, а слышание – от Слова Божия».

Только около десяти лет спустя после Пятидесятницы ученики впервые стали называться христианами

Изначально Церковь пребывала в учении апостолов. Кстати, в ранней Апостольской Церкви, которая сложилась в день Пятидесятницы, не было еще ни православных, ни католиков, ни даже христиан. А кто был? Ученики. И только через некоторое время в Антиохии Сирийской (Антиохия Великая) – примерно десять лет спустя после Пятидесятницы – ученики впервые стали называться христианами. А до этого они были просто учениками. Это создает аромат, настрой, облик. Говоря современным языком, имидж тех, кто собирался, тех, кто крестился во имя Господа Иисуса Христа. Были ученики, а уже потом стали называться христианами. А в конце I века появляется наименование «католики». По мере возникновения все большего количества ересей возникает слово «ортодоксия» (во II веке). «Ортодокс» – православный. В отличие от еретика.

Эти хорошие и привычные нам слова появляются исторически. Исходно были ученики. Легко ли нашего современного прихожанина назвать учеником? Даже подойти к нему и сказать: «Ты ученик». Он посмотрит и не поймет, что ему вообще хотят сказать, о чем речь идет. Почему ученик, ученик чего? Мы меньше всего мыслим себя учениками. Ранняя Иерусалимская Церковь пребывала в учении апостолов. Как именно это происходило у них – об этом мы имеем, конечно, достаточно скудные, скупые свидетельства. Конечно, мы затронем те немногие апостольские деяния, творения самых ранних христианских писателей, апологетов. Но сконцентрируемся все-таки на нашем времени. На дне, в котором мы живем и в котором мы служим.

​​

Как нам «пребывать в учении апостолов»?

Как пребывать в учении апостолов? Вот нам, сегодня? Естественно, на сегодняшний день сложилось так, что в основе основ церковно-приходской жизни – богослужение. Является ли богослужение пребыванием в учении апостолов? С одной стороны, да. Почти все тексты богослужения – стихиры, каноны, тропари, кондаки и т.д. – сотканы из слов Священного Писания. Конечно, с добавлением исторических свидетельств в зависимости от того, кому служится служба (Спиридону Тримифунтскому, например). Это все вплетается, а в основе, в костяке – Священное Писание. Это замечательно.

Если тексты из души чтеца переходят в душу внемлющих – служба длинная, а ты и не замечаешь, как она проходит

Много вопросов и, конечно, немного ответов. Как это все актуализировать? То есть как этот громадный комплекс слова Божия доносить до нас, чтобы мы пребывали в этом? Что греха таить, сам чтец и даже священник часто пребывает в службе, как в некоем потоке. Воспринимает произносимые слова как некий фон. А чтобы действительно прочувствовать и уразуметь все эти тексты (тем более простому прихожанину), надо сильно потрудиться в этом направлении. Хотя бы научиться благочестивому, молитвенно-разумному чтению текста, а не просто прогонять, тараторить его. Служба прошла быстро – а уходишь разбитый. Но если тексты из души чтеца переходили в душу внемлющих – служба была длинная, а ты и не заметил, как она прошла. Это очень важно.

Теперь более конкретно. Дневной круг у нас начинается с вечерни. Тут очень интересно. Мы служим начало: 103-й псалом, «Господи, воззвах», малый вход, иногда и без него. Но всегда с прокимном. Прокимен, как семинаристы, а тем более священники, естественно, знают, – это фраза, предваряющая чтение Священного Писания. Прокимен у нас произносится непременно, за счет него никто службу не сокращает. Прокимен мы читаем, а Священного Писания после этого нет. То есть подошел к книжной полке, взял предисловие, а книги нет. Прокимен – предисловие, даже не предисловие, скорее эпиграф. Надписание.

Конечно, всегда должна читаться паремия. Кстати, уже были попытки составить круглогодичные паремии, чтобы на всякой вечерне всегда была паремия. А исторически она там и была. Во времена древней Апостольской Церкви там всегда читалась паремия – ветхозаветное чтение. И после этого произносилось поучение по тексту этого чтения. Вечерня сконцентрирована на Ветхом Завете, а утреня – на Новом Завете.

Конечно, имеет значение, как мы читаем. Паремии у нас есть не всегда. В абсолютном большинстве служб никаких паремий нет. Захочешь – надо лекционарий составлять. Когда я служил в Енисейске, мы составляли паремийник на весь год, даже немножко им пользовались, но это не прижилось. Паремия, если она прочитывается той же тональностью и тем же образом, что и шестопсалмие, – это не то. Шестопсалмие – это наша молитва. Все смотрим на восток, даже свет погашен. Все углубились в молитву, и это прекрасно. А во время чтения паремии чтецу следовало бы смотреть на людей и читать, может быть, даже простым, обычным голосом, чтоб люди понимали, что это им читают и что им читают. И вот здесь как раз возможно использование русского языка в богослужении. Здесь вполне можно было бы прочитать что-нибудь из Иезекииля, из Иеремия на русском языке и произнести краткое поучение, разъяснение и наставление по этому тексту.

