Семья Фирст: выбор сделан

Семья Фирст

Мы стоим на высоком обрывистом берегу Волги – левом, степном. Переменчивый цвет воды, то небесно-синий, то зеленовато-сизый, местами белые барашки. Поток августовских облаков. Противоположный берег, правый – такой же высокий, местами поросший лесом. Хруст сухой полыни под ногами. В пяти-десяти метрах от берега среди камышовых островков из желтоватой воды торчат головы местных коров: они объедают камыш, потому что траву на суше сожгла засуха. Образом жизни своей эти коровы напоминают бегемотов.

За моей спиной кричит осел. Его зовут Фридрих, потому что раньше он жил в городе Покровске, до сих пор, к сожалению, носящем имя Фридриха Энгельса. Теперь ослика забирают в город, на территорию Троицкого собора, лишь раз в год, на Рождество – для организации рождественского вертепа, а всё остальное время он оглашает своими острохарактерными воплями волжскую Яблоновку – село в Ровенском районе Саратовской области. Лучший друг Фридриха – семилетняя Даша, младшая из шести детей Эдуарда (в крещении Георгия) и Екатерины Фирст.

Река Волга

– Даша у нас – ровесница храма, – говорит ее папа, – она родилась, и мы начали строить храм Серафима Саровского.

Даша – ровесница храма: она родилась, и мы начали строить храм Серафима Саровского

Храм еще недостроен – средства ограничены, ведь Фирсты строят его практически за свой счет, правда, пользуясь помощью друзей. А сверхдоходов у них нет: обычное крестьянское хозяйство, четыре коровы, козы, гуси, куры. Но богослужение в Яблоновке уже совершается и всегда собирает жителей всех окрестных сел. Совсем недавно, на Серафимов день, Литургию в недостроенном храме служил владыка Пахомий, епископ Покровский и Николаевский.

Вокруг храма разбит уже маленький парк, каждый саженец защищен дощатым заборчиком.

– Почему, – спрашиваю я Эдуарда-Георгия и Екатерину, – вы не остались в Германии? Вы ведь жили там вполне благополучно. Там родились ваши старшие дети, там вы пришли к Православию, и возможность посещать православный храм у вас там была… Что заставило вернуться в Россию?

Храм Серафима Саровского в Яблоновке

Но прежде, чем мы услышим ответ Эдуарда и его супруги, необходим маленький исторический экскурс. В 1762–1763 годах императрица Екатерина предоставила своим соотечественникам-немцам право заселять и осваивать обширные степные земли на левом берегу Волги, причем на весьма льготных условиях. Так образовалась волжская немецкая диаспора, сохранявшая язык, культуру, жизненный уклад, лютеранскую и частично католическую религию на протяжении двух (без малого) веков. После революции вплоть до августа 1941 года существовала Автономная республика немцев Поволжья. Но в том тяжелейшем августе она была ликвидирована Указом Президиума Верховного Совета СССР – из опасения измены в условиях войны с Германией. Все немецкое население за одни сутки было погружено в эшелоны и расселено по всей нашей азиатской территории – от Камчатки до Средней Азии. Конечно, для немцев-волжан это был путь скорби: многие из них погибли в лагерных условиях так называемой трудармии, многие жили с незаживающей раной в душе: ведь их сделали виноватыми перед Родиной, потенциальными предателями без всякой вины, только за немецкую кровь. После войны возвращаться в Поволжье немцам долгое время не разрешали, и большинство укоренилось там, куда было выселено. Вплоть до развала Советского Союза в Сибири, в Казахстане, в Киргизии существовали села, совхозы и колхозы, в которых немецкая речь слышалась гораздо чаще, чем русская. Но в 1990-х годах, после окончательного крушения надежд на возрождение Немецкого Поволжья^[1], большинство российских (или, скажем так, советских) немцев предпочло выехать «на родину предков» – в Германию.

