Этюд женской головы в красном платочке к картине «Молодые работницы». Художник: Добронравов Михаил Николаевич, ХХ в. Эту странную дамочку я почему-то невзлюбил сразу.
– Кликуша какая-то, – неприязненно подумал я, искоса наблюдая за её какими-то полууголовными ужимками.
Уже урчал двигатель нашего «Икаруса», мы нетерпеливо дожидались последних бегущих паломников из нашей группы и вот-вот должны были уезжать из Санаксар в Ульяновск.
– Послушай, Сергей, – напористо и фамильярно, сразу перейдя на «ты», «окучивала» меня эта незнакомая особа, – я тоже из Ульяновска, с Нового города, меня Любой зовут. Мне срочно домой надо, возьми с собой. Ну, пожалуйста, Серёж!
Однако меня отталкивал даже сам её вид – небрежно, сикось-накось натянутая до бровей тёмная косынка, мятая одежда, странноватая полуулыбочка – короче, сквозило в ней что-то такое, чудаковатое и даже блатное.
Много их таких, «калик перехожих», перевидал я к тому времени на своих монастырских дорогах!
Тогда, в июле 1997 г., шёл первый год моего нового проекта – организации паломнических поездок к святыням Православия. В основном мы трое суток «крутились» на автобусах по маршруту: Ульяновск – Дивеево – Санаксар – Ульяновск. Ездили и дальше – в Оптину, в Троице-Сергиеву лавру, – но реже.
Вот и сейчас мы завершали очередной «круг» и готовились отправляться домой из Рождество-Богородичного Санаксарского мужского монастыря, который уже несколько веков стоит у мордовского города Темникова.
***
Нам, людям, живущим регулярной церковной жизнью, иногда может показаться, что всё то великолепие, что окружает нас в храме, и есть глубинная сущность Православия. Прямо по Достоевскому: «красота спасёт мир».
Но не кажется ли вам, что здесь кроется одна из опасностей – угроза подмены главного вспомогательным, вторичным?
Да, безусловно, восхитительное пение хора, потрясающей красоты архитектура соборов и храмов, золотые облачения священства, древняя иконопись, колокольный перезвон, кадильный фимиам – всё это тоже Православие, всё это умиляет, размягчает душу, «разрыхляет» и подготавливает её к принятию благодати Христовой. Сюда же можно отнести и огненные проповеди священников, и интереснейшие паломнические поездки. Они расширяют религиозный кругозор и делают нашу духовную жизнь более осмысленной. Всё так. Но… Есть такая штука – свободная воля человека. Один из даров Божиих.
***
Итак, я стою в дверях автобуса и хмуро поглядываю на целую толпу просителей. Все они умоляли нас довезти их хотя бы до Краснослободска. Но «Икарус» – автобус хоть и большой, но не резиновый. Поэтому попутчиков я брал очень редко.
Вот, наконец, примчались и последние паломники из нашей группы. Автобус заурчал сильнее и потихоньку стал трогаться с места. Дверь ещё не закрылась, а Люба всё шла и шла рядом с ней – и дрожащим голосом продолжала меня умолять:
– Серёж, ну, возьми, возьми меня. Ну, пожалуйста. Мне надо…
Мне показалось, что в её глазах даже блеснула слеза, но я был твёрд и непреклонен.
***
Бизнес на паломнических поездках всё больше и больше убеждал меня в своей выгодности. Даже небольшой доход от них уже сейчас существенно помогал гасить типографские расходы на выпуск газеты «Православный Симбирск». Не говоря уже о том, что рассказы и впечатления паломников значительно разнообразили и насыщали её страницы.
А если сферу поездок расширить? А если включить сюда поездки на Святую Землю, на греческий Афон или ещё куда?
Но для этого нужно получить в Госкомитете России по туризму в Москве специальную лицензию туроператора. И я решил в ту поездку немного сэкономить денег на билет – не возвращаться с группой в Ульяновск, а сойти у Краснослободска и на станции Торбеево сесть в любой поезд до Москвы. В этом случае билет обошёлся бы мне вдвое дешевле.
Так и поступил. Перепоручил группу своей пожилой помощнице, а сам сошёл в Мордовии и примерно через час уже стоял на перроне железнодорожной станции.
***
– Ух, ты! – я глянул расписание и ободрился – поездов «куча», штук восемь.
Но когда обратился в кассу, то немного приуныл – билетов ни на один из них до Москвы нет! Абсолютно!