Утреня. В Уставе часто пишется: «Чтем слово Григория Богослова». Или Кирилла Александрийского. Или еще кого-то. Но, естественно, это пропускается в нашей практике. На утрени – вот сколько служу, столько это и делаю – есть подходящие места после кафизмы или после шестой песни канона для поучения, проповеди. Я практикую после кафизмы. Что здесь можно делать? Кафизма, утреня – это уже Новый Завет. Здесь можно такой годичный цикл брать. Например, целый год говорить о житиях святых. Житие святого – кому сегодня совершается память. Как раз после этого будет читаться ему канон, и вот тут можно прочесть житие с комментарием. Чтение без комментария – это не работает. Необходимо дать какое-то пояснение людям. Другой вариант – затронуть тему праздника, если он есть. Но это чаще делается на литургии. А если ты служишь один, то можно совсем разные темы брать. Но все равно это не так легко, хотя можно.

Здесь очень удобно (и это фактически по Уставу) читать тех или иных святых отцов. Когда еще их почитать? Берешь авву Дорофея, Лествичника, Марка Отшельника, Антония Великого, оптинских старцев или еще кого-то. Чтение святоотеческой литературы с собственным комментарием, с приложением прочитанного к сегодняшней жизни – это очень хорошо. Во-первых, сам наконец-то тоже что-то прочитаешь – что греха таить, жизнь у любого священнослужителя в наше время очень плотна, а тут все-таки в течение года ты прочитываешь хорошую книгу святого отца, которая без этого стояла бы на полочке.

Лучше читать древних отцов, потому что труды более современных отцов (оптинских старцев, например) – это уже некая проповедь. А комментировать проповедь – это разжевывать уже разжеванное. Лучше тех, древних. У них все очень конспективно, прямо абзацами маленькими. Они сами просят, требуют разъяснения. Нужно брать два, три, четыре таких абзаца и пояснять. И вот так получается чтение святых отцов вместе с прихожанами. Это на утрени.

Литургия слова и литургия таинства

Фото: Дмитрий Кирюхин

Литургия. На литургии Священное Писание всегда читается. Читается Апостол и Евангелие. В древней Церкви читались и паремии, но у нас это уже давно вышло из практики.

Апостол и Евангелие. Малый вход изначально имел практическое назначение. Евангелие надо взять из книгохранилища и перенести на то место, где оно читается и разъясняется. Это, конечно, ушло в прошлое. Евангелие мы берем на престоле и совершаем чин малого входа.

Какая беда у нас на Апостоле? Это каждение. На архиерейских службах встали-сели, встали, покадили, туда-сюда. Какое там слышание Апостола? Кстати, по Уставу каждение положено на аллилуарии после Апостола, перед Евангелием. Я один раз был на службе в Калининградской епархии, и там священник так и сделал. Интересно. На Апостоле садятся, слушают апостольское чтение, потом встают и совершают на аллилуарии каждение. Потом чтение Евангелия, точно по Уставу. А если кадят еще и с бубенцами… Диакон с бубенцами впечатляет гораздо больше, чем чтец с Апостолом. Все-таки тут очень важно, чтобы это действительно было чтение Апостола.

Я думаю, что естественнее и лучше читать Евангелие лицом к народу

Чтение Евангелия. Как оно у нас читается? Естественно, всем известно – лицом к Божьему месту. А вот на Святой Земле, на Афоне, на Синае, в Антиохийской Церкви – там везде читают Евангелие лицом к народу. Молимся мы все Христу Богу Нашему на восток. А Евангелие читается народу. Все-таки я думаю, что естественнее и лучше читать Евангелие лицом к народу. В 1984 году я это увидел в Флоровском монастыре в Киеве, и это так легло на душу. С тех пор я всегда читаю Евангелие лицом к народу. Кроме тех случаев, когда оно читается в середине храма. На Всенощном бдении или, допустим, во время архиерейской службы, когда протодиакон на кафедре читает, там, куда ни повернись, ты в центре круга, это понятно. Тогда не надо никуда поворачиваться.

А вот если чтение происходит с амвона, то, конечно, хорошо стоять лицом к народу. И после прочтения на церковнославянском, который мы, конечно, хотим сохранить как величайшее духовное и культурное достояние, можно прочитать и на русском. Но тут уже кто как. Некоторые священники не читают на русском. Вот я, например, не читаю. Но очень часто бывает некий творческий пересказ этого текста, в котором подчеркивается та тема, которую проповедующий раскрывает в проповеди. Практики здесь могут быть различными. После Евангелия, естественно, произносится проповедь.

Практика заамвонной проповеди есть, и понятно, что мы все дети своего времени. Но мы с вами очень многое делаем так, а не по-другому, просто потому что так сегодня все делают. Поэтому даже наши великие подвижники XIX–XX веков читали Евангелие лицом к Горнему месту. Но все-таки теперь все более приобретает значение практика чтения лицом к народу. И здесь же произносится проповедь. Литургия оглашенных – литургия слова. Литургия верных – литургия таинств. Это довольно разные вещи. И священнодействие благовестия совершается здесь, на литургии оглашенных. И здесь произносится слово.

Вот, например, как пишет о древнем времени святой Иустин Философ (II век), великий апологет нашей Церкви:

«В так называемый день солнца (имеется в виду воскресение; в европейских языках, в немецком, например, он и сейчас называется день солнца. – Авт.) бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам или селам. И читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова делает наставление и увещевает подражать сим прекрасным вещам. Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитвы, приносится хлеб, вино и вода (т.е. совершается Евхаристия. – Авт.)».

