Взыскуя града

Ровно 60 лет назад, 7 сентября 1947 года Москва праздновала свой 800-летний юбилей. Это было второе торжество в честь русской столицы за всю ее многовековую историю. Конечно, сталинская эпоха наложила на празднование свой отпечаток. Церковь тоже почтила московскую 800-летнюю годовщину, правда церковное празднование московского юбилея состоялось несколько позже.

Богоявленский собор в Елохове

В этом торжестве официально принимала участие Православная Церковь, для которой подготовка к юбилею началась с отвоевывания «пядей». Еще 7 марта 1947 года патриарх Алексий (Симанский) направил в Совет по делам Русской Православной Церкви секретное прошение о передаче Церкви святых мощей благоверного князя Даниила, как основателя Москвы, и святителя митрополита Алексия, как «особо чтимого в православной России». В письме упоминалось, что мощи святого князя Даниила покоились в одном из кремлевских соборов (вероятно, в Архангельском), а мощи святителя Алексия – в Успенском соборе, куда их перенесли из разрушенного Чудова кремлевского монастыря. К тому времени Кремль был еще закрыт для свободного доступа, и в любом случае верующие не смогли бы достойно поклониться святым мощам в музее. Патриарх просил передать их в кафедральный Богоявленский собор в Елохове, указывая, что для Церкви было бы отрадно, чтобы «знаменательный и редкий юбилей» столицы был ознаменован «каким-либо священным событием», и заверяя, что Церковь не будет стоять в стороне от празднования этого юбилея.

Для Церкви тогда настал исключительно благоприятный момент, потому что на волне празднования исторического юбилея поднялся и вопрос о возвращении московских храмов – Церкви, а самим храмам – икон и других святынь. К празднику был великолепно отреставрирован кафедральный Богоявленский собор стараниями его настоятеля протопресвитера Николая Колчицкого.

В 1947 году в «Журнале Московской Патриархии» появилась публикация о 300-летии Андреевского монастыря в надежде, что его вернут Церкви. Патриарху тогда были предложены на выбор для создания резиденции и крупного монастыря Троице-Сергиева лавра, Саввин монастырь в Звенигороде и московские Новодевичий, Новоспасский, Донской и Андреевский обители. Патриарх выбрал лавру, но в Москве к празднику все равно началась реставрация монастырей и храмов как исторических памятников.

Собор Нерукотворного Образа Спасителя. Бывший Спасо-Андроников монастырь

И тогда к юбилею Москвы деятели культуры во главе с академиком И. Грабарем предложили открыть в Андрониковом монастыре музей древнерусской живописи им. Андрея Рублева. Сталин дал разрешение и подписал постановление Совета Министров СССР «О мероприятиях по сохранению памятников архитектуры Андроникова монастыря в г. Москве». А 10 декабря 1947 года вышло постановление о создании в стенах монастыря историко-архитектурного заповедника имени Андрея Рублева. Руководитель реставрационных работ Д.И. Арсенишвили круглосуточно жил в монастыре, чтобы здание обманом не отобрали другие претенденты. Древнейший собор Москвы, изуродованный пристройками, восстановили довольно быстро. Музей открылся уже в 1960 году, в дни празднования 600-летней годовщины со дня преставления Андрея Рублева.

Церкви вернули и великолепный храм во имя Феодора Стратилата в Архангельском переулке близ Чистых прудов, где открылось Антиохийское подворье.

Одним из главных предпраздничных мероприятий государственной власти стало возведение (согласно постановлению Совмина СССР от 13 января 1947 года) в Москве высотных зданий (знаменитых «высоток»), которые предусматривались еще Генпланом 1935 года для создания нового высотного окружения для Дворца Советов. После войны Дворец Советов не был построен, а высотки появились как памятник победе Москвы над фашизмом. По легенде, к юбилею столицы Сталин пожелал, чтобы Москва сравнялась с Америкой по наличию высотных зданий, но чтобы московские высотки не походили на американские небоскребы, а были бы оригинальными по архитектуре.

