Вендланд: блестящая геологическая карьера тайного иеромонаха

35 лет назад завершился земной путь замечательного пастыря, святителя, церковного дипломата и писателя, митрополита Иоанна (Вендланда). Владыка умер 25 марта 1989 года. Кратные даты имеют какое-то особое влияние на наши души. Так получилось, что именно накануне в архиве епископа Рыбинского и Романово-Борисоглебского Вениамина (Лихоманова) обнаружились интересные материалы, связанные с гражданской жизнью митрополита Иоанна. Больше сорока лет назад выпускника МГУ Николая Лихоманова митрополит рукоположил в диаконы и священники. Теперь часть архива митрополита Ярославского и Ростовского Иоанна хранится у епископа Вениамина. Все подшито, подписано. В каждой коробке опись. Найти материал интересующего периода или направления нетрудно. А интересовал меня гражданский этап жизни владыки, когда он был геологом в Узбекистане. Таким образом была обнаружена копия его письма В.В. Тихомирову.

Ташкент, 1935 год. Константин Николаевич Вендланд ведет занятия по петрографии со студентами Ташкентского Индустриального института

Владимир Владимирович Тихомиров (1915–1994) – член-корреспондент АН СССР, председатель Комиссии по геологической изученности СССР, основатель Международной комиссии по истории геологических наук. Если уж совсем просто – он историк геологии нашей страны. Сегодня собранные им материалы порой читаются как увлекательные романы Жюля Верна. Геологи – особые люди, это точно!

В 1986-м году он написал письмо митрополиту Иоанну и попросил рассказать о его геологическом прошлом. Владыка уже на покое. Он живет в многоэтажке на окраине Ярославля (предоставил горисполком, своего жилья не было). Каждый день ему приносят мешки писем, и отвечает он на них сам. Разбирая эти письма сегодня, видишь, что на каждом его рукой написано: «отвечено».

Как хотелось бы почитать эти ответы! Увы, разлетелись они по России и миру. Владыка много лет работал за границей, его адресаты жили в самых разных странах. Но большинство в родной стране. Теперь письма его корреспондентов в наличии, а ответов митрополита Иоанна нет. Мысль найти их пришла поздно.

С Тихомировым получилось наоборот. Письмо академика не сохранилось, а копия ответа митрополита Иоанна есть.

«Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!

Отвечаю на вопросы, поставленные в Вашем любезном письме от 11.04.86.

1. Детали работы геологом с 1930 г.

а) Работал рудничным геологом на Ключевском хромитовом руднике (ныне г. Двуреченск, Арамильского района) Свердловской области) с 1930 г. по 1932 г.

б) В Ленинграде ЦНИГРИ, научным сотрудником с 1932–1933 г.

в) В Ташкенте, ассистентом у профессора В.А.Николаева по кафедре петрографии, в Средне-Азиатском Индустриальном институте. 1933–1945 гг.

г) Одновременно работал в Узбекском Геологическом Управлении (1935–1945) на геологических съёмках Алмалыкского рудного района, Западного Каржантау, Угама, гор Кара-Тюбе и Зирабулакских гор; кроме того, на поисках оптического кварца и исландского шпата.

Во время Великой Отечественной войны занимался поисками молибденита и шеелитовых руд в различных местах Узбекистана».

В 1945-м году течение жизни Константина Венланда сделало резкий поворот – тайный монах и священник, он вышел на открытое церковное служение

Добавим, что он защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата геолого-минералогических наук на тему «Петрология вулканогенных толщ Приташкентского региона». И подготовил докторскую. Но в 1945-м году течение жизни Константина Венланда сделало резкий поворот – тайный монах и священник с десятилетним стажем, он вышел на открытое церковное служение, и геология осталась в прошлом.

В письме Тихомирову интересен не сам послужной список геолога Константина Вендланда. Он существует и в других, более полных вариантах. Важно, что сам владыка считал главным в своей геологической биографии.

Фото А.Н. Вендланда. На заднем плане маленький Костя за ручку с няней. 1911 г.

***

В архиве Ленинградского Горного института хранится школьная характеристика, с которой Константин Вендланд поступал в ВУЗ:

«Очень высокое общее развитие, большая даровитость, главным образом в области математических и общественных наук. Исключительная работоспособность. Сознательное отношение к общественно-политическим вопросам».

Характеристика при поступлении в Горный институт

Настолько сознательное, что, более десяти лет работая в геологии, он был тайным монахом и священником. И никто из коллег об этом не догадывался.

В институт Костя поступил в 16 лет. Он очень любил природу. Природу любила и его сестра Эли, будущая монахиня Евфросиния. Сколько прекрасных слов о природе сказано в их письмах и дневниках. Природу любили их мама и папа. Владыка писал, что в ней родители находили свое счастье, считали (как дева Феврония из оперы Римского-Корсакова), что в природе можно найти Бога.

Костя с сетрой. Царское Село. Фото Н.А. Вендланда

В своей автобиографии он указал точную дату своей встречи с Богом. Было это в Царском Селе:

«Мы почти ежедневно под руководством нашей няни совершали прогулки по громадным и красивым паркам или загородным лугам и лесам. Тогда у меня появилась и окрепла любовь к природе, а в возрасте около 8 лет – и религиозное восприятие красот природы».