– Ну и ладно! Сяду без билета, уговорю проводников, – решительно подумал я и стал ждать.
После распада СССР, с его относительным порядком во всём, эти годы были, пожалуй, апогеем бардака на наших железных дорогах. Проводники зарабатывали тогда практически на всём – пускали к себе «левых» пассажиров, с удовольствием, за разумную плату, передавали небольшие посылки встречающим. Словом, уехать тогда в тамбуре, или в купе проводника, или просто на третьей полке проблемой не являлось.
***
И вот, вскоре подошёл первый поезд. Стоянка 2–3 минуты. Я побегал вдоль состава и немного расстроился – все проводники напуганы, неуступчивы. Постоянно озираются по сторонам. Странно, но взять меня без билета не решился никто.
И с этим поездом повторилась та же история: настороженные взгляды проводников, холодные ответы – и отказ, отказ и ещё раз отказ
– Ну и ладно, – гордо подумал я, глядя на удаляющийся хвост состава, – подумаешь, ещё полно поездов впереди.
Примерно через час показался новый состав на Москву. Но и с этим поездом повторилась та же история: настороженные взгляды проводников, холодные ответы – и отказ, отказ и ещё раз отказ…
***
И лишь когда я не смог забраться в шестой или седьмой проходящий поезд, меня начали «терзать смутные сомнения». Что-то здесь было явно не так! Но что?!
Я стоял в полном одиночестве на вновь опустевшем перроне.
– Слушай, Сергей Вячеславович, – задумчиво сказал я себе, – а не получаешь ли ты, дорогой мой, «ответочку» за ту распрекрасную даму в Санаксаре? Не усматриваешь ли ты во всём этом некоторое сходство, а?!
– Хм. Ну, допустим. И что же мне теперь делать прикажете?
И тут постепенно в моей душе что-то начало меняться, словно в ней начал переворачиваться огромный ледяной айсберг. Плавно и неотвратимо. С шумом и огромными волнами вокруг.
Я вдруг чётко осознал, что так поступать с Любой мне было НЕЛЬЗЯ
Как это произошло – не знаю, это тайна. Но я вдруг чётко осознал, что так поступать с Любой мне было НЕЛЬЗЯ!
– Всё! Всё! Господи, я всё понял! – закричал я внутренне, – если ещё раз предоставится такой случай, обязательно её возьму. Обещаю!..
***
Характер мой – отменно голубиный,
И ласточки в душе моей галдят.
Но дальше простираются глубины,
Где молча птеродактили сидят.
(Игорь Губерман)
Так что же может Православная Церковь? Она всей своей красотой и одновременно духовной мощью таинств может лишь помочь человеку, призвать его к исправлению его жизни, искоренению греховных наклонностей, но сделать это с ним вместо него, за него – не может. Да, наверное, и не должна.
«Острие» всех Её усилий «заточено» лишь на вспоможение человеку в осознании своей греховности и на возбуждение в нём желания стать другим. Лучше и благочестивее, чем он был раньше. Но пройти этот непростой путь должен сам грешник.
И именно этот тяжёлый, изнурительный и беспощадный путь борьбы человека с самим собой, путь добровольной ломки себя «через колено» – и есть глубинная сущность Православия: жёсткая, суровая и требовательная.
Поэтому те из нас, кто этого не понимает, рискуют всю свою, порой даже долгую, церковную жизнь потратить на «растекание по поверхности», не занимаясь главным – преображением своей души в её сокровенной глубине.
Не зря же сказано – «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11, 12; Лк.16, 16)…
***
И вот наступила полночь. Почти бесшумно, медленно и осторожно подкрался к нашему перрону очередной состав. Последний на сегодняшний день. По-моему, «Саранск-Москва». После его убытия маленький деревянный вокзальчик закрывался на всю ночь.
Однако вместо меня прежнего на перроне стоял уже во многом другой человек. От его прежней нахрапистости и самоуверенности не осталось и следа.
– Всё! Не буду никуда бегать, – подумал я, – какой вагон остановится напротив меня, в тот и попрошусь.
Поезд встал. Открылась железная дверь вагона, и наверху, в тамбуре, показались приехавшие пассажиры. Проводница, державшая в руках тряпочку, начала деловито протирать ею поручни лестницы.
Когда все вышли и вокруг никого не осталось, я решился её спросить:
– Девушка! До Москвы без билета не возьмёте? Я заплачу.
