Каргополь. Художник: Владимир Стожаров
Сейчас я постараюсь сказать о том, что такое, с моей точки зрения, творчество. Я имею в виду творчество в узком, может быть, смысле – труд поэта, художника, музыканта. Почему я считаю важным об этом сказать? Потому что смысл подлежит расширению – и в конечном итоге не одних только художников это касается, но – на мой, опять же, взгляд – всякого, кто стремится к целостной христианской жизни.
Кто-то, может быть, полагает, что творчество – это «я талантлив, я могу». Но нет, не так. Творчество – это не упование на собственные силы, не уверенность в себе, не бодрость в этой уверенности, не устремленность к успеху, не вера в него. Всё это востребовано и эффективно в иных областях человеческой деятельности – в спорте, например, или в служебной карьере, но не в художественном творчестве.
Конечно, всякое творчество требует природных способностей. Конечно, эти способности могут быть разными: есть одаренность гениальная, а есть просто хорошая. Но творчество ‒ не состязание способностей.
Творчество – это чудо, происходящее с человеком. А что такое чудо? Самое простое, детское определение: то, чего не может быть. Подлинный творческий акт – это действительно то, чего не может быть, то, что человек вообще неспособен сделать, если подойти рационально. Как у него это получилось, откуда это в нем взялось? – на эти вопросы о художнике рациональных ответов нет. А если есть, значит, не произошло чуда.
Вдохновение – это когда не только ты что-то делаешь, но и с тобой нечто делают, и твои ограниченные силы поддержаны неограниченной творящей силой Бога
Синоним чуда в данном случае – вдохновение. Отрицать понятие вдохновения – значит, отрицать иррациональную природу творчества. Но что оно такое? Иногда людям кажется, что вдохновение – это когда поэт идет по улице с широко раскрытыми глазами, ничего не виду вокруг, или когда он бросается к письменному столу и превращается в вулкан, извергающий стихи. Но на самом деле вдохновение – дело тихое и внешне незаметное: никакого отношения к экстатическим состояниям оно не имеет. Лучшее определение вдохновения, на мой взгляд, принадлежит Янушу Корчаку и содержится в его замечательной книге «Когда я снова стану маленьким». Оно очень простое: вдохновение – это когда трудная работа становится вдруг легкой. Когда я прочитала это впервые, я подумала: ну, значит, у меня никогда не бывает вдохновения, потому что мне ничто не дается легко. Но потом поняла: не трудно, а просто невозможно для меня было бы сделать то, что мне, при всей объективной скромности моего дарования, удается сделать, – если бы не то самое вдохновение. Продолжу мысль польского педагога: вдохновение – это когда не только ты что-то делаешь, но и с тобой нечто делают, и твои ограниченные человеческие силы поддержаны неограниченной творящей силой Бога.
Да, творчество – это чудо, которое творит с тобою, грешным и несовершенным, Творец «небу и земли». Но из этого не следует, конечно, что от тебя самого ничего не зависит. Что же в данном случае требуется от человека-художника? Школа, профессионализм, техника, владение инструментом – это в большей степени относится к музыканту, живописцу, скульптору; что касается литератора – от него, скорее, требуется культура, общая и литературная, воспитанность литературой, пропитанность ею. А вот в равной степени от всех требуется, для начала, смирение. Смирение перед чудом, голова, склоненная перед Тем, Кто, Единственный, дает тебе эту иррациональную возможность творить. Готовность принять то, что возможность эту Он дает тебе не сразу и далеко не всегда – и не гнаться за пресловутым «Ни дня без строчки». Будет день без строчки, и год без строчки будет, и это время необходимо принять с полным доверием ‒ если именно так твоя дорога пролегла. И печать твоего человеческого несовершенства – она все равно будет лежать даже на удавшихся, казалось бы, произведениях, и это обстоятельство нужно терпеть. И недовольство собой нужно принимать как норму, потому что довольство собой – оно совсем ни к чему. Трезвость по отношению к себе – вот что непременно нужно творческому человеку: всякие формы самоупоения и самолюбования, так же, как и тщеславия, гордости успехом, – опасная ловушка… Не только для художника. Вы заметили?.. От художника требуется то же, что требуется от всякого христианина в его внутреннем духовном труде.