Семилетняя Даша, ровесница храма

Среди тех, кто решил покинуть постсоветское пространство и начать жизнь с чистого листа, оказались и наши герои – Эдуард и Екатерина… тогда еще совсем молодые и не знавшие друг друга: Эдуард вырос в Алма-Ате, Катя на Алтае. Познакомились они уже там, в Баварии, в лагере для перемещенных лиц. Да, начинать тамошнюю жизнь было трудно: Эдуарду, окончившему военное летное училище, пришлось работать грузчиком… Но потом все наладилось, он получил техническую специальность, стал прилично зарабатывать, у них с Катей родились дети: Рихард, Штефан, Мария, Ангелина…

Возвращаемся к нашему вопросу: что же заставило покинуть чистый, ухоженный и вроде как по-доброму встретивший их фатерлянд, предпочесть заволжскую степь и крестьянский труд без выходных и отпусков?

– Клетка эта надоела, – усмехается Эдуард, – золотая…

– Что за клетка?..

– Клетка означает, что тебе и твоим детям предоставляют одну-единственную дорогу, и вы должны идти только по ней. В первом классе наших детей ведут на экскурсию в морг; в третьем начинается сексуальное просвещение, совершенно откровенное, с картинками; а в старших классах практика, манипуляции с бананами, вы понимаете…

Там в первом классе детей ведут на экскурсию в морг, в третьем начинается сексуальное просвещение

Дочь одного нашего знакомого, тоже приехавшего в свое время из России, приходит из школы домой – и плачет, не может никак успокоиться. Отец спрашивает, что случилось, – «Папа, меня заставляли вот это сделать». Отец в школу – а ему там грозят ювенальной полицией: неправильный папа, некомпетентный, а не забрать ли у него детей. Ювенальной полиции там все боятся, а подростки очень быстро понимают, что этим можно манипулировать.

В разговор включается Екатерина – рассказывает о том, что произошло в семье ее родственника:

– Папа не пускает девочку гулять после десяти вечера, что для нас вполне естественно, а там – не смей нарушать права ребенка. Девочка сама себе наставляет синяков и звонит в ювенальную полицию: «Меня бьет отец». Полиция тут же приезжает, изымает девочку из семьи и помещает в приют при католическом монастыре. Там у нее отбирают телефон – якобы для того, чтобы родители не терроризировали ее звонками. Потом выясняется, что ей уже нашли приемных родителей. Мой родственник добивается возвращения дочери в семью, доказывает, что ни в чем не виноват, и слышит в ответ: смотри, чтобы мы остальных детей у тебя не забрали. А у них с женой четверо! Что делать?.. Мама этой девочки звонит мне: «Катя, молитесь!..» Мы стали молиться, и эта история, хоть и не сразу, но как-то разрешилась…

Разрешилась она, впрямь, не сразу: девочка одумалась, сама позвонила родителям и сказала, что хочет вернуться домой. Ей дали возможность вернуться. Но истерики и манипуляции продолжались… до тех пор, пока все семейство не крестилось наконец в Православной Церкви по настоятельной просьбе и молитвам Екатерины, которая стала восприемницей трудной девочки, жертвы «прав ребенка». Сейчас эта девочка уже сама стала мамой, она верующий человек и, кстати, задумывается о том, чтобы вернуться в Россию вслед за крестной. А тогда эта история и наших героев подтолкнула к тому, чтобы начать потихоньку собирать вещи.

Когда Эдуард, Екатерина и их близкие оформляли документы на въезд в Германию, они все писали в графе «религия» – «евангелик». Для старшего поколения это был способ самоидентификации: «Мы – не русские, мы – другие». Родители Екатерины далеко не сразу приняли ее решение – войти в Русскую Православную Церковь. А как же все это вышло?.. У Фирстов было уже три старших мальчика, когда Катя услышала от врачей страшный диагноз, к счастью, не подтвердившийся.

– А когда беда – куда бежишь? К кому? К Богу, конечно. И сразу очень хорошо понимаешь почему-то, где Его надо искать.