И тут случилось невероятное:
– Да-да, конечно! Проходите, пожалуйста! – приветливо и даже радостно, не раздумывая, ответила проводница.
Я был в шоке! Что это? Она сказала это так, словно меня здесь давно ждали! Но постепенно до меня дошло:
– Бог! Это всё – Бог! Только Он мог такое устроить, – думал я, лёжа на своей полке в чистом и уютном вагоне, – ведь моё сердце открыто для Него, и всё, что в нём «перевернулось» сегодня – здесь, на этом малолюдном перроне мордовской станции, – для Него зримо. Как на ладони.
Получив от Господа такую награду, я ощутил непередаваемое чувство защищённости и почти зримого присутствия рядом со мной Бога
«Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я», – легкомысленно процитировал я мысленно строчки К.Чуковского. Получив от Господа такую, буквально осязаемую, награду, я ощутил непередаваемое чувство защищённости и почти зримого присутствия рядом со мной Бога.
Прекрасное, блаженное состояние!
***
Прошло около двух недель. Я снова набрал группу паломников, и круг по монастырям повторился вновь. Мы опять побывали в Дивеево и после него приехали в Санаксар.
И снова всё повторилось точь-в-точь: наш «Икарус» вот-вот тронется в обратный путь, снова ждём наших опаздывающих паломников, у дверей автобуса снова толпа просителей, и… снова показалась она! Улыбается и что-то мне говорит про отъезд в Ульяновск.
– Любаша! Любаша! Ну, конечно же, садись скорей! Конечно же, возьмём! – радостно воскликнул я и бросился затаскивать в салон её пожитки.
Автобус тронулся, и весь обратный путь она, довольная и сияющая, просидела на своих мешках на полу, посреди прохода. Но вряд ли при этом подозревала, что из нас двоих более довольным, чем она, был, конечно же, я…
***
Понемногу мы познакомились – ненадолго пересекались в Дивеево, заходила она ко мне и в редакцию газеты, и из всего этого стало известно, что живёт она в селе Осиновка, что граничит с Дивеево, в небольшом деревянном домике прямо у дороги. Что у неё двое маленьких сыновей, с которыми она подолгу живёт при санаксарском монастыре, и что страсть её души – это посещение наиболее известных в России старцев и стариц. Побывала, наверное, у всех.
Помогали ей как могли. В последующие поездки в те края мы даже иногда «скидывались» всем автобусом и закупали ей по нескольку мешков крупы, картошки, ещё чего-то. Останавливались у её дома и оставляли всё это в открытых сенях. А на двери в дом в это время болтался огромный замок – хозяйку опять куда-то унесло…
Но в декабре того же года случилось вообще удивительное событие.
С очередной группой паломников приехал я тогда в Дивеево и решил свозить их в Цыгановку, на святой источник Батюшки Серафима. Зима была очень снежная, вдоль трасс – огромные сугробы, и узкая лесная дорога на источник для огромного «Икаруса» была чрезвычайно неудобна и даже опасна. Это сейчас она комфортна и ухожена, но тогда, в 1997-м году, перед самым источником, она, грунтовая и ухабистая, резко спускалась вдоль кромки глубокого песчаного карьера. Съехать-то мы съехали, но вот как «Икарусу» с его очень низкой посадкой подниматься обратно, я не подумал. А ведь водители меня предупреждали!
И тут, откуда ни возьмись, к нам в автобус забралась Любаша… Своим тонким певучим голоском она стала нам рассказывать, как недавно нашла небольшую иконку. Встала с ней впереди, у окна, и попросила водителей трогаться в гору. Многотонный автобус зарычал и медленно пополз по глубокой снежной колее вверх. Любаша с улыбочкой, нараспев, громко молилась, а мы поочерёдно проезжали мимо лежащих в кювете, в снегу, машин – одной, другой, третьей. Более легких, кстати, чем наш «Икарус»…
Опомнились только наверху горы, где была уже вполне безопасная дорога.
***
А в последний раз я её видел лет 10 назад. Там же, в Дивеево, в Троицком соборе. Нас разделяла толпа народа, шла служба, и через головы паломников я вновь увидел её – чуть постаревшую, собранную и серьёзную. Она неотрывно смотрела на одну из икон и предельно сосредоточенно молилась. Меня так и подмывало крикнуть ей – «Любаша! Любаша!..»