Эволюционизм: стройка без архитектора

Некоторые вопросы биологии, в частности те, которые рассматривают возникновение и изменение форм живой материи, чрезвычайно важны, поскольку они тесным образом связаны с религиозно-философской проблематикой.

Сотворение мира. Французская книжная миниатюра XIII века

В данной статье хотелось бы кратко очертить некоторые наиболее проблемные положения современных эволюционных теорий. Несмотря на то, что мы не будем вдаваться в детали чрезвычайно интересной околоэволюционной полемики, нам все же потребуется некоторый минимум сведений.

Внутренние противоречия эволюционизма как научно-философской платформы^[1] являются, на мой взгляд, следствием его эмерджентистской природы[2]. Современное положение эволюционизма характеризуется двумя важнейшими проблемами, присущими всякой эмерджентистской парадигме, а именно:

– отказом признать объективный характер целесообразности, наблюдаемой в живой материи;

– статистическим неправдоподобием неинтеллектуальных механизмов появления биологической функциональности.

Этих вопросов мы и коснемся.

Эволюционистский солипсизм

Главнейшей принципиальной проблемой эволюционизма является отказ признания целесообразности строения и функционирования живых организмов, столь очевидной для непредвзятого наблюдателя. Проблема эта очень серьезна вот по какой причине.

В основе научного знания лежит принцип простоты объяснения. Этот принцип в литературе часто именуют принципом парсимонии, или принципом Оккама. Смысл его заключается в том, чтобы не избирать без необходимости сложных объяснений наблюдаемого, то есть предпочитать более краткие и простые более сложным и громоздким. Приведу пример.

Итак, из многих возможных объяснений наблюдаемых феноменов следует избирать более краткие и простые. Важно при этом иметь в виду, что по мере накопления научных данных используемые на том или ином этапе теории могут устаревать. Тогда на смену им нужно подбирать более общие модели, учитывающие новые наблюдения. Совершенно ясно, что в подобные ключевые моменты развития науки новые теории могут оказаться сложнее принятых ранее. Это, однако, нисколько не противоречит принципу парсимонии, поскольку в таком случае принимаемая новая теория описывает больший массив данных, чем прежняя. Это же емко выразил Альберт Эйнштейн своей знаменитой фразой: «Необходимо упрощать объяснение как только можно, но не более того».

Теперь обратимся к эволюционистской трактовке целесообразности живых организмов. Не стоит забывать, что целесообразность живой материи вполне очевидна для неспециалистов, а иногда ведь стоит прислушаться к мнению людей, далеких от проблем, которыми занимаешься всю жизнь. По логике эволюционизма, целесообразность в строении и функционировании живых организмов является лишь кажущейся. Это очень серьезное заявление.

Еще Аристотель выделял три категории причинности: случай, закономерность и целенаправленный выбор. Так вот, проблема эволюционизма сегодня, когда биология располагает новыми данными, заключается в удалении категории выбора из аппарата научного анализа биологических процессов. Но на каком основании делается это исключение? Только лишь исходя из мировоззренческих предпочтений большой части ученых? Вероятно, да.

Категория лица, принимающего решения, используется в моделях кибернетики, криминалистики, психологии, социологии и других наук. Сегодня биохимия вполне серьезно трактует живые организмы как нано-биомашины. Когда я вижу перед собой двигатель, я могу предполагать, что он целенаправленно кем-то создан. Почему я не могу предполагать того же, имея перед глазами биомашину?!

По выражению, пожалуй, самого агрессивного и непримиримого из современных неодарвинистов Ричарда Докинза^[3], следует думать, что замысел, телеология, целеполагание – наиболее очевидная и простая причина наблюдаемой целесообразности живых организмов – нам лишь кажутся. Естественный отбор (то есть выживание наиболее приспособленных) наделяется эволюционистами свойствами личности: его сравнивают со скульптором, часовщиком, программистом, поэтом, композитором и архитектором. При этом, однако, всегда произносятся дежурные слова о том, что на самом деле никакого скульптора и архитектора нет, а жизнь – это произведение величайшего из искусств – всего лишь следствие случая и закономерности в тех или иных комбинациях. Детальный план постройки многоэтажного дома есть, а архитектора нет. Программное обеспечение есть, а программиста нет. Не проще ли предположить действительность целеполагания, лежащего в основе всего живого? Не будет ли это более предпочтительно с точки зрения принципа Оккама?

