Доброе сердце Самуила

В минувшую субботу мы простились с рабом Божиим Самуилом (†22.11.2023). Эта история, рассказанная многолетним наставником и другом почившего – духовником Донского монастыря Москвы иеросхимонахом Валентином (Гуревичем), вроде как не всецело посвящена Самуилу, но вот именно так он всегда и вел себя по жизни – всем готовый помочь и не осуждающий никого, – стремился как-то скромно остаться в стороне.

В последние годы Самуил каждый день молился за службами, прочитывал внушительное правило, в том числе состоящее из многих зачал Евангелия. Он знал, с какой силой приходится иметь дело, и что нельзя вступать в бой, не вооружившись.

Испытание для теоретика

Раб Божий Самуил А история такова… Будущий иеросхимонах, у которого в миру, как и в схиме, было имя Валентин, тогда продолжал ещё сохранять некие фрагменты марксистской веры-утопии и всерьез был озадачен проблемами создания общества, в котором человек будет освобождён от принудительного труда, и его уделом станет самосовершенствование в процессе свободной творческой деятельности.

Впрочем, перед ним стоял вопрос: а будут ли освобождённые от необходимого труда люди совершенствоваться в процессе свободного творчества или станут деградировать в безделье и разврате. У Валентина выстраивалась уже целая теория с почти научными выкладками, как все-таки достигать не свободного падения, а столь же, как мыслилось, свободного рывка вверх.

Он был под впечатлением рассуждений Достоевского, который писал: для того, чтобы наступило братство, необходимо, чтобы каждый на самом деле стал каждому братом. А это может быть достигнуто только при работе каждого над самим собой, – имеется в виду духовно-нравственное самосовершенствование, происходящее в Православной Церкви.

Хотя Валентин тогда еще считал, что для этой работы над самим собой можно привлечь и методы других школ, существовавших на всем протяжении истории человечества. Например, почему бы не почерпнуть что-то и в индийской йоге? Это тот подход, что некогда взял себе за путеводный (на чем и заплутал) Лев Толстой, собирая, как он полагал, мудрость всех мудрецов всех времен всего человечества...

Но однажды Валентин вдруг осознал, что «сам он остро нуждается в нравственном оздоровлении, так как резко вдруг обнаружились совершено недопустимые проявления нравственного уродства и деградации, что делало недостойным и всё это стремление активно участвовать в построении идеального общества». Ведь идеальное общество строится из, по возможности, идеальных людей, или хотя бы стремящихся к идеалу, коим на Руси всегда была святость.

А еще он отчетливо понял, что на территории СССР нет традиционной школы индийской йоги. И те, кто пытается тут стать йогами, становятся явно неадекватными. Традиция, которая у нас укоренилась и давала реальные результаты, – это Православие. Он уже был знаком с примером преподобного Сергия Радонежского и его многочисленных учеников: – самое действенное преобразование – это преображение социума изнутри.

В то время все население СССР было практически невыездным, и решение воспользоваться помощью Православной Церкви представлялось – как стопроцентно подтверждается это и сейчас, когда поехать можно куда хочешь, – единственно правильным.

Начавшись таким образом, воцерковление постепенно привело к принятию сана и схимы...

Если вернуться к разработке метода перехода общества принудительного труда к обществу свободного творчества, то дело обстояло так. Одна из книг серии Агни Йога называлась «Община» и содержала идею соединения людей, стремящихся к реализации общества свободных творцов, в общины, в которых налаживается эта жизнь, как там писалось, будущего. С тем, чтобы эти общины «оказывали благотворное влияние на окружающих».

Это можно уподобить кипению воды. Вода, когда кипит, то в процессе преобразования жидкости в пар имеет место двухфазовое состояние – сосуществование пара и воды. Но постепенно при подводе тепла процентное соотношение пара увеличивается. То же применимо и к обществу. В период сосуществования двух фаз – «общества будущего» и «общества настоящего» – постепенно процентное соотношение общества будущего увеличивается...

