«В храмах соотечественники находят свою Родину» / Православие.Ru

– Отец Петр, как вы оказались на служении в Германии?

– Я родился 43 года назад в семье священника. Мой отец, протоиерей Владимир Степанов, служил в Костромской епархии на протяжении 33 лет – до своей блаженной кончины. Все мои пять братьев посвятили себя служению Церкви, супруг старшей сестры – священник, а младшая сестра живет с мамой. В юности я окончил лесомеханический техникум, а после службы в армии учился в Санкт-Петербургской духовной семинарии, академию окончил уже экстерном. В Германии я нахожусь в командировке. Меня направил сюда Священный Синод нашей Церкви (конечно, не без моего на то согласия): один из приходов на севере Германии остро нуждался в нормализации своей деятельности.

– Вашу семью в Нюрнберге называют «мобильной походной церковью». Скажите, почему?

– Господь дал мне счастье быть не одиноким в моем служении, его разделяет вся моя семья: матушка Марина управляет хором на богослужениях и организует в приходе разнообразную работу с детьми, мои старшие сыновья поют в церковном хоре, а младший – первый помощник в алтаре. Поэтому, если необходимо совершить какие-либо требы или выехать в другое место и провести там богослужение, мы можем это делать всей семьей. Мы переживаем все радости и все испытания вместе. Может быть, поэтому кто-то и прозвал нашу семью «мобильной походной церковью».

– Каковы обязанности благочинного в Германии?

– В Германии у благочинного те же самые обязанности, что и в России. Контролирую деятельность вверенных мне приходов в Мюнхене, Вюрцбурге, Пассау, Франкфурте-на-Майне, Кобурге, Хофе, Бамберге, Кемптене, Касселе, Байройте, Фульде и в ряде других городов. Слежу за благочинием и совершением богослужений. Самая главная наша проблема – отсутствие у приходов собственных храмов. Священники используют личные связи, налаживают контакты с местными городскими властями, церковными и благотворительными организациями и добиваются, чтобы приходу на договорных основах выделяли помещения для совершения богослужений. Я, например, уже семь лет живу в Германии, из них четыре года в Нюрнберге, где наш приход, существующий в городе десять лет, сменил уже только при мне три помещения.

Большая проблема с приобретением и доставкой богослужебной утвари, облачений, богослужебных книг, видео- и аудиозаписей и книг для библиотек. А для прихожан одна из главных проблем – расстояние. Многие приезжают за 100–200 километров, чтобы приступить к таинствам церковным. Да и священнослужителей не хватает, так что практически каждый из нас окормляет здесь два-три прихода. При этом я стараюсь посещать приходы благочиния на престольные праздники и памятные богослужения, а также в течение пасхальной седмицы и святок. Для меня две федеральные земли – Бавария и Гессен – это не только красивые ландшафты и селения, но и утомительные часы, проведенные за рулем автомобиля или в поезде.

– Ваш приход располагается сейчас в одном из исторических зданий Нюрнберга?

– Да, наш храм располагается в самом «сердце» Нюрнберга, откуда, собственно, и началось развитие города и пошла его слава. Это одно из самых притягательных мест для туристов со всего света – нюрнбергский замок Кайзербург (Королевская крепость). Он был построен на скале, на берегу реки Пегниц, в 1050 году; в 1138–1140 годах был достроен императором Конрадом и превратился в императорский замок. В нем побывали практически все императоры Германии. Здесь же проходило большинство заседаний сейма. Археологи называют Кайзербург «неизведанным островом в самом центре таинственного Нюрнберга». Именно здесь и находится самая древняя из действующих ныне церквей Нюрнберга – Бургкапелла, построенная в XII веке. Она принадлежит городу (находясь под защитой государства), а также Католической Церкви, являясь «филиалом» кафедрального собора. Вот уже третий год мы совершаем здесь богослужения по заранее согласованному с католическим приходом графику. К сожалению, мы вынуждены большую часть года все убранство православного храма убирать и расставлять вновь для следующего богослужения.

– Когда в Нюрнберге обосновалась Православная Церковь?