***
Что же касается степени нашей одаренности или размера дарования… Мучиться тем, что ты не великий – или считать себя великим, что, по сути, то же самое, ‒ можно только в неразумной и непросвещенной молодости. Зрелость, если она не только возрастная, но еще и немножко духовная, ‒ видит все иначе. Я едва ли не каждый день читаю стихи, которые на порядок сильнее моих. И не классиков покойных это стихи, а моих современников, друзей, знакомых, зачастую присутствующих в той же ленте соцсети. И что же – отчаяться?.. Никому, дескать, мои хилые опусы не нужны, ничего они не добавят, потолка не проломят, стоит ли на них время тратить… Нет, подобные рассуждения – не то, что мне нужно. Перфекционизм – «Или на первом месте, или ни на каком» – он ведь от гордости. Гордость заставляет превращать творчество в состязание талантов и честолюбий. Но гордость уходит, если ты чувствуешь: с тобой происходит чудо. Так ли важно, малое оно или большое, если оно чудо всё равно? В природе есть соловьи, да, но полна ли она, природа, без скворушки, без воробышка и синички, без стрекочущей сороки? Не прекрасны ли крики гусей над тихой вечерней водой или голос кукушки в майском лесу? Чудо предоставляет тому, что мне удалось сделать, место в космосе; чудо гарантирует уникальность сделанного мною; сообщает ему достоинство и значение. Мой скромный голос найдет свое место во вселенской симфонии…
…Если я не поддалась своим слабостям. Нетерпение, недоверие к Богу, малодушие, уныние, больная гордость – зачем я, дескать, на свете-то живу, чего стою, чего достигла? ‒ все это порождает во мне суетную спешку: я пытаюсь успокоить себя, сочинив, вымучив нечто – хотя ведь знаю, что час не пробил, чуда сейчас со мною не происходит, вдохновение отсутствует. Я убеждаю себя в том, что надо потрудиться, поднажать, и вот сейчас что-то, может быть, получится, строки наполнятся жизнью… Но они остаются сухими, слабыми, скучными. Они не родились, они сочинены искусственно. И нужно определенное мужество, чтобы отдать себе в этом отчет – и бесповоротно отправить замученную тетрадочку в коробку для макулатуры. И спокойно, без самобичевания, продолжить следовать тем путем, который положил пред тобой Господь, всем дающий пищу во благовремении (Пс. 144: 15).
На Его пути всё происходит с человеком вовремя, то есть – органично. Органичность жизни, ее высшая естественность – это то, о чем сознательно или бессознательно тоскует, чего ищет каждый человек; это тот самый «мир душевных сил», это внутренняя гармония, подчиненность закону, изначально вложенному в каждого; закону, который человек в процессе жизни осознает и опознает как свой закон.
В подлинном творчестве художник ищет не нового, но вечного, не своего, но Божиего
Органично живет дерево: вовремя набухают его почки, вовремя разжимаются нежные кулачки бутонов, в срок поспевают плоды, в свое время начинается листопад… И не бывает такого, чтобы яблоня расцвела среди зимы или принесла вместо яблок мандарины. Человек – не дерево, ему сложнее, он обречен на борьбу с собой. Грех делает жизнь человека неестественной, болезненной, заставляет его искать не того, что ему на самом деле надо, а того, чего требуют его гордость и похоть. И в творчестве, в художестве своем человек не становится безгрешным, и потому оно тоже бывает разным. Всем нам увы, знакомо художество, продиктованное человеческой гордыней, стремлением поставить собственное «я» над естественной красотой и гармонией тварного мира, изломать, исказить картину этого мира в угоду собственному искаженному «я»; подменить духовное начало в искусстве больным душевным или холодным рассудочным. Имя этим новаторам легион; в подлинном же творчестве художник ищет не нового, но вечного, не своего, но Божиего, и потому смиренно, трепетно следует канонам Изряднохудожника.
Я очень люблю живопись – потому, может быть, что на ней это особенно заметно, просто сразу зримо. Посмотрите на полотна наших современников, ныне живущих или совсем недавно ушедших: Олега Бороздина, Джанны Тутунджан, Владимира Стожарова, Валентина Сидорова, Марка и Александра Кремеров, Юрия Мокшина, Татьяны Юшмановой, Антона Овсяникова, Михаила Абакумова, Надежды Андросюк… Классиков не называю – слишком известны. Как бережно, с какой любовью прикасаются эти живописцы к природе, к человеку, как чутко и трепетно передают нам их красоту. И сравните их полотна с произведениями авангардистов, фальшивых примитивистов и тому подобных. Будущее литературы и искусства – безусловно, за традицией, если только традиция для нас – не банка с консервами, а светильник, полный горящего елея.
***
Мне глубоко чуждо наделение художника некоей особой духовной миссией. Иногда приходится такое слышать: поэт, дескать, ‒ это провод, соединяющий нас с Творцом… Да никакой он не провод, этот самый поэт, он просто человек, которому Господь дал вот эти возможности – в то время как другим Он дал возможности другие, ничуть не худшие и не менее значимые. И каждый человек, поэт или не поэт, за врученные таланты перед Господином в ответе. Художественному творчеству не нужно придавать лишнее, искусственно завышенное значение. Но вот в чем, на мой взгляд, не стоит сомневаться – в том, что оно есть дело богоугодное. Так же, как, например, лесонасаждение, или медицина, или педагогика. При том же условии – если это дело находится в грамотных христианских руках.