Эти рассуждения были вдохновлены как раз образом преподобного Сергия Радонежского, основавшего сообщество тех, кто выстраивал свою жизнь на совершенно иных основаниях, чем жизнь остального общества. Количество примыкающих к братству на Маковце росло, а потом уже выходцы из него пошли по Центральной Руси, на Север, – так возникло еще около 40 обителей, и их братство тоже умножалось. Но и сам строй этого нового бытия влиял на весь народ в целом, люди не только приходили, паломничали в эти монастыри, окормлялись тут, но и стали селиться окрест, – так возникали целые города, как Сергиев Посад и др.

Сам строй этого нового бытия влиял на весь народ в целом

Подобными рассуждениями Валентин тогда увлек своего друга – кандидата философских наук Генриха Степановича Батищева. Тот был очень активен – читал лекции студентам МГУ, ФИЗТЕХа, во множестве других учебных заведений, на различных научных конференциях. Беседовал на частных квартирах, на привалах туристических походов. Везде. Делился соображениями о том, как можно было бы объединяться в такие творческие коллективы, в которых совместно и высекалась бы искра альтруизма, творчества, взаимопомощи, созидательного труда.

Однажды, после его такого пламенного выступления на конференции в Институте Психологии, что на старой территории МГУ, к нему вдруг подошла девушка и сообщила, что у них уже создана такая группа. Генрих Степанович рассказал об этом Валентину и предложил ему самому познакомиться поближе с теми, кто воплощал в жизнь то, о чем он пока еще лишь только помышлял. И Валентин пришел к ним в гости...

Дело не в том, как мы начинаем жизнь,
а в том, как мы ее окончим

Главой этой общины, которую они на языке индийских йогов называли ашрамом, была талантливая виолончелистка Галина.

Сама она была из многодетной семьи. Ее отец, в общем-то, стремился быть добросовестным воспитателем своих детей, но, как примерный советский гражданин, занимающий при этом еще и довольно высокий пост, просто даже не догадывался, что в вопросах воспитания может помочь Церковь. Товарищ Дубровин, так его звали, следил за тем, к какой области искусств или ремесел его малыши проявляют интерес и способности, и старался истово развивать их в этом направлении, представляя их вниманию самые что ни на есть высокие образцы в соответствующей области.

Так и свою крошечную еще Галю он однажды привел на концерт симфонической музыки. Они слушали одно из произведений Бетховена – сначала музыка была спокойной, потом напряжение в ней стало нарастать, и вот, в самую кульминацию, – раздался девчачий рев! Психика младенца не выдержала этого накала страстей. Случился скандал… «Кто привел сюда ребенка?» и пр. Девочка была уже в каком-то измененном состоянии сознания, точно некую пробоину получил весь ее душевно-телесный состав. Ее потом лечили, подбирая то те, то другие психотропные препараты, но надрыв в ней так и остался…

Со временем ей кто-то посоветовал использовать это как некую особость. Она стала заниматься йогой и намеренно впадать в медитативные состояния. Там, в этом невидимом мире, когда сознание принудительно дремлет, она и познакомилась с неким, как она его потом сама называла, «Учителем». Тот ей давал указания, которые она должна была исполнять. В частности, он ей и нашептал основать их ашрам.

В этом невидимом мире она и познакомилась с неким, как она его потом сама называла, «Учителем»

На тот момент, когда в их среде оказался заинтересованный реализацией своих концепций Валентин, те – а среди них были и мужчины, и женщины, и дети – занимались разными науками, искусствами, гимнастикой, йогой, каждый – по составленному Галиной под руководством «Учителя» индивидуальному графику этих занятий.

Количество последователей возрастало (это было одно из условий «Учителя»). Так, например, где-то в Лужниках Галина познакомилась с тренером хатха-йоги, и тот радостно влился в их кипящий деятельностью коллектив. В настоящее время, впрочем, он – схимник в Оптиной пустыни… Да и все остальные «питомцы» этого ашрама, где бы они потом ни оказались, в России, Германии или в другой загранице, так или иначе имеют отношение к Православию.