– В Нюрнберге вообще сильно Православие. Здесь, кроме русского, давно уже существуют греческий, сербский, румынский приходы. Русское Православие пришло в Нюрнберг после Второй мировой войны. Здесь была многочисленная русская эмиграция. Приход РПЦЗ возник сразу после войны, когда очень многие беженцы и бывшие военнопленные и перемещенные лица оказались в Баварии и, в частности, в Нюрнберге. В соседнем городке Эрлангене силами прихожан был переоборудован в храм маленький барак – тоже сразу после войны. Чтобы представить себе, сколько было здесь наших соотечественников, нужно придти на Южное кладбище Нюрнберга. Оно самое большое среди других и находится в городской черте. Там до сих пор совершаются захоронения.

На кладбище есть участок, где похоронены главным образом русские люди. Это кладбище находится под опекой немцев, они за ним очень добросовестно ухаживают: здесь покоятся и те, кто был угнан в Германию для работы на военных заводах. Нужно отдать должное немецким властям, которые сделали это захоронение мемориальным, водрузили 10-метровый православный крест и привели в порядок территорию, снабдив ее памятными досками с именами погребенных. Этот мемориал находится на месте бывших братских могил более пяти тысяч наших соотечественников (мы не различаем их по национальности – русские, украинцы, казахи и т.д.).

Это место является очень значимым для наших переселенцев, и 9 мая, в день памяти, почти все они приходят сюда. А в дни знаменательных дат приезжают или приходят представители правящих политических партий. Надо отметить, что в Нюрнберге почтительно-достойно чтится память о наших соотечественниках. Каждый год 9 мая мы совершаем заупокойное богослужение и проводим совместно с нашим Генеральным консульством в Мюнхене, властями города Нюрнберга и общественными российско-немецкими организациями памятные мероприятия.

– А православный храм не собираетесь строить в Нюрнберге?

– Если Господь благословит, то года через три мы собираемся воздвигнуть в городе, на берегу канала Майн-Дунай, в районе нюрнбергской телебашни, наш русский православный храм. Высота его будет, конечно, ниже телебашни – всего 36 метров. Мы уже составили проект. Силами прихожан, несмотря на то, что на воскресных богослужениях бывает до 200 человек, конечно, храм не построишь. Приходится обращаться к добровольным жертвователям. Верим, что наша небесная покровительница – блаженная Ксения Петербургская – поможет в сем великом деле, как при жизни своей она помогала при строительстве Смоленского храма в Санкт-Петербурге. Пользуясь случаем, хотел бы обратиться к людям, имеющим доброе желание – быть в числе строителей и благоукрасителей – тех, за кого постоянно возносятся благодарные молитвы в храме. Особо хотел бы обратиться к тем, кто вкладывает средства в совместные проекты с Германией или живет здесь: вам представляется добрая возможность принести свою «десятину» Богу!

– Есть ли в Нюрнберге какие-нибудь христианские святыни?

– Нюрнберг – очень секуляризованный город, вдобавок испытавший на себе сильное влияние идей Мартина Лютера. Если даже и находят в какой-либо крипте саркофаги, то ни священники, ни экскурсоводы не уверены в том, что в нем сохранились мощи святого (как, например, в церкви святого Севастиана).

Великая христианская святыня «Золотое Евангелие», или «Кодекс Ауреус», из города Эхтернаха (сегодня – Люксембург), одна из самых драгоценных и дорогих в мире книг, была изготовлена в XI веке и находится ныне в Немецком национальном музее Нюрнберга.

– Вы живете в лютеранском городе. Как складываются отношения православных с лютеранами?

– Здесь, на Западе, уважают религиозные убеждения каждого человека, поэтому дружно сосуществуют различные религиозные конфессии. Православных никто не считает людьми второго сорта. К нам относятся с большим интересом. В нашем благочинии царит взаимопонимание, священники взаимодействуют во многих сферах с лютеранами и католиками. Мы, бывает, посещаем их мероприятия, и они, в свою очередь, приходят к нам в гости. Отношения строятся на уровне общения и взаимодействия. Например, мы арендуем храм у католиков, а для семьи я снимаю жилье в принадлежащем лютеранской церкви доме, оплачивая всего полцены за квартиру – по-братски. Лютеране приняли активное участие в устройстве трех моих сыновей в свою частную школу, которая считается одной из лучших в городе. Мы даже не платим за обучение детей, хотя эта школа платная. Вообще ситуация в Нюрнберге нетипична для всей Баварии. Если вся Бавария большей частью католическая, то Нюрнберг – центр протестантизма. Именно лютеране активнее влияют на нюрнбергскую жизнь, их приходов втрое больше, чем у католиков; к тому же в административном плане 2/3 католических приходов относятся к Бамбергской архиепископии, а треть подчинена епископу Айхштета. Это обусловлено, в частности, и историческими причинами. Франкония и центр этой некогда славной и самостоятельной области город Нюрнберг были присоединены к Баварии 200 лет назад по прихоти Наполеона.

