«Русское Солнце, или Новые тайны русского слова».
Главы из книги

«Начальник тишины»

Вот и в одной из утренних молитв, обращенной ко Господу, читаем: «…да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».

Неожиданное открытие ожидало автора по прочтении стихотворения Архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского) «Чистота», только вслушаемся:

Без веры нет ни в чем у нас участья.
В садах незримых вечные цветы.
Меж равнодушьем и пристрастьем
Лежит дорога чистоты.

И нет для нас уже пути иного –
Как вера, чистота земле дана.
Чем чище жизнь, тем тише слово
И сокровенней тишина.

Это великая тайна. Ответ на нее откроется нам, возможно, в Веке Будущем, в Великий Восьмой День Творения Божия, дальние отголоски которого слышатся нам в каноне ко Пресвятой Богородице: «Яко Начальника Тишины родила еси».

Говорящий суть творящий

Между тем слово – и об этом хочется сказать особо – есть наипервейший элемент творчества. Да-да, проблема в том, что зачастую под творческим человеком люди, как правило, подразумевают того, кто сочиняет художественную прозу, пишет стихи и живописные полотна, увлекается вокалом и архитектурой, актерским и кузнечным ремеслом, шитьем бисером и моделированием одежды, ковроткачеством, да мало ли. А потому частенько вздыхают украдкой: дескать, обделил нас Господь талантом – ни слуха в помине, ни голоса. Но ведь это не так, совсем не так. Ведь каждый из нас – вне зависимости от возраста, пола и национальности – говорит, наделен от Бога даром живой речи. Впрочем, становится ли она в устах наших живой, зависит от нас самих. Вообразите, какой удивительный, воистину неповторимый творец и художник заложен в каждом, буквально в каждом из нас! Причем – и это поразительно – для творческого процесса не нужны ни резец и кисти, ни молот с наковальней, ни раскатистый бас или томное контральто, ни привлекательная внешность, ни краски и ни глина, ни даже образование… нужно попросту начать говорить. Но не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Ибо именно с этого момента, с началом нашей речи, с ее течением, станет очевидным: возникло ли, случилось ли творчество, или же – и это, увы, все чаще и чаще ныне – еще одна хула на Создателя и Его словесные творения. Та самая пропасть между сотворить и натворить.

Да, самое величайшее в мире Таинство – Божественная Евхаристия – не может совершиться без деятельного словесного участия в нем не только священника, но и нашего с вами. Вот как удивительно поведал об этом в книге «Я, конечно, вернусь…» замечательный Православный писатель протоиерей Михаил Ходанов: «Ты причащаешься Святых Даров, и при этом вещество хлеба и вина, по установленным словам Христа, произнесенным Им на Тайной Вечери, делается, не меняя своего естества, Его подлинными Плотью и Кровью. И мы, по Его заповеди, молитвенно и физически «творим», то есть повторяем это Таинство в Его воспоминание на Литургии в храме – и соединяемся с Богом, приобретая начаток нетления в теле, поскольку оно пропитывается Его Божественным телесным составом и полагает основание нашему личному безсмертию».

Доброе слово

«Рана от меча еще может затянуться, от слова же – никогда!» – говаривала моя мудрая бабушка. Когда-то довелось услышать на удивление мудрую притчу о слове, которой хотел бы поделиться с вами. В ней говорится о том, как отец повелел своему сыну, который прославился грубостью, после каждого такого случая забивать в столб по гвоздю. Впрочем, разрешил ему после каждого доброго слова или поступка вынимать по одному из них. И вот наступил наконец тот день, когда торжествующий сын объявил родителю, что на столбе этом не осталось ни единого гвоздя. Отец же подвел его поближе и указал на многочисленные отверстия, которые все же остались, и теперь с этим, как принято говорить, ничего не поделаешь. Вот и подумалось о том, что если б вдруг представилась такая возможность и мы смогли бы узреть сердца близких наших и дальних, а также свое собственное, то сколько подобных ран обнаружили в них. Ран, нанесенных нам, и ран, нанесенных нами.

«Молви слово доброе!», «Доброе слово лечит, а злое – калечит», «Доброе слово и кошке приятно», «Спасибо на добром слове» – это лишь немногие перлы того изумительного богатства, той волшебной кладези, что зовется человеческой речью, русским живым словом. Порой даже не столь важно, о чем вы поведете сейчас речь, сколько то – как вы ее поведете. Сколько раз, к примеру, приходилось наблюдать умилительную сцену примирения супругов после того, как один из них в очередной раз, как водится, приревновал свою ненаглядную половинку. И вот сидят голубки рядышком, она поглаживает его по кучерявой (или лысой) макушке, приговаривая: «Глупенький ты мой!», от чего этот самый «глупенький» (а то и вовсе «дурачок») приходит в неописуемый восторг, словно ему подарили целый мир, или, по меньшей мере, присудили Нобелевскую премию. А между тем она его только что – если перевести буквально – назвала умственно неполноценным. Но как! Как она это сказала!

Вспомните, сколько раз встречали вы в жизни своей людей, обладающих этим удивительным даром – доброго слова. Как живителен их приход к вашей постели, когда всерьез занемогли, как благостно их участие в трудную минуту, когда уже небо кажется в овчинку. Но вот пришел этот человек, сказал что-то доброе, – нет-нет, вовсе немудреное, нехитрое, просто достал что-то невидимо из таинственных глубин своей озаренной души, облек это в ему одному подвластное легкое ободряющее слово… И разом стало легче на душе, и словно светлее стало вокруг. И вот мы снова поверили в себя, в свои силы, и что Бог не оставил нас, и все еще образуется. Но вот он уходит, исполнив свое поразительное делание, мы же еще долго живем словом, что он молвил, все еще отогреваемся в невидимых лучах этого таинственного света. Лучшие из священнослужителей, с которыми судьба сводила автора, обладают именно этой живительной способностью речи. А потому каждый из них – еще и выдающийся творческий человек. Разве ж могу я забыть, как в один из тяжелых периодов своей жизни, когда еще не мог разглядеть уготованной мне Господом стези, а потому все маялся, унывал и страдал неимоверно, пришел как-то в свой приход. Но даже исповедь не принесла облегчения, что только усилило страдание; и тогда, уже подойдя к кресту, уже приложившись к нему, а затем и к руке священника, в отчаянии чуть не выкрикнул: «Но для чего-то же Господь создал меня?!» На что батюшка, без паузы, почти мгновенно, словно ожидал этого моего вопроса и готовился к нему, проговорил с улыбкой: «Конечно, для Царствия Небесного!». Затем обнял и поцеловал в макушку. Всего три слова, но как это было верно, какой рай процвел тогда в моей измученной душе. Помню, домой я летел как на крыльях! Но почему – как? Они и в самом деле выросли в тот воскресный день у меня за спиной, еще понурой утром. Слава Богу за все-за все, но, Господи, благодарю Тебя еще и за этих удивительных людей – русских священников. Что бы мы делали без них, без их деятельного участия в наших непростых судьбах, без их отеческого мудрого и доброго слова!