Когда беда – куда бежишь? К Богу, конечно. И сразу понимаешь, где Его надо искать: в Православной Церкви

Ближайший православный храм – во имя Святой Живоначальной Троицы и в честь Феодоровской иконы Божией Матери – был в 450 километрах от их дома, в городе Падерборне. Протоиерей Сергий Ильин крестил Екатерину (Эдуард был крещен в детстве, но ни о каком воцерковлении тогда и речи не было) и стал духовным отцом обоих супругов. Потом Эдуард и Екатерина крестили всех своих детей… а через несколько месяцев приняли крещение и Катины родители, и ее братья. Чужбина вообще подвигает человека к поиску духовного Отечества:

– Тогда, в 2001 году, в приходе у отца Сергия было меньше десяти человек, а сейчас у него там – больше 500.

У Екатерины, выросшей, в отличие от мужа, в селе, была еще она причина желать возвращения: она не хотела, чтобы ее дети проводили жизнь за компьютером, не зная труда на земле, не умея ничего делать руками, не ведая, откуда берутся, как достаются молоко, творог, яйца и яблоки. Сейчас такой проблемы нет – все дети семьи Фирст умеют все необходимое: подоить коров и коз, прополоть грядки, приготовить обед. Девочки пекут дивные пироги, мальчики (вернее, уже молодые люди) постоянно работают на стройке храма: наемная бригада делала только железную крышу, все остальное – своими руками.

– А почему вы решили строить храм?

– Мы ехали сюда уже с решением его построить.

Из Германии Фирсты привезли мощевик с частицами мощей древних святых, в том числе и апостолов. Частицы эти были выкуплены на европейских аукционах – на средства, собранные прихожанами храма в Падерборне. Постоянно хранить мощевик в храме пока невозможно, но во время богослужений он всегда там. В присутствии святых пасть духом и не довести дело до конца – просто невозможно:

– У нас одно правило: всегда помнить, что дороги назад для нас теперь нет.

Однако храм построить мало. Нужно еще, оказывается, работать с людьми – чтобы было из кого создать приходскую общину. Храм Серафима Саровского – а многие в селе даже не знали, кто это такой… Поэтому семья Фирст готовит и проводит церковные праздники в местной школе-девятилетке:

– На первое же наше Рождество собралось больше ста детей со всех окрестных сел, половина из этих детей – мусульманские, но с каким интересом они смотрели и слушали!

Но последнее Рождество оказалось для семьи очень трудным: вот здесь, в Серафимовской церкви, стоял гроб с телом Катиной мамы Фаины, которая очень ждала освящения храма, надеялась приехать… Но умерла в Германии, и дети сумели быстро доставить ее на Родину.

Заботы семьи – не только крестьянское хозяйство и строительство храма. Семья Фирст – надежда и опора прихода в соседнем селе Приволжское и его настоятеля иерея Артемия Добрынина: Екатерина поет на клиросе, Эдуард – алтарник, к тому же он отвозит после службы на своей машине домой прихожан из села Степное. Супругов Фирст хватает на все, они во всем спокойны и упорядоченны как истинные немцы… И открыты сердцем как русские. Может быть, поэтому они всегда, в любой вставшей перед ними проблеме находят помощников – подчас самым неожиданным образом. Не хватало денег на железо для крыши – нашелся человек, который заплатил. Некому было перерабатывать огородную продукцию – подключились бабушки из прихода в Приволжском. Екатерина не сомневается, что православные верующие – это единая семья, в которой, как и в любой семье, случается всякое, но из которой не уходит любовь, которая не бросит человека в беде…

Православные верующие – единая семья, из которой не уходит любовь

– Когда мы уезжали туда, в Германию, – вспоминает Екатерина, – папа говорил: едем на родину предков. Но теперь я понимаю – и он понял, наверное, – что настоящая наша родина – здесь.

Я встречала много людей, убежденных, что из России надо «сваливать как можно скорее», и именно в этом видевших цель своей жизни. Я отнюдь не утверждаю, что все уехавшие об этом теперь жалеют. Жалеют далеко не все. Многие вполне довольны и гордо пишут об этом в соцсетях. И не надо, наверное, этих людей осуждать: любить не заставишь. И верить не заставишь. И созидать вопреки всему – тоже не приневолишь. Это свободный выбор каждого человеческого сердца. И когда супруги Фирст говорят, что у них нет выбора, – это означает, что выбор уже сделан.