Вот какие автобиографии писали в Отдел внешних церковных сношений Русской Православной Церкви: когда впервые почувствовал Бога.

Много лет спустя владыка скажет в проповеди:

«Каждое явление жизни по-разному рассматривается верующим и неверующим человеком. Возьмем саму жизнь: верующий говорит, что она есть священный дар Божий; неверующий считает, что жизнь только результат развития бездушной материи.

Сидит на дереве птичка и поет. Неверующий скажет, что она поет, чтобы охранять свою территорию; верующий скажет, что она славит Бога. Так и поэт сказал: ‟Птичка гласу Бога внемлет, встрепенется и поетˮ. С точки зрения верующего человека, вся природа, ‟всякое дыхание славит Господаˮ. Действительно, если мы внимательны и чутки, то увидим, что на наших глазах в жизни природы происходит непрестанное прославление Бога.

Возьмем для примера соловья. Как прекрасно его пение! У нас, в северных краях, он поет среди деревьев цветущей черемухи; на юге он поет в кустах цветущих роз. И мы, верующие, слушая его пение, должны восхищаться главным образом тем, что он прославляет Бога, а мы при этом присутствуем. Каждый день совершается как бы особая ‟Литургия природыˮ, в которой есть необычайная красота жизни, звука и цвета…».

Эдельвейс с восточного Памира. Прислал геолог Б. Зленко 29 авг. 1988

Профессию Костя Вендланд выбрал связанную с природой. Собственно, геология это и есть природа. В кругу естественных научных дисциплин она находится на особом положении – она, единственная, занимается историей природы на основании изучения материалов, оставшихся от древних эпох развития Земли. В ней переплетаются вопросы астрономии и биологии, физики и химии, географии и истории человечества.

Первую практику будущий архиерей проходил на Урале, на территории Нижнетагильского платинового месторождения.

«Наша группа вела сьемки дунитового массива. Мы жили на природе, спускались в шахту, получали первые навыки геологической работы».

Место это называлось гора Соловьева. Если посмотреть на геологическую карту Урала, то в самом ее верху, у Карского моря, начинаются дунитовые массивы, которые тянутся с севера на юг. В результате сложных геологических процессов в них сконцентрировались в виде жил скопления драгоценного металла – платины. Знаменитый платиновый пояс Урала. Весь этот массив скреплен магматической горной породой – дунитом.

Богатейшие платиновые россыпи недалеко от Нижнего Тагила были обнаружены еще в первой четверти XIX века. Одной их горных вершин Уральского хребта, содержащих драгоценный металл (в семь раз дороже золота), и была Соловьева гора. За ней следуют горы Дунитовая, Синицына, Высоцкого, Зотиха.

Об этом месторождении говорили, что платина здесь прет прямо из-под земли

Геологи всего мира знают о платиновом поясе Урала. А пытливые любители родного края прекрасно осведомлены об истории его открытия. Произошло это после войны с Наполеоном. Финансовое положение России было плачевным, запас золота истощен. И Александр I начал искать варианты пополнения государственной казны. Офицерам Горного корпуса было поручено обследовать недра Каменного Пояса Урала. Золото не нашли, но выявили его спутник – платину, вначале в небольшом количестве, а затем богатые россыпи. Было это в 1824-м году, когда новый загадочный материал уже высоко ценился в Европе. Об этом месторождении говорили, что платина здесь прет прямо из-под земли.

Что увидел молодой человек на Урале, уже прикоснувшись к пониманию того, что все создано Творцом? А увидел он удивительно красивые вершины сине-голубых гор, живописные лужайки, горные речки, пещеры, скалы, изрезанные трещинами и покрытые узорчатыми мхами. Читайте рассказы Мамина-Сибиряка! События как раз в этом районе происходят. Здесь проходила граница Европы и Азии. Если влево речка бежит – значит, в Азию, если вправо – значит, в Европу.

Швейцария, Монтре, 1912 год. Снимок Н.А. Вендланда

Следующую летнюю практику Костя проходил на Кавказе – на Ткварчельском каменноугольном месторождении. В экспедиции принимали участие более двухсот человек. Работы было много: строили тропы для лошадей, проводили геологическую съемку. Константин Николаевич работал десятником.

Это место стало очень важным для его духовного развития. Здесь, на Кавказе, в самом начале пути служения Церкви Христовой, он получает письмо от своей старшей сестры Эли. Она прислала образ преподобного Серафима Саровского, когда тот 1 000 дней молился на камне в лесу:

«Отец Александр, – писала сестра, – говорит, что этот образ должен быть напоминанием нам о том, что и мы так должны делать, то есть молиться всегда, и все делать для Господа. Мне кажется, что это цель жизни – служить Богу, Ему себя посвятить. Я думаю, что в горах ты тоже будешь развиваться в том же направлении, как здесь зимой, и приедешь домой полный сил. Еще здесь образ Пресвятой Богородицы и Николая Угодника. Они все тебя сохранят, а мы здесь будем о тебе молиться, чтобы ты скорей вернулся. На этих иконах изображены угодники, когда они молились в глуши. Так и ты можешь, особенно потому, что там близко Новый Афон и старцы в лесу».

