Автопортрет вслепую

Помните, у Высоцкого в его известной шуточной песне были такие слова: «Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме…»? Признаюсь, эти строки меня всегда как-то занимали, я пытался понять их на примерах из жизни — нет, не в контексте песни, просто мне очень сложно было представить себе: ну как же можно пребывать в пессимизме, когда ты выжил, когда осталось уже за спиной то страшное, что угрожало тебе или твоим близким?.. А интересно мне это стало потому, что я действительно нередко встречал и встречаю людей, которые и вправду «пребывают в пессимизме», и это их обычное перманентное состояние. Так что это вообще — пессимизм: оттенок настроения, человеческая слабость, следствие усталости? Почему даже те, кто, в общем-то, далек от каких-то отчаянных обстоятельств, порой смотрят на мир «сквозь черные очки» и можно ли это назвать полноценной жизнью?

Когда общаешься с людьми, которые приходят в храм, чтобы поговорить со священником, то часто слышишь в этих разговорах слова о том, что все слишком плохо, что ничего не получается, все трещит по швам и выхода никакого не видно. За человека, говорящего все это, я мысленно радуюсь, потому что, несмотря на такие горькие мысли, он нашел в себе силы прийти в храм и в нем искать помощи. Даже если в храме он не всегда встретит священника, которому возможно будет выговорить все накопившееся, посреди своих неурядиц, даже сам того не осознавая, он нашел выход, хотя и не видел его. Ведь Бог, на самом деле, не последняя надежда, а единственная. И с этой надеждой человек не расстался. Вот это очень согревает.

Конечно, далеко не все идут в храм, чтобы поделиться своими бедами: кто-то разговаривает с близкими людьми, кто-то обращается за помощью к психологу. Но и это тоже пути — пути преодоления, признак того, что человек не застывает, не костенеет в тех обстоятельствах, что постигли его. Через любовь близких, через попытки с помощью грамотного психолога разобраться в себе к человеку нередко приходит понимание, что жизнь его еще не до конца исчерпана и нужно продолжать свой путь.

Но бывает и иначе. Человек просто делает для себя окончательный вывод, что надежды на лучшее в его жизни нет. Оговорюсь сразу, во многих случаях такой вывод совершенно не означает, что этот человек впал в отчаяние, перестал жить и просто коротает оставшиеся дни. Он просто стал пессимистом. Казалось бы, ну и что? Весь мир ведь делится на оптимистов и пессимистов, не так ли?

Как священник могу сказать, что путь такого затвора в себе самом наедине с бедой — путь несомненного, пусть и медленного, но разрушения. До определенной поры человек будет видеть и осознавать то, что с ним происходит, но есть грань, когда это состояние перестанет быть в его власти, и тогда жизнь человека начнет подчиняться прежде неведомым и очень опасным правилам. Впрочем, правилами это можно назвать лишь условно, потому что хаос и зло не имеют никаких правил — только цель: методичное и целенаправленное уничтожение того, кто подчинился их власти. Видимо, не случайно в Библии одним из образов зла стала змея. Даже в природе огромная и опасная анаконда не просто нападает и уничтожает, пожирая, свою жертву, а изматывает ее в борьбе, парализует способность сопротивляться и лишает сил. И жертвами этой змеи становятся отнюдь не только рыбы, лягушки, мелкие животные, но и такие не менее опасные твари, как крокодилы, крупные хищники, а порой и человек. Вот и целью нападающего на нас зла является не просто уничтожение, но приведение к покорности, безучастному повиновению ему. И для этого оно изматывает нас, лишает сил и способности надеяться. Наше уныние, наш пессимизм становятся тем, что влечет нас в страшную ловушку, а в итоге и в погибель.