В таких вроде бы простых словах чувствуется раннехристианская простота. Чтец читает. Предстоятелем в те времена практически всегда был епископ. Впоследствии все большую роль приобретают пресвитеры. Их становится больше, а епископов меньше. Пресвитеры–пастыри конкретных малых общин.

Слово (т.е. проповедь) без таинства или даже слово вне таинства – это протестантизм

И здесь произносится слово, проповедь. Потом совершается таинство. Слово без таинства или даже слово вне таинства – это протестантизм. Там слов много, за одно собрание может быть три-четыре проповеди – и никакого таинства. А вот таинство без слова ведет к православному магизму. То есть вроде бы Православие, но нет уже веры от слышания Слова Божия. То есть здесь все решает некое действо, некое тайнодейство. И хорошо, если христианин в нем действительно участвует сердцем, умом как в таинстве. А на практике наш народ теперь столь расцерковлен – такой компот из всех религий, учений, философий, психологий и прочего… Не должно быть ни слово вне таинства, ни таинства вне слова – они неразрывны, потому наша литургия и состоит из этих двух частей.

На малом входе Евангелие вносится на то место, где его читают и проповедуют, а на большом входе Дары вносятся на то место, где их освящают, и совершается священнодейство. То и другое у нас сейчас во многих храмах находится рядом. Хотя я сейчас служу в храме, где жертвенник не в самом алтаре, а отдельно. И тогда великий вход – это действительно перенесение Даров на престол. Но это не сегодняшняя тема.

Евангелие вносится, чтобы произносить Слово. Мы понимаем слово «Евангелие» в двух значениях: Евангелие как текст, книга и Евангелие как святыня, которую кладут на голову, чтобы голова не болела. А как текст – чтобы та же голова получила некое разумение Божественного Слова.

Пользование Евангелием как святыней – это не есть погрешение, это нормально. Но если к этому все и сводится, как у Толстого: «Разве мы его читали? Мы только крышку его целовали», – тогда это просто святой предмет. У нас в храме много святых предметов – иконы, мощи. Евангелие – священный предмет. Для нас это действительно священно. И возложить его на голову – это хорошо и благочестиво. Господь действительно через это может действовать Своею благодатью. Но все-таки нельзя забывать, что Евангелие – это еще и книга, это текст.

Сейчас наш церковный календарь стал толстым, там много евангельских чтений на каждый день, но Устав допускает до трех. Это вопрос. Может быть, лучше все-таки читать одно евангелие. Одно евангелие – одна проповедь. Но бывают дни, когда два очень значимых события совмещаются в один день. Тогда, конечно, вполне приемлемо и уместно прочтение двух евангельских отрывков.

Как быть с повторяемостью евангельских отрывков?

Повторяемость. Как быть священнику, который служит уже давно? Когда я только начал служить, я каждый раз жаждал: «Так, что на это воскресенье?» Мне было так интересно! Потом второй год – тоже неплохо. Третий, пятый, десятый, двадцатый… И каждый год – одно и то же евангельское чтение о гадаринском бесноватом. А еще какое-нибудь повторяется много раз в году. Например, евангелие о расслабленном. И уже появляется некий вопрос.

Конечно, можно прочитать и кратко рассказать основные мысли, которые содержатся в Евангелии. Но если относиться к проповеди серьезно, то повторяемость тоже начинает что-то давать человеку. Но одновременно многих текстов никогда не бывает. Или бывают только на буднях, то есть воскресную проповедь по ним не произнесешь. И вот тут возникает мысль о том, что проповедь не обязательно должна быть привязана к только что прочитанному евангелию. Пожалуй, мы все позволяем себе, допустим, в Николин день произнести слово о святом Николае Чудотворце, а не о том тексте из Евангелия от Иоанна или от Луки, который был прочитан. Говорим о Божиих милостях и благодеяниях, совершенных через этого святителя. Так что возможно, конечно, и нестрогое следование. То есть евангельское чтение читается строго то, что прописано в лекционарии, а проповедь может быть и на другую тему. Особенно когда человек уже не один десяток лет служит и опытен в проповедях, Господь дает внутренний позыв сказать ту или иную проповедь на какую-то тему. На какую – это уж у кого как сложится.

Как читать Евангелие?

Еще несколько слов о том, как читать Евангелие. Есть два вида песнопений: мелизматические и псалматические. В мелизматическом песнопении главное – мелодия. Один слог может распеваться очень долго и сложно. А уж слово, предложение – и подавно. Естественно, в подобном случае мы имеем дело с духовной музыкой – происходит некое вхождение в мир Божий музыкальными средствами. А в псалматическом песнопении важно слово. Думаю, что все же при чтении Апостола и Евангелия должно преобладать псалматическое пение. Основной акцент должен быть на слове, которое озвучивается благоприятным, мелодичным звуком. Но основное – это все-таки слово, а не мелодия.

Есть еще один очень важный момент – молитва перед чтением Евангелия. Конечно, мы все ее читаем, стараемся произносить искренне. Но есть еще немножко другое. Перед каждой проповедью надо помолиться не только той молитвой, которую мы произносим на Горнем месте. Некоторые проповедники, священники делают это утром. Пришел, после входных молитв склонился над престолом и просто своими словами попросил у Господа благословение на проповедь: «Отверзи уста моя, да исполнятся Духом Святым. Сам, Господи, говори Слово Твое моими немощными устами». Молитва может касаться и непосредственно темы проповеди.