– Известны ли случаи перехода лютеран в Православие?

– У нас на приходе есть несколько лютеранских и смешанных семей, которые интересуются нашей верой или уже перешли в Православие. История одной немецкой семьи интересна тем, что ее члены пришли к Православию через увлечение русской борьбой. Они часто бывали в России на разных соревнованиях, общались с нашими людьми, видели красоту и благолепие храмов и богослужений. Узнав, что в Нюрнберге, где они живут, имеется православный приход, они, предварительно пройдя этап вхождения в жизнь общины, перешли в Православие. Сначала, конечно, приходили ради интереса, а потом стали все чаще появляться на службах, сейчас же являются одними из самых примерных наших прихожан. А нашим чтецом является всемирно известный лютеранский богослов, профессор Карл Христиан Фельми, почетный доктор Московской духовной академии. Он принял Православие с именем Василий в честь своего любимого святого – святителя Василия Великого. Он очень активный прихожанин и хороший чтец. Причем он организует чтение на двух языках. К нам с любовью и удовольствием приходят на богослужения поставить свечи и послушать хор также один католический священник и один лютеранский.

– Как вы думаете, немцы осознают свои христианские корни?

– Думаю, что старшее поколение еще осознает это, а молодежь больше растворилась в этом секулярном мире. Осознание немцами своих христианских корней приходит, в большинстве своем, только на праздник Рождества и частично на Пасху. Удивляет еще и то, что практически все христианские праздники смешаны с нехристианскими традициями. Это и всем вам известные валентины, хеллуины и прочее. Я как-то в беседе с католическим благочинным сравнил проведение церковных праздников в российско-православной и западной традициях. У нас – богослужение, крестный ход, пение, благоговение. Здесь – карнавальные шествия, безудержное веселие, вместо икон и святынь несут какого-нибудь дракона, придавая празднику совершенно другой оттенок. К моему недоумению, католик встал на защиту такого традиционного «христианского» празднования. Отсюда и все проблемы. Традиции и обряды берут верх над духовными переживаниями человека. Такое же восприятие и таинств венчания и крещения. Или взять мою беседу с соседями по дому, где глава семьи (ныне уже покойный) – бывший главный лютеранский священник (своего рода благочинный) города Нюрнберга и ректор Тутцингской академии. Они искренне недоумевали со своими домочадцами, как можно почитать «какие-то иконы или статуи»: мы, мол, современные люди и понимаем, что никаких чудес не бывает! Это уже крайности протестантизма.

– Ваши прихожане – это в основном эмигранты из стран СНГ?

– Здесь живут немцы-переселенцы из стран СНГ, их родственники и близкие, составляющие смешанные семьи. Много студенческой молодежи и людей из России, работающих по различным контрактам. Кроме того, среди прихожан наших общин уже достаточно много коренных немцев.

– Встречались ли вам на немецкой земле счастливые эмигранты?

– Конечно! В частности, люди первой волны эмиграции, долго прожившие здесь и нашедшие на немецкой земле радость бытия. Бытия вдали от Родины, но вместе с ней духовно – в лоне Православной Церкви. Есть много добрых примеров и среди поздних переселенцев – наших современников. Это те люди, которые живут, полагаясь на благую и промыслительную волю Божию. Это помогает им не терять присутствия духа в самых экстремальных ситуациях, особенно тех ситуациях, какие испытывают каждого нового жителя Германии.

– Говорят, в эмиграции у людей усиливается вера. К ней прибегают даже те, кто на добровольно покинутой Родине когда-то причислял себя к атеистам.