Крещение той, что «в прошлой жизни была католическим монахом»,
и что из этого вышло

Генрих Батищев Генрих Степанович Батищев, чтобы не быть изверженным из Института Философии АН СССР, вещал, конечно, слушателям своих лекций и бесед о Боге и о Церкви, но на эзоповом языке. Та самая девушка, что подходила к профессору Батищеву после его лекции в Институте Психологии, признавшись в том, что они уже осуществили «социальную мечту коммуниста», вскоре вдруг изъявила желание креститься…

Хотя, утверждая на полном серьезе, что в прошлой жизни «была католическим монахом», она решила креститься в католичество. Тем более что в их окружении появилась «практикующая» католичка, к которой «бывший монах» и стала с этой просьбой приставать. Но та ей ответила, что, дескать, наша (то есть их, Католическая) церковь пребывает под особым наблюдением силовых структур, поскольку наш глава (Папа) заграницей, и это новокрещенную поставит в опасные обстоятельства. Поэтому она рекомендовала собеседнице креститься в Православии и стать «нашим» (то есть католическим) агентом, содействующим объединению Церквей.

Но главным было все-таки то, что именно в этом ашраме Валентин и встретил будущего Самуила (это его имя в Крещении). Тот, будучи еще даже не крещен, носил крестик – это, возможно, также способствовало тому, что он имел иммунитет ко всей этой окружающей многообразной дичи – давлению атеистического государства, мутным практикам типа йоги и связанным с этими практиками появлением сомнительных «Учителей».

Бывшая «католический монах» обратилась к Валентину с просьбой посодействовать ее Крещению, чистосердечно объяснив ему в подробностях все свои обстоятельства, в том числе поставив его в известность о рекомендованном ей задании стать католическим агентом в Православии.

Надеясь крестить еще и будущего Самуила, Валентин пошел договариваться о совершении таинства к отцу Димитрию Дудко, с которым к тому моменту уже был знаком. Но Крещение почему-то постоянно откладывалось: каждый раз, когда батюшка уже назначал время, внезапно появлялись какие-то неотложные дела, куда-то надо было мчаться.

Тогда Валентин понял, что надо действовать более решительно, и в тот день, на который в очередной раз было отложено Крещение «бывшей католическим монахом», он решил самолично явиться к семейству отца Димитрия Дудко домой и оставаться там до тех пор, пока батюшка, наконец, не решится исполнить свое обещание и совершить таинство Крещения.

Валентин нагрянул в гости к семейству Дудко и стоял как вкопанный в коридоре, не реагируя на недоумения и протесты почтенного священника. Был вечер. Сын батюшки Миша, будущий протоиерей Михаил, закрывшись одеялом с головой, читал при свете карманного фонарика книгу «Остров сокровищ», был разоблачен отцом, книга была реквизирована. Тогда он стал смотреть запретный телевизор, который, несмотря на протесты и доказательства правомерности этого просмотра, так как транслировались драматические события на Святой Земле, был безжалостно вырублен. Непрестанно звонил телефон, требуя от пастыря немедленного Крещения кого-то другого, Венчания, Причащения, отпевания и других поступков. Чтобы отвечать на телефонные звонки, он непрерывно сновал туда-сюда по коридору мимо неподвижно стоявшего там Валентина, весьма неодобрительно на него поглядывая и отпуская нелицеприятные замечания.

Отец Димитрий как-то долго и нехотя собирался, точно ожидая, не возникнет ли опять какое-нибудь совсем уж срочное дело. С ним собралась ехать и супруга, сопровождавшая его в таких поездках и исполнявшая функцию церковного хора.

Наконец вызвали такси. Водитель оказался не из местных, откуда-то из Средней Азии, города не знал, долго кружил по московским улицам, – состояние мостовых при советской власти было далеким от совершенства, – водил плохо, машину постоянно подбрасывало. Дорога заняла около полутора часов. Наконец достигли места назначения. Оказалось, что оно находится на соседней улице…

Протоиерей Валериан и иеросхимонах Валентин. Фото Ольги Орловой Войдя в многокомнатную квартиру, в которой проживал ашрам, чета Дудко обнаружила там большое количество насельников – мужчин, женщин, детворы.

Отец Димитрий было умилился:

– Какая большая семья!

У самой Галины было двое детей от случайных связей, причем у них даже не было нормальных имен: мальчика она звала Татошкой, а дочку – Звёздочкой, или Звёздой...