Перед проповедью надо помолиться. Самому. Своими словами. И помолиться надо после проповеди

То есть перед проповедью надо о ней помолиться. И помолиться надо после проповеди. Это у нас в чине никак не отражено. Это мы можем делать сами. После службы. Помолиться, чтобы слово возымело свое назидательное, благодатное действо на сердца людей. Это очень важно, чтобы пастырь, проповедник об этом помолился. Конечно, очень хорошо, если после проповеди есть молитва, которая продиктована темой проповеди. Вот мы сейчас об этом говорили, вот мы сейчас об этом услышали – вот об этом сейчас, Господи, и просим. Это, наверное, доступно многим, а кому-то недоступно.

Проповедь – это не антракт

Протоиерей Геннадий Фаст

Теперь еще немножко о том, на что следует обратить внимание. Во что превращается у нас сегодня проповедь? Проповедь у нас сегодня превращается в антракт. Во время проповеди можно отдохнуть, поговорить, псаломщик может подготовить тексты, заложить книги. Кто-то успевает сбегать в туалет, кто-то просто подышать на улице свежим воздухом, можно позевать – вот такой антракт. Это грустное явление. Литургия оглашенных, чтение Писания и проповедь – это вершина, которую человек покоряет. Вот он был у подножия, вот он шел – и вот он на вершине. Это не антракт, это кульминация. Это высочайшее напряжение, и очень хорошо, когда видишь, что народ подтягивается к амвону, создается некий круг слушающих. И это вдохновляет и говорящего, и слушающих. Они концентрируются. Антифоны, которые мы перед этим пели, были призваны взрыхлить почву нашего сердца, а теперь туда бросаются семена. Прямо как на грядке. И вот представьте: вы очень тщательно взрыхляли землю, а как пришло время семена сеять – нет, пусть это другие делают. А можно, в принципе, и ничего не сеять, можно и без проповеди послужить. Нет, это кульминация. Ради этого и вскапывали. Антифоны взрыхляли наши души, наши сердца.

Во что у нас сегодня превращается проповедь? В антракт. Но это не антракт, а кульминация!

Почему произошел некий упадок проповеди, даже исторически? Причина не в умственной неподготовленности, не в отсутствии таланта. Православные священники, православные прихожане – нормальные люди, умные. В наше время почти у всех высшее образование, а многие и достаточно талантливы. А почему тогда проповедь часто оказывается в упадке? А еще некоторое время тому назад проповедь могла вообще не произноситься (даже в воскресный день).

Причина – в упадке жизни по Слову. Если я сам не живу Словом, я и не приобщаю к жизни в Слове. Это относится и к прихожанам. То есть нам всем надо немножко оживиться, жить в Слове. Это очень важно, чтобы Слово Божие в нас зазвучало. Не просто зазвучало. У меня вопрос: многие ли из вас при возникновении какого-то вопроса прибегают к Библии и ищут там ответ? Где угодно ищут его. А что Библия на эту тему говорит? «Ну, это Библия. Я к ней мало имею отношения». Мне в прямом смысле слова так отвечали прихожане: «Так это же апостол пишет, батюшка. А я грешный». Дескать, ты меня апостолом считаешь? Это не высшая математика. У нас все нормально с умом и со всем остальным. А с системой ценностей, шкалой ценностей? Вот тут иногда бывают проблемы.

Слово может быть и после заамвонной молитвы. Был такой известный московский проповедник отец Димитрий Дудко. Мы из Сибири ездили его слушать. Это было в 1970-е годы. Он всегда говорил после заамвонной. Это нормальное место. Все уже причастились – и он говорит проповедь.

Нельзя выносить проповедь за отпуст, то есть за рамки богослужения. Она должна быть в службе

После отпуста – мы уже как-то говорили об этом – можно сказать некое слово, которое представляет собой не столько проповедь, сколько что-то на злободневную тему. А злободневное всегда есть. От малого приходского (что-нибудь про подсвечники) до великого (общенародные события и т.д.). Есть что сказать. Тут уже можно. Это выносится за рамки богослужения, это уже по отпусту. А проповедь выносить за отпуст, то есть из богослужения – нельзя. Она должна быть в службе.

«Идите, сделайте Моими учениками все народы»

Мы с вами поговорили о вечерне, утрене, литургии. Этим не ограничивается «пребывание в учении апостолов». Есть еще поучение во время крещения. Не столько во время крещения, сколько в процессе приготовления к крещению. Но сейчас, благо, – это уже общецерковная позиция. Очень много синодальных рекомендаций, благословений, распоряжений, есть специальные пособия.

Но очень часто именно сами батюшки – даже не крещаемые – не склонны оглашать. Им это кажется ненужным. Они говорят: «Что оглашай, что не оглашай – разницы нет». С таким настроением действительно разницы нет. А вот если один батюшка оглашал, а дежурный этого крестильного храма после оглашения подошел к настоятелю и говорит: «Батюшка, у меня такое впечатление, что огласительные беседы в первую очередь нужны ему самому», – если так, то эта беседа будет иметь весьма большое значение и для оглашаемого. Если она в первую очередь нужна мне самому, тогда она будет нужна и тому, кто внемлет. Если она тебе не нужна, то она и слушающим не нужна. Это передается. То есть надо самому этим жить. «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28: 19). Это надо любить, этим надо жить – тогда и соответствующий результат будет.

