Неканонический канон

Архимандрит Тихон (Шевкунов) «Несвятые святые» и другие рассказы». М., изд-во «ОЛМА Медиа Групп», 2011. Тираж 60 тыс. экз.

Ведь с принятием монашества и священного сана в нашей жизни изменяется многое, но не все. Гнездящееся внутри древнее зло всегда будет преследовать нас и никогда не оставит попыток снова вкрасться и овладеть своей главной целью ⎯ нашей душой. И лишь мужественная борьба со злом ради удивительной и для многих понятной цели ⎯ чистоты нашего сердца ⎯ оправдывает нас перед Богом (c. 252).

Оставаясь пространством сакрального, высшего из доступных человеку места, монастырь лишь дает шанс справиться со своей греховной природой, которую нельзя оставить за оградой, от которой нельзя отказаться единожды, волевым решением. Монах ⎯ это тот же человек, со страстями, эмоциями, слабостями, страхами. Его сила ⎯ в уходе от бессмысленного существования, в способности собрать свою биографию, осознать судьбу.

Неспешный, практически, разговорный характер книги, ставит читателя в позицию собеседника. Без наставлений, упреков, порицаний, повествуется о, казалось бы, типичных ситуациях, в которые хоть раз в жизни попадает каждый человек. Отец Тихон удивительным образом стирает грань между церковным и светским, воочию демонстрируя близость людских судеб, разделенных лишь взаимным непониманием и враждой. Рассказ «Августин» повествует о сложной и драматической судьбе человека, на протяжении короткой жизни испытавшего ряд колоссальных падений и взлетов. Мальцом, подвязавшись на воровском поприще, он укрывается в армии от тюрьмы, но и там продолжает воровать. Бежит от неминуемой расплаты, попадает в храм. Через какое-то время бежит и оттуда, прихватывая церковные реликвии. Выдает себя за монаха, служит в храме, ищет помощи от преданной им же братии и находит ее. Отец Тихон с друзьями укрывает его и готовит план по размещению в Грузии. И тогда, Божьим промыслом, все открывается. Решением людей, которые были обмануты, ценности и убеждения которых были попраны, стала не месть и законное возмездие, а разговор с преступником о его преступлении. Последнее не есть его сущность, это лишь бренность мира, в который он попал, отсутствие внимания к нему со стороны окружающих, отсутствие разговора. Человек кается, сам сдается властям. Тюрьма, время в молитвах. Потом, через восемь лет, возвращение, принятие монашеского пострига, служба в одном из провинциальных городов. И вновь искушение, очередное падение и смерть от рук преступников, с которыми оказался в тесной связи. И в ответ не осуждение и проклятие (казалось бы, на привычном нам языке, попраны монашеские принципы, нанесено непоправимое оскорбление самой Церкви), а любовь и прощение, мольба о спасении души: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, убиенного иеромонаха Владимира!» (с. 253). Любовь к другому строится на общении, умении выслушать и понять, принять его точку зрения, не потеряв свою. Это относится не только к близким и родным по крови и духу. Это имеет отношение к каждому человеческому существу. Даже самый падший несет в себе искру Божию и требует не осуждения и наказания, а любви и милосердия. Казалось бы, простые и очевидные истины, но так трудно они приложимы к собственной жизни, насыщенной раздражением и нетерпимостью. Преодолеть последнее и есть путь монаха, путь подвига и смирения.

В рассказе «Отец Иоанн» речь идет о духовном наставнике Архимандрита Тихона отце Иоанне Крестьянкине. Поразительная история любви и служения, страданий внешних, никак не влияющих на внутреннее спокойное и безмятежное состояние души, преклонение перед главным, позволяющим простить самые гнусные злодейства и предательства. Лишь один эпизод из удивительной жизни отца Иоанна:

Как-то раз батюшка рассказал нам о своем следователе. Они были ровесниками. В 1950 году обоим исполнилось по сорок лет. И звали следователя как же, как батюшку, ⎯ Иваном. Даже отчество у них было одинаковое ⎯ Михайловичи. Отец Иоанн говорил, что каждый день поминает его в своих молитвах. Да и забыть не может. ⎯ Он все пальцы мне переломал! ⎯ с каким-то даже удивлением говорил батюшка, поднося к подслеповатым глазам свои искалеченные руки. «Да, ⎯ подумали мы тогда, ⎯ молитва отца Иоанна, да еще всежизненная, ⎯ это не шутка! Было бы интересно узнать судьбу следователя Ивана Михайловича, за которого так молится его бывший подследственный Иван Михайлович Крестьянкин». С целью окончательного изобличения преступника следователь назначил ему очную ставку с тем самым настоятелем храма. Отец Иоанн уже знал, что этот человек является причиной его ареста и страданий. Но когда настоятель вошел в кабинет, отец Иоанн так обрадовался, увидев собрата-священника, с которым они множества раз вместе совершали Божественную литургию, что бросился ему на шею! Настоятель рухнул в объятия отца Иоанна ⎯ с ним случился обморок. Очная ставка не состоялась. Но отца Иоанна и без нее осудили на восемь лет лагерей (с. 60-61).