– Да, у нас в России благодать, можно сказать, витает в воздухе, а здесь этого не хватает. Люди на Западе погружаются в какую-то вечную гонку и чувствуют, что им не хватает того духа, того воздуха, которым они дышали дома и который недооценивали. Вольно или невольно они приходят здесь к той мысли, что духовная составляющая является, оказывается, не просто пустым звуком. Именно поэтому можно утверждать, что многие в эмиграции приобретают свой новый религиозный опыт, многие же, приобретшие этот опыт на Родине, углубляют его. В храмах соотечественники находят свою Родину.

– Как бы вы охарактеризовали русскую эмиграцию в Германии?

– Многие люди приезжают уже воцерковленными, а многие – из того же Санкт-Петербурга, где на каждом углу есть храм, – совершенно неверующими, но ищущими. Из российской глубинки тоже приезжают «дремучие» люди. Здесь нельзя строить приходы по каким-то признакам и учитывать какие-то категории людей. У нас приход дружный, и мы принимаем в свои объятия всех без исключения наших соотечественников.

Здесь очень сильно развито среди людей чувство зависти и соперничества с оглядкой на то, как живут и чего достигли в эмиграции соседи. Такое лжесоревнование по немецким законам иногда приводит к негативным последствиям. К сожалению, еще немало людей, стремящихся жить именно так.

– А какие проблемы тревожат ваших прихожан?

– У людей те же проблемы, что и в России. Специфика в том, что у нас очень много смешанных семей. Не всегда и везде члены семьи понимают, почему именно в Церковь приходит их близкий человек. К тому же смешанные семьи здесь быстро распадаются. Духовный стержень, бывший у них на Родине, ослабевает или исчезает вовсе. Кроме того, здесь много проблем между подрастающими и взрослеющими детьми и их родителями, а также старшими членами семьи. Кроме того, конфликты между людьми разных поколений, языковой барьер и проблемы между людьми, имеющими разный менталитет. Все это отражается на общении, поведении и психике людей, их взаимоотношениях, в словах и выражениях по отношению друг к другу. Люди здесь более жестко закреплены в рамки требований общества, сами становятся более жесткими или грубыми. Меняется стиль их жизни и поведения, они становятся менее чувствительными и эмоциональными. Они принимают новые законы жизни, где можно на работе оговорить своего коллегу, что-то нашептать на него начальству. Другие становятся безразличными к судьбам людей. Взять чужое в магазине становится чем-то естественным.

– В проповеди одного священника вашего благочиния я услышал, что некоторые прихожане заняты поисками старцев за пределами Германии.

– По-моему, это общая болезнь многих как в России, так и в Германии: все хотят найти источник благодати, не замечая, что он может быть и где-то рядом с ними. Знаю случаи, когда подобные поездки-поиски заканчивались драматически. Такие «откровения», как скорое окончание мира, «наставления» о том, что невозможно проживание вместе под одной крышей с неправославным супругом, вообще невозможны жизнь и спасение на Западе, о вредности прививок и новых паспортов и т.п. – все это, вместо радости, приносит проблемы и скорби.

– Могут ли интегрироваться православные люди в немецкое общество?

– Да, но сохраняя свою личность и ее духовную составляющую. Сохраняя в семьях те традиции и устои, которые существовали на Родине. В то же время они должны стремиться быть достойными гражданами того нового отечества, которое они сами себе выбрали. Мне трудно понять, как это люди легко расстаются с родным языком, пренебрегают дружбой и родственными отношениями, своей верой – все в угоду скорейшей интеграции. Как я горько шучу, все доброе и ценное не пропустили через таможню на выезде.

– Отличается ли чем-то практика священнического служения на немецкой земле?

– Что-то есть общее, а что-то разнится. Здесь ощущаешь большую заботу и ответственность за прихожанина. Необходимо принять в приходе любого человека, невзирая на всякие субъективные о нем отзывы или другие причины. Если в России твой приход кто-то и покинул, то ты уверен, что он может найти другого священника или уйти в другой храм. Здесь выбор не богат: не в каждом городе имеется второй приход. Значит, здесь больше ответственности за человека. Если он ушел из прихода, то считай – он пропал, ибо без Церкви погибнет в этом мире.