Мы не будем говорить об этом в подробностях. Катехизаторские практики существуют самые разные. Кстати, «идите, научите все народы, крестя их» – это не единственный и не самый точный перевод. На греческом языке оборот построен следующим образом (и в некоторых переводах это отражается): «идите, сделайте Моими учениками все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Это Он кому говорит? Это Он говорит одиннадцати ученикам: «Идите и других сделайте учениками». И, как мы уже отметили, члены первой христианской общины назывались учениками. Слово «христианин» появилось несколько позже.

Бывает, что мы, священники, меньше всего похожи на людей, которые делают народ учениками

Бывает, что мы меньше всего похожи на людей, которые делают народ учениками. Мы их делаем кем угодно: жертвователями, в лучшем случае – прихожанами. А делаем ли мы их учениками? Вот как раз во время катехизации мы должны их сделать таковыми. Хотя бы робко, хотя бы скромно, хотя бы как-нибудь, а дальше, со временем это совершенствуется. Приобретается опыт, навык. Он разный, он часто зависит от личности священника, обстоятельств, места. Столица, глубинка, село, маленькая деревушка – это не одно и то же. Понятно, от чего это может зависеть. Главное – делать людей учениками Иисуса.

Очень важно поучение во время венчания. Доводилось вам видеть венчание вообще без проповеди? Это что такое? Раз в жизни «сады цветут»? Как в известной песне известной певицы: «Весну любви один раз ждут», – и не удостоить даже словом. Оно, конечно, не должно быть нудно-длинным. Это свадьба, на ней люди не готовы к долгим поучениям. Развернутые темы – это все не нужно. Но краткое, яркое поучение, которое бы отложилось в сердце, может быть, на всю жизнь, – это очень кстати. А развернутое поучение о любви и браке – это при других обстоятельствах, а не на самом венчании.

На отпевании тоже очень хорошо говорить слово после Евангелия. Потом уже происходит прощание с покойником. Там уже движение, какой-то шум. Поэтому лучше произнести проповедь после Евангелия. А затем пригласить всех попрощаться, объяснить что и как. Люди прощаются, затем вынос тела.

Я знаю людей, которые пришли к вере и стали прихожанами, услышав слово на отпевании

Я знаю людей, которые пришли к вере и стали прихожанами, услышав слово на отпевании, потому что на отпевании человек пребывает в особом состоянии. Да даже и сам священник тоже в особом состоянии. Конечно, в некоторых храмах сообщают: «А вот у меня гробы. У меня сегодня пять гробов». Но это какой-то сотрудник морга. А ведь мы являемся свидетелями тайны соприкосновения жизни со смертью! Вот он – человек, который вчера беседовал с вами, а сегодня его уже нет. Здесь, я думаю, не уместны обличительные слова. Здесь нужно слово утешения и что-то практическое. Люди хотят сделать что-то практическое. Тут очень легко подсказать им что-то, что они могут сделать. И они будут это делать, потому что хотят. Пусть на этом этапе не ради Господа, а ради покойника. Но делая ради покойника, они придут и ко Господу, по крайней мере, некоторые.

Приходское служение

Пребывание в учении апостолов – это еще и приходское служение. Это воскресные школы для детей, которые, конечно, должны быть на каждом приходе. Это и воскресные школы, библейские, евангельские встречи, занятия (как угодно можно называть) для взрослых, которые тоже, безусловно, должны быть на каждом приходе. И они будут, повторяемся, если они в первую очередь будут нужны священнику. Если они священнику не нужны, их не будет. Это понятно. А вот если ты сам без этого жить не можешь, все ходить не будут, но будут те, которые станут ходить. И во время этих библейских занятий для взрослых формируется костяк прихода. Здесь пастырь имеет возможность именно наставить, потому что проповедь с амвона – это одно, это трубный глас. Здесь другое, здесь все происходит в достаточно непринужденной форме, никто никуда не спешит. Занятия спокойно могут длиться час-полтора-два. Можно изучать различные библейские книги, пройти весь суточный круг богослужения.

Во время библейских занятий со взрослыми формируется костяк прихода

Коли Церковь – это учитель и ученики, то очень хорошо, если приход превращается в училище благочестия. И важно, чтобы это ощущение было и у самого пастыря, и у паствы. Очень хорошо, когда этим живут, когда это практикуется, поэтому эти воскресные беседы очень нужны. Практика показывает, что от воскресных бесед часто бегут церковные труженики: алтарники, клирошане. Им как будто меньше всего это надо. Они и так все знают. Это неправильно. Все эти занятия отличаются от занятий в учебном заведении. В учебном заведении человек должен научиться тому, чего не знал, приобрести определенный навык и профессию. Здесь не то. Слово Божие – это хлеб. «Не хлебом единым жив человек, а всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4).

Слово Божие, Евангелие – его не читать надо, его кушать надо. Это хлеб. Без хлеба мы голодные. Библейские занятия – это хлеб. Не потому что ты что-то новое узнаешь. Может быть, ты давным-давно все это знаешь. Это пребывание, это трапеза Слову, и это здорово.

Можно еще отметить разные жанры таких бесед. Это уже гомилетическая тема. Но пастырь, тем более современный пастырь, – это грамотный, очень часто светски образованный человек.