Кроме высоток, еще два памятника должны были увековечить московское торжество. Памятник Победе (который в конце концов был возведен на Поклонной горе), по принятому в августе 1947 года проекту должен был встать на месте Исторического музея на Красной площади. Вторым был памятник Юрию Долгорукому на Тверской. Сталин приказал найти и останки князя, который, как известно, был захоронен в Киеве в церкви Спаса на Берестове близ Печерской Лавры. На раскопки отправился сам М. Герасимов, но ничего не обнаружил. Тогда в Киеве соорудили символический саркофаг, а заодно починили самые старые часы в городе – на территории лавры, пострадавшие от фашистов, – и тоже к 800-летию Москвы.

Идея празднования юбилея, выдвинутая государственной властью, в корне отличалась от церковной. Центром подготовки к празднику был Моссовет, и его председатель Г.М. Попов дал установку провести празднование с большим патриотизмом, причем «с патриотизмом московским» – чествовать следовало именно Москву. При этом требовалось сделать юбилей «боевым днем москвичей», то есть «связанным с задачами современности – строительством коммунизма». Оттого главной идеей праздника стало изречение: «Из 800 лет у нас главное – сейчас». Поэтому генеральной линией было «не увлекаться археологией», то есть историей Москвы, а уделить внимание лишь самым великим ее моментам, сделав основной упор на последние тридцать лет: «отразить наше социалистическое строительство», особенно учитывая предстоящую круглую годовщину революции. Так исторический юбилей Москвы превратился в политический триумф советской власти. Второй линией стала максимальная централизация праздника – чтобы везде был «наш партийный глаз». Например, следовало разработать тезисы о 800-летии Москвы, которые стали бы директивой для подготовки всех докладов и лекций, чтобы не было «разнобоя в освещении истории Москвы» и чтобы «всякие жучки не примазались».

Величать Церковь власти тоже не собирались. В качестве негативного примера, где «нет правильной настройки», Попов привел подготовленный к изданию фотоальбом Москвы под редакцией А.В. Щусева, в котором три четверти объема занимали изображения московских храмов. Не устроила власти и фундаментальная научная книга по истории Москвы под редакцией П. Сытина, ибо автор в ней объяснил, что слово «москва» переводится с финского как «лужа» или «темная вода». Подобные «сюрпризы к празднику» власти назвали «по меньшей мере слепотой». Авторы книг по истории Москвы должны были единогласно прославлять народ, его стремление к единству и борьбу за независимость и свободу, а Москву представлять как центр единения.

Из исторических памятников к юбилею восстанавливали Лефортовский и Юсуповский дворцы, дома, где жили Грибоедов и Гоголь, здание Моссовета, которое «подросло» на целый фасад. Канал Москва–Волга был переименован в канал имени Москвы, а Крестовская застава, названная в честь покаянной встречи мощей святителя Филиппа – в Рижскую, по местному вокзалу. На Воробьевых горах появилась знаменитая смотровая площадка. Кольцо московских бульваров принарядилось узорчатыми чугунными решетками. От Госплана РСФСР поступило предложение отреставрировать или снести полуразрушенные церкви, чтобы они не портили своим видом праздничных улиц Москвы.

У москвичей было множество пожеланий к празднику: устроить веселое гуляние, организовать уличную торговлю продовольствием и промтоварами, провести газ в жилища и переселить рабочих в благоустроенные дома. Интересовались москвичи и тем, будут ли организованы экскурсии в закрытый Кремль. Общий же отклик трудящихся на юбилей укладывался в партийную концепцию праздника: за 770 лет для москвичей было сделано меньше, чем за последние 30. И, конечно, самой большой причиной для радости была великая, только что одержанная победа.

30 мая 1947 года была официально объявлено о дате праздника – воскресенье 7 сентября 1947 года. Некоторые опасались, не затмит ли московское торжество грядущий юбилей революции, но установка «главное – сейчас» неукоснительно соблюдалась и снимала все опасения.