Почему человек теряет интерес к жизни, почему перестает видеть в ней хотя бы что­то хорошее? Можно заметить, что чаще всего это случается отнюдь не с теми, кого жизнь привела к краху, кто потерял все и даже возможность быть частью общества. В состоянии болезненного одиночества, подавленности и неверия ни во что доброе пребывает множество обеспеченных и во внешнем плане вполне благополучных людей. Понятно, что этому могут способствовать и обстоятельства их жизни, и непонимание близких, но суть не в этом. Беда в том, что все эти люди замкнуты на самих себе. И одиноки они не потому, что их бросили, не понимают, не хотят слышать, а потому, что они только на себе сосредоточены и настоящее неодиночество не вписывается в их картину мира. Неучастие в жизни других — самый первый и настораживающий симптом того, что человек через какое-то время может потерять интерес к жизни как таковой. Радость в самом себе и о самом себе, не о другом, подобна пиру в пустыне: ты сыт, не имеешь ни в чем нужды, но на сердце пусто и голо, потому что не наполненный желудок, не хорошее самочувствие возвышают человека, приводят его к ощущению полноты жизни, а нечто другое.

Закон жизни очень прост: если хочешь, чтобы с тобой разделяли радость, хочешь быть способным ощущать ее, научись быть с другим в его беде, в отчаянном положении. Будь рядом, не оставь. А у нас даже на похоронах придержать дверь в подъезде во время выноса гроба порой боятся: а вдруг беда придет с какими-то флюидами из того дома, где сегодня горе и боль… Это не просто суеверие. Конечно же, это глупость, не имеющая под собой никакого основания, но ее дно отвратительно и мерзко. Имя этому дну — безразличие. Пусть и из страха, но тем не менее. Если бы этот страх был основополагающим для всех, человечеству уже пришел бы конец. Но во все времена находились люди, оставлявшие даже самый естественный страх — перед смертью, чтобы исполнить свой долг. Вспомним хотя бы тех, кто во время страшных боев в Великую Отечественную войну шел со связкой гранат на танк, кто в горящем самолете пикировал на вражеский корабль, не имея ни единственного шанса выжить. Что это?

А это участие. Это сверхмотивация — то, что выше желания жить и спастись. Просто понимание того, что если ты сейчас этот танк не остановишь, то через час он будет ездить по детям и старикам в той самой деревне, в которой ты сегодня ночевал. Выше желания жить может быть только любовь. Она дает силу быть выше всяких сил, в том числе и превосходящих твои собственные.

Мы стали пессимистами оттого, что разучились любить. Нет, мы любим своих детей, жен, мужей, братьев и сестер, родителей, но какой-то своей любовью. Эта любовь замешана на эгоизме: у меня это есть, и мне хорошо. Поэтому-то, даже теряя своих близких, мы не о них плачем, а о себе. А перенеся внимание с самих себя, перестаем плакать. Я помню это по своей жизни. Потеряв отца, я мог бы долго и безутешно взывать к Небесам и спрашивать, почему это случилось так преждевременно и внезапно, но в самую сложную минуту я осознал его, уже не живущего здесь, реальным и настоящим, нуждающимся в моей помощи. И оказать эту помощь было моим долгом. А для этого нужно было для начала просто перестать думать о том, как плохо именно мне.

Пессимизм — это автопортрет вслепую. Я вижу только себя и свою жизнь, да и не то чтобы вижу, а представляю в данную секунду. Перестать быть пессимистом в общем-то несложно. Нужно открыть глаза и увидеть, что рядом очень много тех, кому сейчас намного хуже. И это необязательно незнакомые, чужие люди. Это может быть твой ребенок, который уже давно перестал с тобой общаться, это могут быть родители, которым ты давно звонишь уже только из вежливости.

Мы пессимисты, потому что живем неизвестным завтра, а не настоящей секундой. А проблема этого «завтра» решается как раз сегодня: если ты сегодня подал руку другому, то завтра тот, кто ждал этой руки, подставит тебе плечо. Хотя совсем необязательно, что это будет именно тот же самый человек. Господь видел твою руку, поэтому даст тебе того, кто, возможно, будет в силах понести тебя самого. Или же понесет Сам.

Так что времени на уныние, как говорил один из новомучеников Оптинских, у нас уже нет.

Газета «Православная вера» № 17 (565)