Образ преподобного Серафима и бумажную иконку «Беседная» с Пресвятой Богородицей и Николаем Угодником владыка хранил всю свою жизнь

Образ преподобного Серафима и бумажную иконку «Беседная» с Пресвятой Богородицей и Николаем Угодником владыка хранил всю свою жизнь. Вместе с письмом он вставил все это духовное богатство в специальную деревянную рамку с металлическими скобами, которой их отец Николай Антонович пользовался для изготовления фотографий. Вот и сейчас эта рамочка передо мной…

Примечательно, что именно тогда неподалеку от Ткварчельского каменноугольного месторождения подвизался в Драндском монастыре Сухумской епархии один из исповедников нового времени – иеромонах Серафим (Романцов). В 1946-м году иеромонах Иоанн встретится с ним в Ташкенте, куда епископ Гурий (Егоров) пригласит отца Серафима в качестве духовника при кафедральном соборе.

Всемилостивый Господь не спускает Божественных очей с человеческой души, тонко учитывает все ее особенности, находит к каждой особую тропинку

После Ткварчели было еще две летних практики: в Средней Азии (Таласская область Киргизии) и в Донецком каменноугольном бассейне. А после окончания Горного института – работа рудничным геологом на Ключевском хромитовом руднике.

Всемилостивый Господь не спускает Божественных очей с человеческой души, тонко учитывает все ее особенности, находит к каждой особую тропинку. У Кости это была любовь к природе. Дверца души открывается изнутри. Он сразу открыл ее, услышав стук снаружи.

***

В Узбекистан Константин Вендланд попал благодаря своему преподавателю Виктору Арсеньевичу Николаеву:

«Я знал его несколько лет. Он вел практические занятия по петрографии в Ленинградском Горном институте, где я учился. В 1929-м году я был у него коллектором в геологической партии. Вся партия состояла из Виктора Арсеньевича, меня, четырех рабочих и нескольких лошадей. Виктор Арсеньевич Николаев заканчивал свой лист десятиверстной (то есть масштаба 10 верст в дюйме) геологической карты Туркестана. Теперь же он работал профессором петрографии, заведующим кафедрой организуемого в Ташкенте геологоразведочного факультета Индустриального института. Своей телеграммой он приглашал меня занять должность ассистента этой кафедры».

В короткое время Ташкент стал одним из крупнейших геологических центров страны. Это был первоклассный геологический регион – горные породы, запечатлевшие многие земные процессы, обнаженными выходили на поверхность земли.

В Советском Союзе бурное освоение земных недр началось в 1920-е годы. Геологическими съемками в короткие сроки было покрыто свыше половины территории страны. Проведенные исследования, помимо открытий разнообразных полезных ископаемых, рудных и каменноугольных районов, привели к важнейшим научным результатам. Начали создаваться обзорные геологические карты, в том числе и азиатской части СССР. Эти карты не устарели и сегодня.

Экспедиция. 1938 г.

Свой весомый вклад в их создание внес Константин Вендланд. Он преподавал геологию, читал лекции, вел практические занятия по общей петрографии, петрологии изверженных и метаморфических пород:

«Я работал в геологической службе и каждое лето бывал в экспедициях по поискам полезных ископаемых и по составлению геологических карт. Помню, что два года были потрачены на поиски больших кристаллов: один год мы искали кварц, другой год – кальцит в форме исландского шпата».

Перебирая архивные материалы митрополита Иоанна, что хранятся у епископа Вениамина, я наткнулась на интересную коробочку со стеклянными негативами. Каждая пластина обернута в пожелтевшую бумажку, на которой рукой митрополита Иоанна написано: 1938 год.

В это время у Константин Вендланд занимался геологической съемкой Алмалыкского рудного района. Значит, фотографии сняты в тех местах. Пытаешься все это сопоставить – условия экспедиций, вьючные животные, палатки, штольни, шурфы, канавы на крутых голых склонах. И хрупкое стекло…

Сохранилось много альбомов, сделанных его руками. Самый ранний – маленький, в бумажном переплете, 1937 года. Но тут ведь не альбомы с фотографиями, а стеклянные негативы. Столько лет прошло! А они живы. Значит, ценил эти фотографические свидетельства своей прошлой геологической жизни владыка! Технология эта давно перешла в разряд древних, но энтузиасты есть и в наше время. Помогли оцифровать ярославские умельцы. Несколько снимков предоставляю вашему вниманию в этой публикации.

Сделаем небольшое отступление и кое-что объясним. Серьезное увлечение фотографией у Вендландов – дело семейное. Действительный тайный советник Николай Антонович Вендланд очень серьезно занимался ею. И это увлечение унаследовали его дети. В начале 1960-х, через 40 лет после смерти отца, митрополит Иоанн, будучи в Одессе, увидел в Художественном музее картину, на которой был изображен Николай Антонович. Называлась она «Фотограф-любитель». Дата написания – 1894 год. Значит, папе 24 года. В одной руке он держит стеклянный негатив, рассматривая его на свет. В другой – дымящуюся папиросу.