Появление батюшки вызвало оживленную реакцию, особенно у детей. Татошка объявил, что пришел Бог. И, подойдя к усаженному на стул батюшке с требным ящичком в руках, взял в свои руки привлекший его сугубое внимание золоченый крест, стал его вертеть, разглядывая со всех сторон. Дочка «бывшей католическим монахом», обратившись к батюшке, сказала:

– А Ленин тоже хороший.

– Да, все хорошие, – с иронией отозвался уже занятый разбором требного ящичка тот, кто пришел не препираться, а крестить весь этот бедный народ. Начались хлопоты с устройством купели.

Чего уж никак не ожидали ашрамовцы, так это того, что отец Димитрий стал вообще всех, кто не был крещен, властно и безотлагательно крестить. Он держался мнения, что сама благодать Крещения сделает свое дело, касающееся оглашения и воцерковления.

Завершив таинство, батюшка, высказав пожелание, чтобы их дом стал полной чашей, покинул ашрам, попросив Валентина проводить их с супругой до трамвая.

Так были крещены в Православие и «бывшая католическим монахом», и тренер хатха-йоги – будущий оптинский постриженик, даже схимник, и многие другие. Правда, будущего Самуила не оказалось на месте – он вернулся в ашрам сразу после ухода батюшки. Но то, что началось потом, оказало на него колоссальное воздействие…

Им всем, принявшим Крещение, кто-то явно мстил за это событие

Им всем, принявшим Крещение, кто-то явно мстил за это событие. Один за другим соседи вдруг стали писать на них жалобы, что, дескать, здесь некие странные люди живут групповым браком. Отец «бывшей католическим монахом», будучи героем Советского Союза и генералом авиации, подал заявление на Галину в самые высокие инстанции, что их гуру – «английская шпионка». Началась, можно сказать, свистопляска – постоянные проверки, дознания.

Они решили бежать в Душанбе, надеясь там получить «ашрамское убежище». Но КГБ их вычислил и там. Они вернулись.

Валентин с ними продолжал общаться. Так почти все ашрамовцы пришли в Церковь. Вскоре отказались от йоги. Стали ездить в древний Покровский храм в Отрадном, окормлялись там у протоиерея Валериана Кречетова.

Покровский храм в Отрадном

От Галины практически все они отвернулись, осуждали ее за то, что она испортила им жизнь. Не отвернулся только крещенный уже в Отрадном Самуил, очень добрый человек. Он считал, что она их любила, старалась оказывать им помощь, как она это понимала, жалел ее и не оставил.

Приходя к ней, рассказывал про Отрадное, про то, какой хороший там батюшка, как замечательно поет хор… А Галина сама была изумительным музыкантом. И все эти увещевания на нее подействовали. Однажды она согласилась поехать вместе с ним в храм...

И ей всё очень в храме понравилось, она стала регулярно бывать здесь. У нее был абсолютный слух, потихонечку она подпевала певчим, но на клирос ее все-таки не пускали. Было очевидно – человек духовно болящий.

В церкви она часто ни с того ни с сего падала, у нее начинались необъяснимые наукой припадки. Тогда отец Валериан клал ей руку на голову, молился, и ее отпускало. Она поднималась. И такое случалось неоднократно.

А потом, ровно через год после своего прихода в храм, она объявила:

– Я ухожу.

Все были удивлены.

Бесы просто так не отпускают.
Но милость Божия к желающим быть с Ним – неизреченная

На расспросы Галина призналась… Оказалось, что прежде, чем поехать в первый раз храм, она вступила в обычный свой контакт с «Учителем», поделившись с ним, что, вот, ей предлагают съездить на службу, познакомиться с батюшкой.

– А зачем тебе это нужно? – спросил тот.

– Преодолеть гордыню и приобрести смирение, – ответила она.

– Хорошо, в течение года ты должна ходить в этот храм, слушаться этого отца Валериана, преодолеть гордыню, приобрести смирение, а потом возвращайся ко мне, – последовало распоряжение.

Когда, собираясь за послушание «Учителю» навсегда уйти из Церкви, она все это рассказала, отец Валериан посоветовал ей выразить недоверие своему «хозяину»:

– Скажи, что не можешь слушаться его, сомневаешься в его компетентности и должна сама, с Божьей помощью, разобраться в своих оценках.