Официальные торжества начались в канун праздника, 6 сентября. Первым и главным правительственным подарком Москве было награждение ее орденом Ленина за выдающиеся заслуги трудящихся Москвы перед Родиной. Указ Президиума Верховного Совета СССР торжественно зачитал по радио Юрий Левитан. Многие задавались вопросом, как Москва будет носить этот орден, и в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца Г.М. Попов торжественно прикрепил орден к знамени Моссовета. В тот же день патриарх Алексий отправил Сталину официальную поздравительную телеграмму.

Сам праздник начался утром 7 сентября. В газете «Правда» было опубликовано обращение Сталина с приветствием к Москве, выдержанное в характерном стиле, очень похожем на знаменитую клятву у гроба Ленина. Вождь обозначил главные заслуги Москвы перед Родиной в концепции «главное – сейчас». Историческая заслуга старой Москвы заключалась в том, что она стала основой объединения разрозненной Руси в единое централизованное государство с единым правительством и боролась за свободу и спасение России, трижды освобождая ее от иноземного гнета: от монгольского ига, польско-литовского нашествия и французского вторжения. Затем речь шла о Москве как о столице СССР, каковой она стала «по воле великого Ленина». Сталин оценил роль советской Москвы как «знаменосца новой эпохи», эпицентра мировой борьбы с господством капитала и эксплуатации человека человеком, инициатора строительства нового быта трудящихся столицы, свободного от нищеты, и назвал ее «образцом для всех столиц мира». (Кстати, это сталинское приветствие потом было положено «в основу идеологического подхода» при наименовании московских улиц: например, статус города как «знаменосца новой советской эпохи» должны были запечатлеть «улица Сталинской конституции», «улица Великих строек коммунизма», «площадь Мира» и т.п.)

Патриаршее послание, выразившее суть церковной позиции по поводу празднования 800-летия Москвы, появилось позднее, через полтора месяца, а в тот праздничный день по распоряжению патриарха во всех московских храмах по окончании литургии были совершены торжественные молебствия. Священники произносили проповеди о юбилее, провозглашали многолетия «Богохранимой стране нашей, властем ея, победоносному воинству нашему, всем гражданам Москвы». Церковное чествование московского юбилея было впереди, а 7 сентября состоялось государственное празднование.

Памятник Юрию Долгорукому на Тверской. Установлен только в 1954 г.

Затем состоялась закладка высоток. Изначально их предполагалось восемь – по числу веков истории Москвы, но восьмая высотка в Зарядье, предназначенная для ведомства Берии, после его ареста так и не была возведена. Каркас здания передали в Лужники, а на том месте выстроили гостиницу «Россия». Известно, что в процессе строительства зданиям добавили шпили со звездами. Первый из них будто бы сам Сталин пририсовал к проекту высотки на Смоленской площади, дабы московские высотки не были похожи на американские небоскребы, после чего там возвели бутафорский шпиль.

Архитекторы надеялись, что возведение высотных зданий «восстановит древнерусскую архитектурную традицию и создаст новый, доселе невиданный, силуэтный пояс центральной части столицы, выявляя ее холмистый рельеф». На самом же деле высотки как градостроительные доминанты заменили собой православные храмы с колокольнями в высотном силуэте Москвы. Их расположение организовано таким образом, что они, как в старину храмы, являются локальными центрами небольших районов Москвы, собирают прилегающие улицы в «пучки» вокруг себя и в перспективе видны практически с каждой из этих улиц. Многие высотки встали на месте церквей, снесенных советской властью в разное время: здание на Кудринской площади выросло на месте храма Покрова в Кудрине, высотка в Зарядье оказалась на месте храма Николы Мокрого, высотка на Котельниках поглотила церковь в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших» вместе с местным переулком. А высотка на Садово-Спасской «убила» дом, где родился Лермонтов.

Вечером засияли огни иллюминации, охватившие и кремлевские стены с башнями, и Ивана Великого, и купол Сената, и Исторический музей и другие достойные здания. Потом начался праздничный салют с фейерверком. Аэростаты подняли в небо над Москвой огромное изображение Сталина, которое прожектора освещали снизу так, что аэростаты видны не были. По воспоминаниям, именно тогда молодой Александр Мень, увидев парящий в небе над ночной Москвой гигантский портрет Сталина, решил стать священником.