Есть и другое. Иногда каждый новый прибывающий человек считает себя неповторимой личностью, способной свернуть горы. У нас зачастую приходы – приходы лидеров! А лидеры хотят быть на виду, во всем доминировать, требуют к себе особого отношения Если этих лидеров не подчинить общим приходским интересам, то приходы превратятся в этакую гремучую смесь! Да, да, не улыбайтесь.

– Испытываете ли вы и ваши прихожане ностальгию по оставленной Родине?

– У всех по-разному проявляется ностальгия. Лично я, как и многие прихожане, до сих пор не прерываю связь с Родиной. Представители нашего прихода в подавляющем большинстве своем добровольно решились на переезд в новые условия. Это не та – первая – эмиграция, которая оказалась здесь не по своей воле, которая оставила в России все и начала здесь жить заново. Наши современники решили, что им здесь, в Германии, будет лучше в материальном плане, лучше для их детей, внуков, то есть они были ответственны перед лицом своих близких. Немецкое общество и воспринимает их как поздних переселенцев, называя немцев по паспорту «русскими». Вряд ли можно назвать ностальгией печаль по прежним должностям на работе, налаженному быту, оставшимся сродникам и друзьям. Так, поностальгируют и – вновь бешеный ритм новой жизни. Жизни, которую они уже не хотят менять на прежнюю. Особенность нашего прихода еще и в том, что большую часть его составляют так называемые континентальные беженцы, а проще – еврейская эмиграция. Через их семьи прошла черта разделения, нового рассеяния. Многие родственники живут в Израиле, в США, в Канаде и т.д., многие остались в странах бывшего СССР. Потому они используют позволенные немецким законодательством возможности для постоянного общения и посещения друг друга. И уже в пословице «В гостях хорошо…» понимается, что «лучше» – это в Германии с ее государственной защитой и поддержкой.

Что касается лично меня, то ностальгия обуревает человека, который начинает сожалеть о чем-то потерянном, себя же я здесь потерянным не чувствую. Начнем с того, что я здесь на время – в длительной командировке, потому мои мысли не заняты постоянными сравнениями и далеко идущими планами. Во-вторых, у меня очень большая загрузка, то есть я здесь востребован, что приносит моральное удовлетворение и отгоняет уныние – предтечу ностальгии. В-третьих, меня поддерживает семья: моя малая семья – супруга и дети (как, впрочем, и я их) и большая семья – несущая свое служение в нашем Отечестве. Ведь я из многодетной священнической семьи – третий из восьмерых детей, потому поддержка сродников для меня не «пустой звук», а великая сила. И еще одну семью нужно упомянуть, я бы ее на первом месте поставил по значимости для себя как священника – это наш приход. Я уже упомянул о своей большой загруженности, связана она именно с моим пастырским послушанием. В приходе мы не на словах, а на деле становимся одной большой христианской семьей, что очень важно в эмиграции. Именно общение и единение в духовной семье прихода – главное средство от ностальгии.

– Как и где после литургии общаются прихожане? На трапезе?

– В большинстве своем – во время трапезы. Также активно общаются – чему я был приятно удивлен – родители и сродники детей, посещающих занятия нашей воскресной школы. Не только во время уроков, когда родителям нужно чем-то себя занять в ожидании детей, но и после – во время часто устраиваемых совместных чаепитий с обсуждением насущных вопросов и проблем. Все-таки более 40 детей трех возрастных групп приходят на занятия. Что касается совместных трапез, то существует церковное выражение: «Трапеза – это литургия после литургии»; в то же время они имеют как положительные, так и отрицательные моменты. Существует опасность деления людей на «своих» и «чужих», «старожилов» и «позднее пришедших», опасность возникновения упреков: одни, мол, приносят какие-то продукты, а другие – ничего. Платных трапез, какие бывают в некоторых других приходах, мы не имеем и даже не можем представить, как это можно продавать стакан вина за 1 евро, а тарелку с каким-либо блюдом за 4 или 7 евро. Люди приходят на трапезу не за тем, чтобы вкусно или бесплатно поесть, а познакомиться и пообщаться друг с другом. Жизнь «в рассеянии» требует такого общения. Без него здесь трудно. Таким общением мы украшаем обычно великие праздники, поскольку каждое воскресение мы просто не имеем возможности все это сделать красиво – в силу неприспособленности к этому арендуемого нами храма: в нем нет даже туалета, например.