Есть лекция. Лекция – это слово о чем-то, это раскрытие некой темы. Есть доклад – это сообщение некой темы. Доклад должен быть коротким. Вот ты сделал гениальное открытие, тебе осталось только Нобелевскую премию получить. Тебе хватает десяти минут, чтобы рассказать, что ты открыл. Я, конечно, иронизирую. Традиционный формат лекции – полтора часа. Доклад – не больше двадцати минут, а то и десять минут – чтобы что-то сообщить.

Семинар – это обсуждение темы. Здесь уже интерактив: в полную меру говорит не столько ведущий, сколько участники семинара. Происходит обсуждение.

Есть слово. Слово – это речь по какому-то поводу. Например, у Иоанна Златоуста есть Слово о статуях. Даже три. Разрушили статую в Антиохии. Это вызвало проблемы. Мог быть гнев императора. Иоанн был тогда еще не святителем, а антиохийским пресвитером. Он нашел нужным сказать слово о статуях.

Проповедь – это провозвещение Царствия Божия

Есть проповедь. Проповедь – это что такое? Это провозвещение Царствия Божия. Что, где, когда – это не проповедь. Иисус не единожды посылает учеников провозвещать Царствие Небесное: «Идите и проповедуйте Царствие Небесное».

Со времен Оригена (это начало III века, Александрия) проповедь приобрела формат, который и по сегодняшний день является, по крайней мере, основным. Если мы читаем библейские проповеди, проповеди пророков, апостолов, проповеди II века – это проповеди о чём-то. А со времен Оригена проповедь стала раскрытием текста Священного Писания. Проповедующий прочитывал какой-то текст, и с этим текстом увязывал свою проповедь. Это формат, который сложился в Александрии в начале III века при великом учителе Оригене. Он сохраняется и сегодня.

Тут есть разные варианты. Либо ты берешь тему, и к теме нужны тексты. Либо ты берешь текст и из него извлекаешь тему. Дальше мы уже переходим к гомилетике, я это не буду делать. Но важно, чтобы оригеновский принцип все-таки сохранился. Иначе мы очень легко скатываемся в злободневность. Все знают, какая тема у нас сегодня у всех кипит, и вот ты выходишь и начинаешь говорить об этом. Все-таки проповедь – о Царствии Небесном. Проповедь – это основа и опора из Священного Писания. Практически все святые отцы, начиная с III века и дальше, так или иначе этого придерживались, хотя и в различных формах.

Выходить на проповедь без подготовки – это все равно что идти причащаться, не прочитав правила ко причащению

К проповеди надо готовиться. Выходить на проповедь без подготовки – это все равно что идти причащаться, не прочитав правила ко причащению. Мы знаем, есть правило. Мы совершаем какие-то молитвы. Идем к Чаше не просто так – «с корабля на бал». Так и проповедь. У начинающего священника проповедь должна быть заготовлена. С течением времени начинаешь заготавливать костяк, а сама проповедь рождается на амвоне. А чтобы она целиком родилась на амвоне – такое бывает у великих проповедников, но редко. А тех, кто хочет ввести это в систему, Господь и Дух Святой накажут. Просто Он не будет действовать, и ты останешься один на один со своей болтовней. В нее и вовлечешь своих слушателей. Поэтому к проповеди надо все-таки готовиться. Если ты честен, то Дух Святой будет через тебя действовать. Проповедовать надо только о том, что пережито, чем взволнована твоя душа. Тогда этот огонь коснется и слушающих.

Тема обширная, необъятная. Я в пределах наших временных рамок что-то рассказал и теперь буду рад услышать какие-то вопросы.

Проповедь: что? где? когда?

– Можно ли во время проповеди использовать психологические приемы, игру на чувствах?

– Мы не можем обойти эти факты: людям свойственно испытывать чувство потерянности, чувство неуверенности и так далее. Мы не должны просто шагать, как слон, а Моська пусть остается при своих проблемах. Конечно, это необходимо учитывать. Но чтобы стать обслуживающим персоналом этих психологических запросов, для этого можно и не быть проповедником. Священник – это труба, через которую провозглашается Божие Царство. Не столько мы должны зависеть от слушающего, сколько слушающий от провозглашаемого. Если просто идти на поводу у слушающих, то мы быстро превратимся из провозвестника Слова Божия в психолога, мудреца и т.д.

Священник – это труба, через которую провозглашается Божие Царство

– Вы говорили про таинства вне слова. Поясните, пожалуйста, что вы имели в виду.

– Таинство вне слова – это когда священник служит и не проповедует. Когда священник наставляет, не заглядывая в Слово Божие. Он совершает таинства, но поскольку они у него не укоренены в своей почве, то становятся сомнительного свойства и качества.

В средневековой Руси проповедь практически отсутствовала. Если брать XV–XVII века, проповедь была прерогативой епископа, но редко какой епископ ею пользовался, а пресвитеры практически не проповедовали. В результате вся вера формировалась действием. Вроде бы не так уж и плохо, но это дало возможность произойти старообрядческому разделению. Как-то взял брошюрку «22 никонианские ереси». Прочитал. Там не то что ни разу не было процитировано Писание – там ни разу не было процитировано каноническое право Церкви!