– Я не могу так сказать «Учителю», – затрепетала она.

Батюшка Валериан продолжил:

– Человек не должен доверять своим ощущениям, тому, что ему мерещится. И если это настоящий духовный учитель, он, понимая это, поймет тебя, одобрит твое решение, а если откажется, упрекнет, надо так и спросить: а кто вы такой? Ибо так может поступить псевдоучитель, дух тьмы.

Она всё так и сделала, как ей посоветовал батюшка. Ее потусторонний собеседник ухмыльнулся и сказав:

– Ты от меня отказалась, но об этом пожалеешь.

И исчез...

И у нее началась цепь не то что неприятностей, а прямо-таки катастроф.

Сначала она ослепла и не смогла уже ездить в храм.

Тогда отец Валериан приехал к ней сам, с тем чтобы причастить ее на дому.

Но ему изо всех сил, явно не собачьих, поначалу попыталась помешать домашняя собачка. Она с каким-то остервенелым неистовством стала бросаться на священника с Дарами. Кое-как ее удалось запереть в туалете, где она вдруг стала громко издавать какие-то странные звуки.

Дети объяснили:

– Это собака мяукает...

Отец Валериан, несмотря ни на что, сделал то, что было положено совершить, – освятил помещение и причастил болящую.

Его спросили, когда он сможет приехать в следующий раз. Он ответил Галине, что она сама приедет в храм для Причастия. И действительно, вскоре к ней вернулось зрение, и она смогла приехать в храм.

Но тут же таким же странным, непонятным науке образом она потеряла слух. И повторилась та же история с Причащением на дому, последующим возвращением слуха и Причастием в храме.

После этого вскоре у нее отказали ноги. Она утратила способность ходить. Снова повторилось Причащение на дому.

Следующей катастрофой была потеря памяти. Она не помнила, кто она, как ее зовут. Знала только, что эти мальчик и девочка – ее дети, и помнила их «имена».

Ее удалось свозить в Отрадное, и она сказала, что видела этот храм во сне...

Дома у нее был большой шкаф с книгами, она стала их читать – способность читать у нее все-таки оставалась. Одна из книг в этом шкафу представляла собою сборник повествований о многодетных семьях в СССР, написанных в поощрительном ключе: вот, мол, кому надо подражать. В числе этих примеров находился фрагмент, повествующий о семье, в которой росла сама Галина... И вот, когда настал черед читать эти страницы, она вдруг поняла, что речь идет о ней, о ее родных. И память тут же восстановилась!

Вал испытаний не ослабевал

Но вал испытаний не ослабевал. От нее убежал ее сын с одним из ее учеников. Всесоюзный розыск нашел их в горах Кавказа... Там тогда подвизались многие пустынники, – возможно, ребята к ним и решили рвануть.

Галина продолжала ездить в Отрадненскую церковь. Нечистый дух в изобиловавшем святыней Покровском храме проявлял себя посредством ее странных припадков, прекращавшихся по молитве настоятеля.

И вот, однажды во время богослужения в Отрадном она, по своему обыкновению, в очередной раз упала в обморок – и, на этот раз не выйдя из этого состояния, скончалась...

***

Причем умерла она в храме.

Сделаю отступление от себя. Помню, была на соборовании в Отрадном. И в этом самом намоленном веками храме, где отлетела ко Господу душа Галины, кому-то стало плохо, человек резко, с грохотом, свалился, и этот удар о пол был такой силы, что чуть ли не все обернулись, кто-то засуетился… Стали вызывать скорую. Чин столь проникновенного таинства на мгновение точно был нарушен… Но тут властно взошел на амвон отец Валериан, у него в руках было маслице и кисточка, он громко объявил:

– Запомните! Никто из нас недостоин того, чтобы умереть в храме!

Спустился и спокойно продолжил помазывать.

А сейчас я даже переспросила отца Валентина:

– Галина в храме умерла?

– Да.

Господь ее сподобил. Он один знает силу брани и силу внутреннего произволения каждого быть вопреки всему с Богом!

Перед смертью Галина каждую неделю, по свидетельству и содействию доброго Самуила, неопустительно причащалась.

Ее записали в храмовый синодик на вечное поминовение.