Важной формой общения я считаю посещение семей. Я призываю всех не стесняться приглашать меня, а лучше – всю мою семью по поводу различных радостных или печальных моментов, происходящих в жизни той или иной семьи. Также приглашаются семьи других прихожан. Происходит совместное неформальное общение, что позволяет многим открыть для себя что-то новое, явить себя с новой стороны, почувствовать, что ты не в одиночку спасаешься и переживаешь свои житейские горести и радости, а вместе с теми, кто живет в таких же условиях, молитвенно поддерживает тебя, успевая позаботиться и о «хлебе насущном», и о вечном.

– А как живется в Германии православной молодежи?

– Многие дети здесь беззащитны, поскольку их родители приехали в страну на заработки. Причем мамы и папы ищут себе не одну, а несколько работ, набирают себе, как здесь называют, «чернушек», то есть неучтенных в налогах работ «по-черному». О детях своих подчас забывают, а когда через какое-то время спохватываются, то замечают, что сын или дочь уже так вымахали ростом и тако-о-е вобрали в себя, что они бы им никогда не пожелали и не хотели в них видеть. Поэтому большое число молодых людей из числа наших соотечественников оказываются в немецких тюрьмах или за разные правонарушения находятся на учете в полиции. Случаи воровства, наркомании и алкоголизма среди наших подростков достаточно часты. Даже представители властных и правоохранительных структур обращаются в отчаянии к нам, священнослужителям, столкнувшись с новым феноменом – подростковой «русской» преступностью. К сожалению, родители приходят в церковь и обращаются к священникам уже тогда, когда ситуация вышла из-под их контроля. У многих детей здесь великая гордыня, а многие вообще не имеют авторитетов ни среди родителей, ни среди священников. Так что в деле православного воспитания родители и священнослужители испытывают большие трудности. Вновь хочется подчеркнуть важность отношения в семье к совместной церковной молитве, того, каков в этом случае пример родителей. Как я не устаю напоминать нашим прихожанам, особенно состоящим в смешанных браках: «Православие не доказывается, а показывается!».

В нашем благочинии, как и во всей епархии, на приходах образованы молодежные объединения, которые активно взаимодействуют друг с другом и координируют свою работу со специально созданным епархиальным отделом. Будем надеяться, что такая работа принесет свои плоды уже в ближайшем будущем.

– Имеются ли в Нюрнберге еще, кроме прихода, «русские точки», где также встречаются и общаются наши соотечественники?

– По статистике в Нюрнберге проживают 58 тысяч русскоговорящих, среди которых естественно не только русские и не только православные. И мне хотелось бы немного уклониться в сторону от поставленного вопроса. Дело в том, что наш приход дружит с немецко-русским культурным центром Ретенбаха (название района города. – А.Х. ), ориентированным на работу с подрастающим поколением. Эта дружба выражается, в частности, помощью педагогическими кадрами, оказанной нашей воскресной школе, помощью при проведении традиционных рождественских елок для детей. В центр в течение недели приходит около 600 (!) детей разного возраста из всех районов города. Почему я об этом особо упомянул? Дело в том, что мы планируем строительство будущего храма как раз рядом с этим центром, что позволит активнее сотрудничать во внебогослужебное время. Теперь по сути вопроса. В Нюрнберге существует много клубов и объединений по интересам, вернисажей и выставок.Много еврейских клубов. Имеются, конечно, «русские магазины». Книжные магазины, врачебные кабинеты, турбюро, рестораны, дискотеки. Идет активное интернет-общение: есть своя группа на общегерманском форуме. Все это, а также многое другое создает внутренний «русский» мир Нюрнберга. Наша Церковь – важная составляющая этого мира, пользующаяся уважением большинства, в том числе и неправославного русскоязычного Нюрнберга. И в этом не столько наша заслуга, сколько дань уважения нашей великой и многострадальной Церкви!

– В Германии в интернете много приходских сайтов. На какие из них вы чаще всего заходите?