Смотрите, какие проблемы были в ранней Церкви? Особенно у греков. Они вдавались в такие тонкости богословского мышления! На рынке спорили об ипостасях. Может быть, это и перегиб. А у нас в алтаре могут спорить о рыночных ценах. Это очень жесткий перегиб. Вот свеча, вот колокольный звон, вот сложенные персты – это все прекрасно, мы это все любим. Я это все очень люблю, когда это в органическом единстве с главным. А когда таинство вне Слова, тогда все внешние действия становятся первичными. Батюшка с кадилом идет, на западной стене иконы кадит – надо повернуться к нему, чтобы поклониться, или надо смотреть на алтарь и не поворачиваться к алтарю спиной? Это становится принципиально важным. А что там написано у пророка Иезекииля или в послании к Колоссянам? Что там написано? Кому надо, те знают, что написано.

– Как вы относитесь к тому, что проповедь произносится во время причастия священников в алтаре? Или на утрене после чтения Евангелия?

– Что касается проповеди после Евангелия на утрене, в моей жизни это было один раз. И то проповедь произносил не я. Один недавно рукоположенный на тот момент диакон, серьезный такой человек, афганец, был готов к этому и попросил благословения. Я его благословил и как настоятель стоял в середине храма, а он после прочтения Евангелия и после «Воскресение Христово видевше» произносил слово. Это было одиннадцать субботних вечеров подряд. И это было здорово. На этом мой личный опыт и заканчивается. Конечно же, это хорошо и может быть, но на практике очень редко встречается.

Что касается проповеди на запричастном, я уже сказал об этом. Я ни в коем случае не хочу кого-то задеть, в том числе своего духовного отца, который тоже обычно проповедовал на запричастном. Он и после Евангелия проповедовал, но чаще все-таки по традиции того времени. Но смотрите, кто же его слушать будет? Те, в алтаре? Клир не слышит, они заняты серьезным делом. Они готовят Дары для народа, причащаются сами. То есть получается, что мы, священники, сами себя вычленяем: проповедь – это, дескать, вообще не для нас, не про нас, это для них, для прихожан. Неправильно.

Мы не знаем, Христос Сам вкушал или не вкушал от Святых Даров. Я думаю, и неполезно об этом вообще рассуждать. И вот представьте – вдруг вставить туда проповедь. На Тайной Вечери апостолы ведь были в роли прихожан. Все-таки это неуместно. К тому же, в это время там, за амвоном, плачут дети. Все мамочки со своими ребятишками подошли, и выходит батюшка. И если детей там, допустим, 30–40 человек, а из них 5–7 – вообще малыши, стоит одному захныкать, вот представьте, какой получится аккомпанемент. А они между тобой и паствой. Священник оказывается в минусе. На архиерейской службе никто же не слушает батюшку. Даже если ты захотел бы, ты не можешь, потому что ты же реально занят. Так что я думаю, что и богословски, и практически это неудачное место.

– Есть ли у вас какой-то критерий, насколько продолжительной должна быть проповедь на литургии? Есть довольно объемные евангельские отрывки. Скажем, притча о сеятеле. Если говорить о каждом виде почвы, проповедь увеличится в четыре раза по времени. Значит ли это, что притчу надо раскрыть полностью, или лучше сконцентрироваться на каком-то одном ее аспекте?

Временные рамки проповеди зависят от личности самого проповедника

– Я думаю, что временные рамки зависят от нескольких факторов. В том числе и от личности самого проповедника. Да, есть маститые проповедники, которые могут и сорок минут говорить. Но если новопоставленный священник будет говорить проповедь сорок минут, выйдет не очень хорошо, даже в духовном плане. Этого не надо делать. Поэтому «всяк сверчок знай свой шесток». Это Духом Святым определяется. И настоятельским, архиерейским благословением, смотря кто в храме за старшего по должности. Поэтому я думаю, что минимальная проповедь – это десять минут. Меньше десяти минут – это либо халтурка, либо что-то гениальное по своей лаконичности. Минимальная проповедь в моей практике – это две минуты. За две минуты можно сказать проповедь. Но надо, чтобы она пронзила сердца и коснулась каждого. Это тоже надо уметь делать. Такая проповедь представляет из себя мысль и пример, ее иллюстрирующий и рассказанный без растекания мыслию по древу. Тогда можно.

А норма – это десять минут. Особенно для начинающего. Для проповеди обычного священника нужно двадцать минут. За пределы этого времени стоит выходить, только если у священника есть дар слова, дар умения вовлечь словом слушающего. А то бывает: «Братья и сестры, мы продолжаем. В прошлый раз мы остановились на третьем пункте. Сегодня…» Братья и сестры стоят там, умиляются. А это может и полтора часа длиться. Так что сорок минут, наверное, – предел для любого проповедника на литургии. Это уже что-то мощное, глубокое.