А теперь немного коснемся философских следствий вывода эволюционизма о мнимости целеполагания. Эволюционизм в своем солипсизме^[4] подвергает сомнению философскую основу научного метода – объективность наблюдений. Если я вижу, что биологическая система целесообразна и выглядит как целенаправленно созданная, я имею полное право, как ученый, предполагать, что мои наблюдения соответствуют действительности. Исключение целеполагания из набора легитимных категорий причинности, осуществляющееся эволюционизмом, как заявляется, с благими целями и во имя науки, оборачивается против нее. Основание научного исследования, состоящее в связи рассудочных построений с объективной действительностью, выпадает. Реальность представляется иллюзией, наука все более дрейфует в сторону буддизма, которым сейчас уже заражены многие интеллектуалы, особенно на Западе.

Статистическое неправдоподобие эволюционизма

Второй проблемной стороной эволюционизма, о которой мне хотелось бы сказать несколько слов, является неправдоподобие^[5] эмерджентистских сценариев появления как жизни из неорганики, так и принципиальной биологической новизны в процессе предполагаемой макроэволюции[6].

Совершенно очевидно, что было бы некорректно отрицать изменчивость живых организмов как таковую. Эта изменчивость доступна наблюдению и укладывается примерно в границы биологических родов. Однако нельзя признать правдоподобным «автоматическое» появление новизны в результате лишь мутаций, генетического дрейфа и естественного отбора, которым и отводится творческая роль в эволюционизме.

Абсолютно случайным образом ударяя по клавишам пишущей машинки, гипотетическая обезьяна рано или поздно напечатает одну из пьес Шекспира, говорят эволюционисты. Однако, если время ограничено, пусть даже миллиардом лет, вероятность этого практически равна нулю

Эмпирическая наука свидетельствует о том, что в природе спонтанно может реализоваться только ограниченный набор сценариев: хаос (например плавление металла) или порядок (кристаллизация). Функциональность же спонтанно в неживой природе появляться не может. Наука не располагает абсолютно никакими данными о процессах в неживой природе, в которых из нескольких нефункциональных частей могло бы спонтанно организоваться новое единое целое. Почему это так? Вероятно, потому, что неживая природа инертна по отношению к целеполаганию, ей «все равно», работает что-то или нет. Жизнь не может кристаллизоваться, как полагают сторонники теорий самоорганизации материи^[7] . Жизнь нельзя свести к химии и физике (о чем говорили Н. Бор и М. Борн в середине XX века^[8]), так же как нельзя свести принцип работы телевизора только к существованию электромагнитного поля, а смысл беседы – к распространению звуковых волн в воздухе.

Новейшие исследования в кибернетике^[9] говорят нам о том, что живые организмы несут в себе так называемую функциональную информацию. Что это такое? О функциональной информации можно мыслить в терминах инструкций. Например, кулинарный рецепт содержит информацию, функциональность которой состоит в возможности приготовить то или иное блюдо. Детальный план путешествия содержит инструкции о поворотах на дороге и ориентирах, нужных для того, чтобы достичь определенного места. Точно так же развитие дочернего организма, прописанное в генетическом коде, содержит множество инструкций по производству биополимеров в химической «лаборатории» зародившегося организма. Целеполагание налицо.

Но поразительно при этом также и то, что столь значительное количество функциональной информации помимо организмов встречается лишь в сложных приборах (например в компьютере, телевизоре, радиоприемнике), в естественных языках и языках программирования, то есть лишь в артефактных системах. В неживой природе такого количества функциональной информации не наблюдается. Это обстоятельство не может быть удовлетворительно объяснено в рамках эволюционизма, то есть без привлечения целенаправленной интеллектуальной деятельности лиц, принимающих решение.

Я благодарен своему коллеге – доценту Брянского государственного технического университета, к.т.н. Александру Галичеву – за ценные замечания по содержанию статьи.