– Захожу в основном на новостные церковные сайты, имеющиеся в России. Заглядываю и на наши сайты, но там мало появляется новостей. С интересом читаю и сайт «Православие.Ру», но хотел бы высказать одно замечание: слишком уж непропорционально освещается жизнь двух наших епархий в Германии: почему-то в последнее время приоритет отдается материалам о деятельности РПЦЗ.

– Батюшка, вы заметили, что русскоязычные нюрнбергские газеты пестрят объявлениями всяких колдунов и ведьм, переселившихся из стран СНГ?

– О, этой нечисти здесь хватает! Очень многие люди как раз приходят к нам в храм от этих гадалок и колдунов. Я их сразу чувствую: они просят столько-то свечей, ищут конкретные иконы… Понимаю, что они посланы теми, кто платно оказывает им «помощь». Провожу разъяснительную работу, но выбор остается все-таки за самими людьми. Конечно, ведьмами движут не добрые дела. Они владеют шарлатанским искусством обманывать людей и зарабатывают этим деньги. С людьми, побывавшими у колдунов, очень трудно бывает общаться, тем более им что-то советовать или рекомендовать. Еще более трудно поставить их на верный путь. Они готовы заплатить колдунам, чтобы получить от них все и сразу. Причем некоторые даже не задумываются о цене за колдовские услуги.

Кстати, коренные немцы тоже падки на сеансы всяких приезжих колдунов. Приехал один «целитель» из Бразилии в Кассель. Он установил в поле так называемую «очистительную палатку», пройдя через которую люди якобы могут очиститься. Но с одним условием: положить у входа в палатку в специальную кассу 50 евро. Неплохо?! И люди шли с целью «очиститься» и избавиться от внутренних проблем.

– Вы мыслите себя в качестве священника-эмигранта на немецкой земле?

– Я нахожусь в Германии в командировке и не думаю о каких-то сроках пребывания в этой стране. Уеду или останусь? Такой вопрос я не задавал себе. Затрудняюсь ответить, могу ли я себя представить в качестве эмигранта и жить вне России. А если придется возвращаться, то хотел бы передать мой приход какому-нибудь доброму пастырю-единомышленнику. В любом случае, я целиком и полностью полагаюсь на благую и промыслительную волю Божию, которая выражается, в том числе, и через решения Священного Синода нашей Церкви.

– Что бы вы посоветовали тем священникам, кто тоже хотел бы с Божией помощью служить в одной из стран Дальнего Зарубежья?

– Не ожидать беззаботной жизни, особенно на первых порах: будут и бытовая неустроенность, проблемы с устройством на учебу детей и лечебным страхованием и прочие. Мы получаем поддержку от Московской Патриархии, но основная финансовая нагрузка по обеспечению нормальной жизнедеятельности ложится на приход. Большие проблемы возникают и от того, что у прихода отсутствуют помещения для служения и внебогослужебной деятельности. Кроме того, надо учитывать, что семьи прихожан живут далеко друг от друга. Священник должен знать язык страны пребывания на уровне элементарного общения, иметь большое терпение в общении с прихожанами. Здесь все на виду, ничего нельзя утаить от прихожан, даже если живешь в большом городе, потому невозможно быть в быту одним, а в церковной жизни – совершенно другим.

– Есть ли у вас какое-нибудь заветное желание?

– По-моему, как и у всякого священника, мое самое заветное желание – чтобы после моего служения продолжилось существование и развитие прихода. Хотелось бы видеть его с развернутой инфраструктурой: детским садом, школой, библиотекой, домом престарелых, православным кладбищем, то есть опекающим человека «от купели до погоста». И, самое главное, для этого в Нюрнберге есть все предпосылки!

Наш приход носит имя блаженной Ксении Петербургской, а имя Ксения означает «чужестранка», «странница». Мы здесь ощущаем себя не временщиками-иностранцами, а, скорее, – по значению имени святой – православными посланниками. Мы не чувствуем себя людьми второго сорта и живем здесь, чтобы привнести свою православную культуру в то общество, которое, как я считаю, нуждается в такой духовной прививке. Она позволит гражданам Германии в ближайшем будущем посмотреть другими глазами на свою историю, сберечь и преумножить великие ценности христианской культуры.