Жилетка, рубашка, фартук – все в пятнах. На столе – фотографические ванночки, пузырьки с реактивами. На заднем плане – тренога с фотоаппаратом. Теперь и мы можем увидеть, как же выглядел фотограф-любитель конца ⅩⅠⅩ – начала ⅩⅩ века.

– К сожалению, сотрудники музея не захотели дать мне подробных сведений об этой картине, – вспоминал владыка.

Можно предположить, что митрополит Иоанн был в рясе. А если и в гражданском костюме, то за версту было видно, что он, как тогда говорили, служитель культа. А годы-то были 1960-е, когда в стране готовились показать по телевизору последнего попа. Отсюда такая реакция.

Наверное, оригинал картины и сегодня находится в Одесском Художественном музее. А вот фотокопия в черно-белом варианте хранится в Москве в Историческом музее.

В Одессе митрополит Иоанн бывал не раз. Служил в Ильинской церкви на Пушкинской, в Успенском монастыре на Большом фонтане. В 1960-е годы он представлял Русскую Православную Церковь за границей и во время командировок на Родину приезжал не только в Москву, но и в Одессу, сопровождая кого-то из зарубежных иерархов. В Одессе, на 16-й станции Большого фонтана, в Успенском монастыре, располагалась летняя резиденция Патриарха Алексия I.

Е. Буковецкий. Фотограф-любитель

Как выяснилось, картина «Фотограф-любитель» принадлежит кисти Евгения Буковецкого (1866–1948). Это довольно известный художник, родившийся в Одессе. Писал портреты, пейзажи, жанровые сцены. Прожил долгую творческую жизнь. Он создатель Товарищества южнорусских художников. Его работы приобретал Павел Третьяков для знаменитой галереи. Во время революции в доме Буковецкого жил Иван Бунин. Там он написал свои «Окаянные дни». Буковецкий регулярно выставлялся в Москве и Петербурге. Экспонировал свои работы на выставках художников-передвижников. Возможно, во время приездов в Питер он познакомился с Николаем Антоновичем.

Есть еще одна интригующая деталь. Фамилия первой жены Буковецкого, Ирины – Прокудина. У нас нет никаких подтверждений ее родства со знаменитым русским изобретателем и фотохудожником Сергеем Михайловичем Прокудиным-Горским. Но все-таки уж очень удивительное совпадение.

Дело в том, что Николай Антонович дружил с ним. Или, как писал владыка Иоанн, «на поприще работы с фотографией папа сблизился с известным тогда издателем фотографического журнала и крупным специалистом по цветной фотографии Прокудиным-Горским». Может быть, Буковецкий прямо или косвенно соприкасался с их кругом?

Сергей Михайлович окончил Технологический институт, брал уроки живописи в Академии художеств, химии – у Менделеева. В начале ХХ века он был председателем светописного отдела Императорского русского технического общества, разработал несколько учебных курсов по технике фотографии, издавал журнал «Фотограф-любитель» и руководства по фотоделу.

Малое озеро в верховьх Кок-Су

Сегодня его имя имеет мировую известность. После революции он сумел вывезти свои работы за рубеж (пишут, что три железнодорожных вагона). В настоящее время большинство этих негативов хранится в библиотеке Конгресса США и экспонируются по всему миру.

Современные почитатели дореволюционной фотографии создали каталог фамилий людей, так или иначе связанных с Прокудиным-Горским. В нем – купцы, предприниматели, изобретатели, владельцы фотоателье, адвокаты, ученые и даже представители Императорской фамилии. Есть в этом списке и Николай Антонович Вендланд:

«Юрисконсульт Морского министерства (Адмиралтейства), фотограф-любитель, один из пионеров цветной фотографии в России. Он не раз выступал содокладчиком Прокудина-Горского на заседаниях V отдела ИРТО».

Такая ему дана характеристика.

Николай Антонович, кроме того, что занимался черно-белой фотографией, был одним из первых в России «цветников». Сегодня в специальных журналах его называют «пионером цветной фотографии». Дело это было и сложным, и очень дорогим. Фотоматериалы выписывали из Парижа. Многое приходилось делать своими руками. До наших дней дожило немного автохромов (пластинки, с которых печатали цветные фото) Самая крупная коллекция – 122 автохрома – хранится в собрании Политехнического музея в Москве. Есть в ней и замечательные автохромы «крупного чиновника Петербургского Адмиралтейства Николая Антоновича Вендланда». Так их оценивают специалисты. На них изображены пейзажи средней полосы России: цветущий луг, опушка леса, поле пшеницы, берег реки. Два самых больших автохрома сделаны в горах…

В горах. Фото К.Н.Вендланда

Митрополит Иоанн так вспоминал об увлечении отца фотографией:

«После музыки это было его любимое занятие. Насколько я помню, у него было несколько фотографических камер. Была стереоскопическая камера с двумя объективами. Каждый давал квадратное изображение 4х4 см. Надо было, получив негатив, после получить позитивное изображение на специальных диапозитивных (малочувствительных) пластинках. После оно вставлялось в особый бинокулярный прибор для просмотра, и получалось поражавшее нас стереоскопическое изображение.