Непривычное для воинствующей интеллигенции качество ⎯ смирение ⎯ требует непоказного мужества, твердой и непреклонной воли. Как отец Нафанаил «всегда пресекал в монастыре гласные проявления оппозиционности по отношению к государству и тем более ⎯ попытки диссидентства» (с. 92), так путь добропорядочного христианина лежит вне демонстрации несогласия и противления увиденному или навязанному из-вне злу. И это не спорный вопрос, не уступка власти ради каких-либо земных благ. Это сущностная позиция, запрещающая искать Царство небесное в земных привилегиях и достижениях. Победить зло можно лишь в собственной душе и любое гласное порицание властьимущих, публичная хула могут породить лишь смуту, разбудить силы невежественные, далеко отстоящие от благих намерений, соблазнившихся правдолюбцев. Прелесть и гордыня стоят у истоков протестных отношений, завершает же их разочарование и уныние, рассеянные по свету силой слова. Пожалуй, во всей книге нет более точного описания этой истины, чем простые и безыскусные слова матушки Фроси:

Вот заповедь какая: видишь грех какой за каким там монахом или иеромонахом или начальник неправильно что делает, твое дело ⎯ внимания не обращай! Отвернись и не гляди ни на кого! Пусть они себе грешат. Как батюшка Серафим говорил: «Пусть живут до времени, едят наш хлеб. А придет время, Господь Сам их выкинет». Вот этого ⎯ осуждения ⎯ бойтесь. Не судите! Дело не наше ⎯ Господь Сам их исправит (с. 308).

В отрицании протеста против власти можно увидеть коренное отличие Православия от левых движений, так или иначе идеологически обосновывающих весь спектр реформаторских по отношению к правящей элите настроений. Но это не так. В призыве к диалогу, к осмысленному публичному разговору, а не обмену взаимными претензиями, призывает как Церковь, так некоторые представители современного неомарксизма. Так, Майкл Буравой основной прерогативой интеллектуала видит посредническую деятельность между разными сообществами, в том числе и занимающими правящие позиции. Не изобличать и наказывать, а находить общий язык, согласовывать представления, оставаясь в рамках принятых убеждений и норм. Секулярно настроенный интеллигент будет говорить об уважении, православный христианин ⎯ о любви. В данном контексте это синонимы, поскольку нельзя иначе смотреть на ближних, если не хочешь внести в отношение с ними вражду и насилие. Близость определяется не физическим расположением, кровными или дружескими связями, а самим фактом рождения в этом мире. «Братья и сестры», ⎯ оборот вовсе не риторический. Им конституируется принципиальное отсутствие различий между монахом и мирянином, начальником и подчиненным, преступником и его изобличителем. Различия ⎯ плод материализованных страхов и фобий, индикатор укорененности нашего сознания в материальные оковы этого мира. И даже злейшие, непримиримые идеологии ⎯ православие и марксизм ⎯ во многом отстаивают схожие взгляды и воззрения.

Когда на именины отца Афиногена вся братия монастыря собралась в большой трапезной, он маленький и согбенный, выслушав слова почтения и признательности, долго стоял и молчал. Все затаив дыхание ожидали его ответа. Старец оглядел стоявших перед ним монахов и проговорил: ⎯ Что мне сказать вам, братья? Просто я всех вас люблю. Тогда находившиеся в трапезной иноки, даже самые суровые, стояли и плакали (с. 554).

Политические, экономические или социальные иерархии, статусные различия порой отражают измененные, вывернутые наизнанку отношения. От рассказа к рассказу отец Тихон показывает, что близость к Богу несоизмерима с мирскими успехами, поэтому святые люди наиболее счастливыми годами своей жизни называют время, проведенное в изгнании и осуждении. Три года Владыка Гавриил был отлучен от служения в Церкви и именно эти годы он назвал самыми счастливыми:

⎯ Самыми счастливыми были годы, которые я жил в запрещении. Никогда в моей жизни Господь не был так близко! Вы, может быть, удивитесь, но поверьте, что это именно так. Конечно, когда меня вернули к священнослужению и направили в Благовещенск, мне было очень радостно и приятно. Но та молитва, а главное, та близость к Христа, которые я пережил на моих огородах (Владыка буквально полол и охранял огороды прихожан, чтобы выжить в годы отлучения ⎯ курсив мой, ИН), не сравнимы ни с чем. Это и было лучшее время моей жизни (с. 185).

Страдания и лишения ⎯ это шанс к спасению, который можно воспринять лишь на стезе смирения и послушания. Не случайно наиболее проникновенные выступления и тексты правозащитников строятся на воспоминаниях о гонениях и тяготах жизни при советской власти, на притеснениях, получаемых от нынешних правителей. Но они не делают следующего шага в понимании причин этого. Прельщаясь очередными призывами к борьбе, «властители дум», по сути, утопают в собственном невежестве и гордыне. Можно ли жить иначе? Можно. «Несвятые святые» демонстрируют нам неканонический канон, или правила жизни, представленные в апостольской, невоинствующей традиции рассказа от первого лица, рассказа, отрицающего назидание ложную гордыню просветителя, столь свойственную борцам за правду этого мира.