Святители Московские Петр, Алексий, Иона, Филипп и св. равноап. князь Владимир

Национальное начало бесспорно укрылось в Церкви. Идея послания четко противостояла концепции «главное – сейчас», обращаясь к великому и святому прошлому Москвы, определившему ее национальную победу над фашизмом, ее настоящее и будущее. По слову патриарха, «вспоминая пройденный Москвою долгий 800-летний путь, мы вспоминаем тем самым многие древние и новые милости Божии и те бесчисленные небесные благословения, какие почили на великом граде за все долгое время его бытия». Перечисление славных вех в истории Богохранимой Москвы занимало основную часть послания патриарха, напоминавшего об именах святого митрополита Петра, преподобного Сергия, всех московских святителей, которые созидали Москву, «чьи дела на память потомству сохраняются не в рукотворенных только священных памятниках – обителях и храмах, но наипаче в том духе православного благочестия, который исключительно принадлежит русскому благочестивому народу, являясь его внутренней несокрушимой духовной силой». Москва представала как центр Православия, как средоточие церковного объединения и государственной власти, где началось собирание разрозненной Руси. Архипастырь указал на необходимость помнить «священные страницы истории» Богохранимой Москвы. Тема «сейчас» нашла отражение в строках о великой победе над фашизмом, в которой вновь проявилось «чудесное охранение Москвы». В оценке современной Москвы патриаршее послание отчасти перекликалось со сталинским, но с церковной точки зрения. Москва – и центр государственной власти, и оплот братского единения народов, и зоркий страж мира, и духовное средоточие Православной веры и Русской Церкви.

Сталин пошел навстречу патриарху и его просьбу отчасти исполнил: мощи святителя Алексия, небесного хранителя патриарха Алексия, были переданы Церкви. (Возможно, передача мощей святителя повлияла на дату церковного празднования московского юбилея.) Патриарх отметил в послании, что «этим счастьем усугубляется наше московское торжество», что святитель словно пришел «почивать среди нас в этом храме нашем, чтобы благословить и не преставать благословлять Москву и всех нас и в грядущем новом девятом веке». Оканчивалось послание молитвой к Господу о милости и сохранении Москвы.

Рака с мощами святителя Алексия, митрополита Московского

На следующий праздничный день служили две литургии. Позднюю совершил патриарх, начав ее с молитвы у раки святителя Алексия. Богослужение стало общей молитвой о ниспослании Москве благоденствия, мира и дальнейшего процветания, и особо чествовались московские святители, участвовавшие в создании Москвы. Потом настоятель зачитал патриаршее послание. С трепетом внимали ему москвичи. Еще так сильна была память о самой страшной войне, выпавшей на долю России. Сам патриарх произнес проповедь о московских святителях, рассказав о великих заслугах перед Церковью и Отечеством каждого из них. Праздничное молебное пение состояло из молитвы, составленной святителем Филаретом (Дроздовым) сто лет назад к празднованию 700-летия Москвы и частично переписанной патриархом Алексием «в связи с еще одним протекшим веком». Эту молитву читали во всех московских храмах, а в Богоявленском соборе ее огласил патриарх. После молебна было провозглашено многолетие «державе Российской, вождю ея и властем», Святейшему Патриарху Алексию и «осьмсот лет сохраняемому и возвращаемому великому граду Москве».

На следующий день на воскресной литургии состоялась особая служба святителю Алексию, и у его раки был совершен первый молебен. Накануне в субботу на всенощной было прочитано житие святителя в кратком изложении, составленном патриархом в память 800-летия Москвы. И в то же воскресение 19 октября после вечерни, когда завершилось церковное празднование московского юбилея, патриарх в первый раз прочитал акафист святителю Алексию. С тех пор его стали читать по воскресеньям вечером.

А в это время во Франции великий москвич Иван Шмелев писал свои лебединые, самые лучшие строки о Москве, называя ее Неопалимой Купиною и призывая «особенно чутко вслушаться в голоса нашего прошлого, исконного: особенно ныне, в темную пору грозной неопределенности, когда, быть может, решается русская судьба. Это проникание к истокам, это вслушивание в шепоты прошлого… крепит падающих духом».