Была зеркальная камера, дававшая изображение 9х9 см. С этих негативов папа часто делал увеличения. Была еще огромная камера 18х24 см., с которой можно было без увеличения делать превосходные фотографии. Вероятно, были и другие камеры».

О фотографиях владыка пишет со знанием дела. Благодаря его увлечению фотографией потаенная жизнь Русской Православной Церкви встает перед глазами. Сколько ни описывай, а не представишь, что же такое были тайные церкви 1930‑х годов. А посмотришь фотографии владыки – и видишь: маленькое узбекское жилище из самана внешне ничем не отличается от десятков других в местечке Беш-Бала в окрестностях Ферганы, но внутри – алтарь церкви Всех Святых, в земле Российской просиявших… Молодые женщины в косыночках, повязанных на затылке. Жарко? Никому и невдомек, что жара здесь ни при чем. Женщины эти – православные, и почти все побывали кто в лагере, кто в ссылке. Мужчина в косоворотке с окладистой бородкой – архимандрит Гурий (Егоров). А худенький юноша в белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, – преподаватель геологии Константин Вендланд, он же иеромонах Иоанн.

А какую портретную галерею русских православных архиереев создал владыка Иоанн!

А какую портретную галерею русских православных архиереев создал владыка Иоанн! Митрополит Нестор (Анисимов), просветитель Камчатки, лагерник. Что ни страница – целый том русской истории. Митрополит Иоанн фотографировал митрополита Нестора в Свято-Успенском монастыре под Одессой. Там, на дальней станции Большого Фонтана, Святейший Патриарх Алексий I давал приют своим гонимым братьям-архиереям. Давал им возможность короткой передышки от ежедневного преследования властей.

***

В появление на месте кишлака Алмалык (негативы оттуда), в переводе с узбекского – «место, где растут яблоки», поселка, а потом города с горно-металлургическим комбинатом, внес свою лепту геолог Константин Вендланд. Он вел геологическую съёмку Алмалыкского рудного региона.

Вот что уже в наше время о нем писал Владимир Иванович Буданов (27.08.1933 – 30.12.2017) ‒ известный в России и за рубежом геолог, доктор геолого-минералогических наук, академик Российской Академии естественных наук (РАЕН) и член-корреспондент АН Республики Таджикистан. Он автор более 200 научных работ по геологии Памира, участвовал в составлении геологических карт Памира, Таджикистана, Казахстана и Средней Азии.

«Константин Николаевич занимался изучением рудных месторождений Южного и Срединного Тянь-Шаня. Но в эти же годы в стране приступили к реализации огромного геологического проекта, который вначале назывался Таджикская комплексная экспедиция (ТКЭ), а позже – Таджикско-Памирская экспедиция (ТПЭ). В сущности, вся эта работа оказалась настоящим научным подвигом.

За считанные годы лучшие учёные страны исследовали Памир и Южный Тянь-Шань, которые являются весьма труднодоступными горными областями, открыли ряд месторождений полезных ископаемых и поставили их на службу недавно образованным Среднеазиатским республикам, главным образом Таджикистану. Участвуя в работах ТКЭ, В. А. Николаев и К. Н. Вендланд написали первую научную работу по петрологии метаморфических (изменённых факторами давления, температуры и подвижных флюидов) пород. От привычных и обычных геологических объектов эти породы отличались большей сложностью строения, с ними оказался связанным целый ряд замечательных месторождений драгоценных, поделочных и облицовочных камней, а также месторождений слюды, магнезиального и другого технологического сырья. Первая работа была опубликована в ‟Трудах ТКЭˮ за 1934 год, а позже уже В. А. Николаев опубликовал в 1937-м году в итоговом выпуске ‟Трудов ТПЭˮ большую работу о тектонике, магматизме и метаморфизме Памира.

Таким образом, К. Н. Вендланд вместе со своим учителем В. А. Николаевым стал основателем актуального метаморфического направления в геологии не только Памира, но и вообще в геологии Средней Азии».

Горное селение с высоты 600 метров над ним. 1938 г.

Константин Николаевич создал в Средней Азии школу геологов-петрографов. Некоторые его ученики стали крупными учеными, в разное время возглавляли научные геологические службы среднеазиатских республик. Среди них такие светила геологии, как академик, директор Института геологии, вице-президент Академии наук Таджикистана Р. Б. Баратов, И. Х. Хамрабаев – тоже академик, директор института геологии и геофизики Узбекистана.

Он подготовил и докторскую диссертацию, а вот защитить ее уже не успел. Как сказал академик В. С. Соболев: «Ушел в попы!»

