Бег на месте

Имя героя и некоторые обстоятельства его жизни изменены.

Егор казался мне удивительным человеком. Однажды пришел в Центр помощи тяжелобольным детям как волонтер, а через несколько лет уволился со светской работы и оформился в Центре штатным сотрудником. Помощь больным детям стала его основным занятием и главным наполнением его жизни. В свободное время, которого оставалось немного, Егор подрабатывал парикмахером на дому. Я наблюдала за ним со стороны и думала, что вот так и спасаются люди – посвящая себя почти без остатка ближним.

Помощь больным детям стала его основным занятием и главным наполнением его жизни

Спустя определенное количество лет с Егором произошли заметные перемены. Наполнение его жизни оставалось тем же, только в храм он почти перестал ходить. Помрачнел, прежней легкости в общении уже не было. «Синдром выгорания», – поверхностно определила я. Как-то в гостях у общих друзей мы разговорились, и внезапно Егор стал вспоминать свою прошлую жизнь.

Он был военнослужащим в небольшом провинциальном городе. Встретил однажды девушку – неказистую, необаятельную. У нее и друзей почти не имелось: не получалось подружиться – люди избегали такую дурнушку и посмеивались над ней. Ее одиночество и неприкаянность тронули сердце Егора. Он часто думал о ней, гадал, как помочь, а потом взял и сделал ей предложение. И девушка с изумлением и радостью его приняла.

Вскоре у супругов родилась дочка. И все было бы хорошо, но в 1990-е армия разваливалась, семью кормить было нечем, поэтому на семейном совете приняли решение, что Егор поедет в Москву поискать работу. Если сложится, то и семья потом к нему переедет.

В столице Егора захватили клубы, новые приятели, новые развлечения. После скучного провинциального города, после строгой военной дисциплины он вдруг дорвался до неудержимого «праздника жизни», как он тогда ему представлялся. Казалось, что все пороки доступны и приятны, и Егор попробовал их все. И словно Рубикон перешел – вернуться к прежнему уже не мог.

Сколько-то лет он терся в тусовке, выучился на парикмахера, проводил время праздно. С женой и дочерью не общался. Совсем. Он не сообщил жене о том, что уходит из семьи, – просто исчез. «Почему?» – спрашивала я. Почему?! Он не знал. Может, было стыдно. Не знал.

Спустя годы в душу вернулось беспокойство. И даже его спасительная, душеполезная, богоугодная деятельность больше не приносила мира

И даже воцерковившись, Егор не связался с женой. Изменил образ жизни, регулярно посещал службы, исповедовался и причащался, но оставался исчезнувшим мужем и отцом. Вероятно, содеянное давило на совесть, поэтому он решил творить дела милосердия – сначала в свободные часы, а потом сделал это своим основным занятием. На какое-то время душа Егора поутихла, но спустя годы вернулись маета и беспокойство. И даже его спасительная, душеполезная, богоугодная деятельность больше не приносила мира. В тот период и помрачнел Егор, и дело было совсем не в синдроме выгорания. Он почти перестал ходить в храм – появлялся редко, на большие праздники. Не понимал, почему ему так плохо. Не знал, в какую сторону идти.

На том мы с ним и расстались. Как сложилась дальнейшая жизнь Егора, мне неизвестно, но я до сих пор не могу забыть его рассказ. Я думаю о том, что горы добрых дел пропадут втуне, если не принести деятельного покаяния за одно злое дело. Что душа человеческая – не бухгалтерская книга, где можно убыток в одной сфере восполнить прибылью в другой. Не так сводят дебет с кредитом в жизни духовной. И как это страшно, и как поучительно. Скорее всего, Егор раскаивался в содеянном, но произнести это на исповеди оказалось недостаточно. И много раз произнести на исповеди – недостаточно. Требовалось действие по отношения к тем, кого он обидел, предал, и как раз на это действие сил души не хватило. Он словно бежал на месте, недоумевая, почему не может попасть туда, куда стремится. Бежал, прикованный цепью, не умея ее разбить.