Формат проповеди – это одна мысль, но та, которой ты сам сегодня живешь

Вы спрашивали про мой личный опыт. Зашел как-то один батюшка в алтарь, молодой, недавно был посвящен. Сказал проповедь на хорошую тему, хорошие слова. Я его спросил: «Батюшка, а что ты хотел людям сказать?» – Он так и остановился. – «Нет, ты мне не говори, о чем ты говорил, а скажи, что ты хотел этим сказать?» О чем – допустим, притча о сеятеле. Четыре вида почвы – все раскрыл. А что этим хотел народу сказать? Да ничего не хотел сказать! Вот священник в первую очередь сам для себя должен знать, что он хочет сказать, с чем выходит к народу. И поэтому я думаю: да, нет тут никакой надобности давать одну и ту же притчу. Это уже формат лекции или, может быть, семинарских занятий. Формат монографии, которую ты пишешь. А формат проповеди – это одна мысль, может быть, разносторонне раскрытая. Одна мысль, которой ты сам сегодня живешь, знаешь, что ты хочешь сказать, и говоришь, раскрываешь это, пользуясь евангельским текстом, житийным примером, примером из современной жизни. Конечно, у нас нет задачи на литургийной проповеди давать всестороннее раскрытие темы. Это формат лекции.

О материалах для подготовки к проповеди

– Какими бы вы порекомендовали пользоваться материалами для подготовки к воскресной школе для взрослых? Чтобы это было не в формате лекций, а скорее в формате семинара, разговора?

– Здесь, в отличие от богослужения, где мы все-таки руководствуемся Уставом, Типиконом, все более свободно. Сегодня может быть так, в следующий раз по-другому. Наверное, можно по-разному. Либо мы стих за стихом читаем Священное Писание, и не в виде монолога, а в виде диалога: мы все размышляем, каждый может что-то сказать, спросить. Ведущий, конечно же, готовится к этой встрече, просматривает толкования на этот текст святых отцов (и древних, и современных). А дальше все происходит в формате интерактивного диалога.

Могут быть какие-то другие темы. Литургические, например. Как-то мы несколько месяцев читали Кормчую. Просто нарушили правило Собора, на котором было сказано не читать мирянам эту книгу, иначе они попов учить будут. Конечно, это была выборка. И людям было очень интересно, потому что все неоднократно слышат «по канонам», «согласно канону», а канонов этих абсолютное большинство никогда не видело в глаза.

То есть тут могут быть разные темы, и я думаю, что любые авторы (древние и современные) хороши и могут быть привлекаемы. Главное – это подготовка ведущего. А не то что мы собрались и начали что-то читать. У меня, по крайней мере, такого опыта практически нет. Насколько я знаю, в XIX веке были такие «читальни»: действительно, люди собирались и читали. И тут, конечно, очень хороши, например, оптинские старцы с их наставлениями – Амвросий, Варсонофий и другие. А теперь у нас есть и более современные.

– А вы лично какими текстами пользуетесь сейчас для подготовки к проповедям?

– Есть много сборников, которые мне в моей жизни помогли и к которым я неоднократно обращался. Еще в 1980-е годы вышел самиздатом сборник архимандрита Тихона. Им я много пользовался. В начале своего священства пользовался проповедями отца Амвросия (Юрасова), который совсем недавно, как только начался коронавирус, умер. Умер, будучи духовником женской обители в Ивановской епархии.

Главное, чтобы появилось то, о чем ты хочешь сказать, и чтобы ты сам этим воспламенился

Очень сильно мне помогли проповеди митрополита Антония Сурожского. Там, бывало, возьмешь, прочитаешь треть и какое-то одно слово – и какая-то мысль тебя воспламеняет, и дальше уже не дочитываешь. У меня не было цели прочитать Антония – одной мысли достаточно. Сердце загорелось, а дальше уже, как говорится, дело технологии. Дальше подберешь примеры, сравнения, еще что-то. Главное, чтобы появилось то, о чем ты хочешь сказать, и чтобы ты сам этим воспламенился. Действительно, Антоний Сурожский очень помог мне в подготовке проповедей.

Ну вот я вам назвал некоторых авторов. С годами уже, наверное, меньше обращаешься к каким-то сборникам. Конечно, чтение – это всегда, всю жизнь с нами. Но подготовка уже происходит не через какие-то сборники, а идет некий внутренний процесс.

Некоторые хорошие сборники – это, наверное, уже с моей стороны может осудительно прозвучать – не смогли мне помочь. Вы знаете, какой сборник проповедей мне не помог? Сборник одного из моих самых любимых святых – Иоанна Кронштадтского. Я понял, что вся сила его проповедей была в том, что происходило наяву, устно, в храме. А то, что уже легло на бумагу, превращалось в самые обычные, как говорится, размышления. Я неоднократно к ним обращался, я хотел – и не мог. Может быть, это лично моя проблема, что я не смог. И для себя понял, что все, что происходило, происходило от его личности, от его взгляда. Мы же все видели его на фотографиях. Это тот Дух, который был в нем, когда он говорил.

Когда-то в начале пути мне еще очень помог Димитрий Ростовский. Вот он как раз вполне сработает при сорокаминутных проповедях. Там такое пространное, панорамное раскрытие события. Но, конечно, я брал оттуда только что-нибудь, а не все. Димитрий Ростовский – это наш русский Златоуст.

Еще мне нравился и нравится митрополит Николай (Ярушевич). Замечательнейший проповедник. Там такая тонкая лирика богословская… И она тоже касается твоей души, камертоном отдается, а потом ты выдаешь это своим слушателям.

Спаси Господи, отцы честные. И не забудем, что нас в Писании кое-где называют учителями, но главное для нас – уметь остаться на всю жизнь Его учениками. Спаси Христос! Всем много радости, пребывания в учении апостолов и созидания своего прихода как общины, пребывающей в учении апостолов.