Вклад Константина Вендланда в геологию Средней Азии специалисты формулируют так: кроме решения множества частных вопросов, им проведены крупные научные обобщения о строении и происхождении массивов изверженных пород Западного Тянь-Шаня, основанные в значительной мере на данных собственных исследований. Они опубликованы в написанных им главах фундаментальных коллективных монографий. Труды его послужили отправной точкой для ряда последующих научных разработок и поисков полезных ископаемых. Его теоретические концепции и прогнозные оценки находят подтверждение и на современном уровне исследований, чему свидетельство – цитирование трудов К. Н. Вендланда в самых последних по времени и фундаментальных по охвату материала работах. Он подготовил и докторскую диссертацию, а вот защитить ее уже не успел. Как сказал академик В. С. Соболев: «Ушел в попы!»

Казахи на высоте около 3000 м в истоках Угама

В 1937-м году тайный иеромонах Иоанн принял участие в работе XVII Международного геологического конгресса, который проходил в Кремле. Почти через 50 лет, в 1984-м году, устроители XXVII Международного геологического конгресса вновь пригласили бывшего геолога, уже митрополита Иоанна, в Москву, в Кремль, в качестве действительного участника конгресса.

***

В окрестностях Переславля. В руках владыки геологический молоток.1970-е годы

С геологами владыка дружил до конца своей жизни. Ему писали, его навещали коллеги, бывшие студенты, бывшие члены кружка юных натуралистов Дворца пионеров города Ташкента.

– Мы подолгу жили в Переславле, – вспоминал владыка. – Участились наши геологические экскурсии: изучение морен и содержащихся в них валунов. Кульминацией этих работ был приезд вместе с Ниной Дмитриевной специалистов по четвертичным отложениям – Лидии Дмитриевны, Инны Сергеевны и Галины Андреевны. Мы совершали маршруты по обоим склонам долины реки Трубеж, на север до Нагорья.

На Боз-Су со студентами. К.Н. Вендланд первый слева в нижнем ряду. 1935 г.

Письма учеников Константина Николаевича Вендланда

«Дорогой Константин Николаевич!

Недавно я вернулась из Ташкента, где была больше месяца с внуками у своего родного брата. Я, конечно, устала и от хлопот, и от перемены климата. Правда, в этом году июнь и начало июля были не очень жаркими, по понятиям ташкентцев, но все же днем 35–36˚! Уезжала 16.07, было до 41˚, и ночи стали душными.

За время пребывания там удалось мне съездить в Алмалык, где работали с Ниной Дмитриевной в экспедиции в 1939-м г. Места эти не узнать. Да Вы ведь там были и знаете, как там все изменилось. Ну, а самое главное – это то, что мне удалось разыскать ваших юннатов: Олега Охотникова, Арика Петросянца, Юру Салло, Риту Сидельникову. Мы собрались у Олега Охотникова и наговорились обо всем.

Арик и Олег Охотников часто бывают в Москве. Договорились, что если они приедут, встретимся и, может быть, приедем к Вам. Они очень бы этого хотели. Я им дала Ваш адрес, зная, что Вам будет приятно получить от них письмо или встретиться с ними.

Очень интересна судьба Хамида Сарымсакова. Вы его, наверное, меньше знаете. Он не так часто бывал с нами. Больше я его знала по школе, где училась. Он старше нас года на три. Воевал. О нем написана книга. Мне ее Олег Охотников подарил. Там рассказано, как его – летчика – подбили над морем. Подобрали его в море немцы. Но это было уже в 1944-м году. Они удирали сами и поэтому передали Хамида болгарам, а болгары нам и т.д. и т.п. Сейчас он заведует кафедрой в Политехническом институте, доктор технических наук, часто бывает на Байконуре по делам службы.

Арик – геолог, Рита Сидельникова – тоже. Юра Салло – инженер-энергетик по тепловым станциям. Олег Охотников – тоже инженер. Ходит в горы. Я бы с удовольствием пошла по окрестностям Ташкента, но было для меня слишком жарко. Я из двора днем никуда не выходила. Во дворе еще можно было дышать – там полутень от урючины и громадной яблони. Они перекрывают весь дворик, который поливается регулярно из шланга. Во дворе же стоит большой стол, за которым мы ели. Вы знаете, как это водится в старых ташкентских одноэтажных домах…

До свидания. С уважением,

И. Яншина.

23 июля 1986 г.»

«Уважаемый Константин Николаевич,

примите новогоднее поздравление и пожелание крепкого здоровья, всего самого наилучшего в грядущем году от Шуры Новокрещеновой и Евгения Тихомирова из Сибири, из Новосибирска, где мы живем уже более 30 лет.

Недавно я вернулась из Ташкента, ездила на могилы родителей. Была в гостях у В.А. Воробьева и его супруги. В.А. немного рассказал о Вас, дал мне Ваш адрес, и я решила написать Вам. Может быть, Вы помните меня по работе в Кара-Тюбинской геологоразведовательной партии. В Ташкенте мы работали в одной комнате. А еще раньше – Вы вели практические занятия по петрографии со студентами геологоразведовательного техникума, там была и я.

В знак этих воспоминаний и уважения к Вам решила написать.

А. Новокрещенова.

18 декабря 1988г.»

***

После кончины митрополита Иоанна его верный друг, личный врач и тайная монахиня Елизавета Александровна Александрина написала письма всем его друзьям, включая геологов, с просьбой поделиться своими воспоминаниями. Тогда многие были живы и откликнулись на этот призыв.

Вот некоторые из них:

«Одет Константин Николаевич был всегда очень скромно, – вспоминала его ученица, инженер-геолог Галина Андреевна Осипова. – Особенно мне запомнилась сине-серая косоворотка – весьма распространенная в те времена. Вместе с тем во всем его облике и поведении чувствовалась какая-то особенность: наряду с простотой обращения – чрезвычайная интеллигентность и воспитанность – черты, заметно выделявшие его из общей массы…

Обычно студенты быстро узнают все о своих преподавателях. Так и нам вскоре стало известно, что Константин Николаевич окончил Ленинградский Горный институт, талантливый и самый способный ученик В. А. Николаева. Мы знали, что наш преподаватель после окончания института работал ассистентом на кафедре петрографии и одновременно занимался в аспирантуре. А вот почему он оказался в Ташкенте, да еще жил где-то в трущобах старого города, – об этом мы не знали.

С большим увлечением он вел с нами практические занятия по петрографии изверженных пород, углублялся в теоретические основы (для тех, кто этим интересовался), в дополнение к лекциям профессора В. А. Николаева. Он знал много и удивительно ясно и просто мог, как бы попутно, объяснить сложные геологические явления.

По своим знаниям и квалификации он стоял значительно выше геологов-петрографов того времени. Хорошо помню, что Константин Николаевич вел группу школьников-юннатов, увлекавшихся геологией, и выезжал с ними в горы на полевые работы. Все они были привязаны к своему руководителю, ходили за ним гуськом, ловя каждое его слово. Кстати, только столкнувшись с ним на работе и узнав его ближе, я поняла, что человек он веселого характера, по‑детски непосредственный, доброжелательный, а его громкий и удивительно заразительный смех редко кого оставлял равнодушным…».

Мария Николаевна Соловьева, палеонтолог:

«Притягательная сила Константина Николаевича складывалась из блистательного владения материалом в сочетании с удивительными личностными качествами, чего не могла не понять и не оценить истерзанная войной и полуголодная студенческая аудитория. Читал он вдохновенно. У него был прекрасный выразительный голос. Он не держался отчужденно, но и не заискивал, чем грешат часто в поисках популярности иные лекторы. Он уважал нас, и это сказывалось в его всегда безукоризненной подготовленности к лекциям.

Все учившиеся у него и все работающие с ним любили и уважали его

Читал всегда стоя. Никогда не имел никаких записок, конспектов, не жестикулировал, и только подходил к доске, чтобы изобразить выразительную, лаконичную схему.

Одет он был в телогрейку, горные ботинки. Худ был неимоверно. Без преувеличения, все учившиеся у него и все работающие с ним любили и уважали его. Защитил диссертацию кандидата геолого-минералогических наук ‟Петрология вулканических толщ Приташкентского районаˮ. Составленные под его руководством геологические карты не потеряли своего научного значения до настоящего времени, на их примере обучались и учатся многие среднеазиатские геологи».

Николай Петрович Васильковский, доктор геолого-минералогических наук, профессор;

«Я жил на Алайской улице в доме № 12 (позже снесенном после землетрясения). Дом этот принадлежал Среднеазиатскому Политехническому институту, мне дали в нем квартиру в 1930-м году, когда я стал преподавателем геологического факультета Политехнического. Вскоре я стал замечать жильцов соседней квартиры – очень неразговорчивую старушку и ее молодого сына. Сын-то и был ‟дядя Костяˮ, как его с любовью называли в геологической среде.

Но он был еще скромнее, чем мать, и мы долго не знакомились, хотя я уже знал, что он тоже преподает на том же факультете, где работает (как и я) в качестве ассистента, но на другой кафедре – петрографии. Мы и там почти не виделись друг с другом, и так и оставались долго незнакомыми.

Позже я узнал, что он защитил диссертацию и стал кандидатом наук, а затем доцентом. Он стал работать также в Среднеазиатском геологическом тресте, где его вскоре назначили в мой отдел.

Тогда-то мы и познакомились и сдружились, после чего наша дружба продолжалась, пока он не уехал из Ташкента.

Не раз нам приходилось жить в одной палатке и вместе совершать геологические маршруты. Постепенно мы узнавали и понимали друг друга, взаимно уважали и делились даже сокровенными мыслями, хотя все время нас что-то разделяло. Чего-то я не знал о нем, чего-то важного о его прошлом и настоящем.

Ему покровительствовал замечательный геолог-петрограф того времени Виктор Арсеньевич Николаев, от которого он перенял многое и из научного, и педагогического опыта. Виктор Арсеньевич в те годы не раз приезжал в Ташкент, и мы втроем совершали кратковременные геологические маршруты в Западном Тянь-Шане. С дядей Костей мы не раз жили в одной палатке, и понятно, что я много узнал о нем, о его характере, восхищался его умом, широкой эрудицией, глубокой образованностью.

Мы часто вечерами беседовали допоздна – и у костра, и на лошадях, и на привалах. Приходилось видеть его вечерами шагающим в одиночестве по тропинке. Однажды на его постели увидели забытую маленькую книжку – карманное Евангелие. Тогда я еще не придавал всему этому значения и относил это к странностям его характера. Временами они чередовались с жизнерадостным настроением и остроумием. Как ни странно, не обращало на себя моего внимания даже его полное равнодушие к девушкам. Во всем этом я находил только некоторые странности, не более.

Последними экспедициями Константина Николаевича были в 1944-м году в Зирабулакские горы и в 1945-м году в Кара-Тюбе».

Фото К.Н. Вендланда. 1938 г.

Вспоминает геолог Нина Дмитриевна Зленко.

«В городе Зирабулак была организована база пяти геологических станций, откуда уже разъезжались по маршрутам. Константин Николаевич руководил сдвоенной партией. У него был красивый, каштановой масти конь Абрек с точеными ногами, у меня гнедой Полкан, сильный и послушный.

Зирабулакские горы невысоки, воды мало. Возле небольших ручьев располагаются бедные кишлаки. Деревьев нет. В основном кустарники, заросли дикого миндаля. Животный мир: суслики, ящерицы, черепахи.

Мы спали, не разбивая палаток, на раскладушках, натянув над головами марлевый полог от комаров.

Однажды группа продвигались к берегу недавно созданного Каттакурганского водохранилища (так называемого Каттакурганского моря). Местность была голая, покрытая чахлой сухой травой.

Казалось по карте, что группа уже давно должна была дойти до водохранилища, а воды все не было видно. Вдруг Константин Николаевич, шедший впереди с картой, хлопнул себя по лбу и воскликнул: ‟Эврика, мы на дне Каттакурганского моряˮ. И закружился на одной ноге.

Его спутники подумали, что его хватил солнечный удар. А он, ликуя, твердил все то же, и, подняв влажный кусок земли с травкой, сказал: ‟Оно было здесь, море, но вода ушла, контуры моря сократились, оно уменьшилось по площади». И правда, вскоре с увала показались языки воды по ложбинкам.

К ‟морюˮ подошли, когда уже солнце зашло, и с удивлением увидели тучи разных птиц, прилетевших сюда на вечерний водопой и создающих разноголосый галдеж. Быстро темнело, и птицы исчезли. Уже в темноте разбили палатки.

Работа подошла к концу. Константин Николаевич срочно выехал в Ташкент – его ждали занятия со студентами. Но билетов не было. Люди возвращались из эвакуации, и поезда в сторону Москвы шли переполненные. Ни о каких плацкартах речи быть не могло, а ехать предстояло около двух суток. Константин Николаевич сидел в проходе на полу, и когда уснул, у него срезали полевую сумку с документами и деньгами».

Фото К.Н. Вендланда.1938 г.

Последним полевым годом был 1945-й. Как писал митрополит Иоанн:

«Страна ликовала: труднейшая война, унесшая десятки миллионов жизней и разорившая половину нашей страны, закончилась Великой Победой. Этот год был последним годом моих полевых работ (всего, считая студенческие годы, я работал в поле с 1926 по 1945 год)».

Партия уже находилась под Самаркандом, в кишлаке Агалык. Константин Николаевич присоединялся к ним позже, приняв экзамены у студентов.

В Агалык он прилетел на маленьком самолете ПО-2, пролетев над местом, где расположилась партия. Летчики по его просьбе пролетели над кишлаком низко, да еще помахали крылышками. Местные жители пришли в волнение, а геологи сразу поняли намек и помчались встречать на лошадях.

Группа стала кочевать лагерем по району работ. Все благоприятствовало этой последней экспедиции: погода, красивые живописные горы, чистые ручьи. Все было в изобилии: трава для лошадей, дрова для костра. Перед сном всегда любовались звездным небом. Звезды были крупные и яркие. Константин Николаевич хорошо знал звездное небо, показывал разные созвездия, рассказывая о них.

Митрополит Иоанн (Вендланд)

Работы подходили к концу, и в последний день посчастливилось обнаружить небольшое месторождение урана (впоследствии оказавшееся непромышленным). Константин Николаевич вылетел в Ташкент раньше, он спешил на занятия со студентами, а вся партия задержалась в ожидании машины.

«А спустя пару недель Константин Николаевич очень удивил и огорчил всех своих коллег-геологов, – писала Нина Дмитриевна. – Он объявил, что уходит служить в Церковь, так как имеет сан священника. Пока были гонения на священнослужителей, он держал это втайне, а когда после войны открылись церкви, и он ‟открылсяˮ. Все уговоры коллег, чтобы он не менял специальности и остался геологом, остались без результатов».

Геологи знали, что в 1945-м году у Константина Николаевича уже была написана докторская диссертация. В Ташкенте в Узбекском филиале Академии наук и геологическом управлении с триумфом прошли его доклады, предшествующие защите.

Но начиналась новая жизнь – открытое служение Богу и Церкви.