«Хоть я и ржавая проволока…»

Напутствие на Великий пост

Начинался Великий пост… Казалось бы, самое время сказать как можно больше назидательных слов людям, пришедшим в монастырь. Но отец игумен не стал говорить долго и красноречиво. Проповедь была предельно простой и лаконичной.

Я слышала уже так много проповедей о посте, молитве, покаянии… А как сотрудник православных СМИ читала столько, что и не сосчитать. Но это напутствие на Великий пост до сих пор греет душу по-особенному. Давно это было, и память не сохранила всё дословно, но не беда – сердце и разум хранят суть сказанного.

«Христиане, – сказал тогда отец игумен, – пришло особое время – время покаяния. Церковь зовет нас отвлечься от суеты, подумать о себе и вглядеться в свою душу: сколько там добра и сколько зла. Так потрудимся же сделать это!»

Если не выдержал и согрешил – покайся. Еще раз не выдержал – снова покайся. И так всю жизнь…

А дальше… Дальше, печально вздохнув, он призвал верующих помнить, что Великий пост, собственно, не такой уж и великий – 40 дней пройдут слишком быстро. И не надо думать, что за это время мы успеем покаяться во всём и полностью избавиться от греха. Мы будем продолжать грешить, мы не сможем не грешить, и в этом – горькая правда жизни. Только не стоит унывать. Лучше – надеяться. Если не выдержал и согрешил – покайся. Еще раз не выдержал – снова покайся. И так всю жизнь…

В общем, человек, не обманывай себя надеждой на полное исправление, но и не теряй надежды на Бога, на Его прощение. Даже надежда – такая разная бывает!

Кто дышит ею, живет…

В тот вечер я молилась с болью, с безмолвным плачем – чадо мое неразумное, родная моя дочурка отказалась пойти на вечернюю службу, а ведь завтра – ее именины. Ну, конечно, просила, уговаривала ее. И кажется, терпеливо, мягко… Кажется… Так хотелось, чтобы в храме побыла, завтра ведь в школу с утра – в храм уж точно не успеет. Но нет. Только расстроилась и ее расстроила, завела. В общем, мирно и полюбовно не вышло.

Ну, почему так часто «хочешь как лучше, а получается как всегда»? С чадами нашими так сплошь и рядом. И как тут сохранить равновесие, чтоб не переборщить со своей родительской властью, не задавить ею и в то же время подвигнуть их – малых и неразумных – в нужном (и хочется верить – благом) направлении? Балансируешь, Господи, напрягаешься, хлопочешь – и снова ошибаешься, и снова казнишь себя, что не удалось, не получилось, не сбылось. В итоге – и ты в тоске-печали, и чадо твое из нескольких вариантов поведения выбирает именно тот, которого ты так хотел избежать.

Вот с этой болью молилась я тогда про себя, в душе, и читала вслух на клиросе положенные в тот день псалмы. Было у меня такое благословение – читать на службе вместе с уставщиком то, что он доверит.

«Доколе, Господи, забудеши мя до конца? Доколе отвращаеши лице Твое от мене? Доколе положу советы в души моей, болезни в сердце моем день и нощь?» (Пс. 12: 2­–3).

Как же близки, созвучны были сердцу в тот момент строки древних молитв, где душа человеческая печалуется пред Творцом, плачет перед Ним о своих скорбях и нуждах и, словно до предела натянутая струна, устремляет в Небо вопрос: «Как быть?!» И даже не проговаривает его, а томится и воздыхает чем-то невысказанным, неосознанным, но таким желанным и нужным, без чего, кажется, и не жить…

«…мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим. 8: 26).

Душа должна сама заговорить с Богом, уловить тот таинственный язык, на котором можно говорить с Ним, и… услышать Его ответ

Слова и поучения порой оказываются бесполезными в стремлении матери донести до своего чада ее тревоги и опасения, ее желание оградить дитя от искушений и заблуждений, от лени и несерьезности в отношении той же молитвы. Слова… Конечно, можно и нужно учить молитве. Но душа должна сама заговорить с Богом, найти, нащупать, уловить тот единственный, таинственный язык, на котором можно говорить с Невидимым и Непостижимым, и… услышать Его ответ.

А еще знание этого языка дает возможность расслышать, когда другой человек горячо, из глубины, всем существом своим взывает к Небу. Пусть он повторяет только краткое «Господи, помилуй» или совершенно безмолвно, без единого слова находится рядом с тобой, или несколько тысяч лет назад где-то там, далеко, за тридевять земель от тебя, произнес:

«Услыши, Господи, правду мою, вонми молению моему, внуши молитву мою не во устнах льстивых» (Пс. 16: 1).

Мы все пытаемся говорить с Отцом Небесным – молиться. Даже многие атеисты хоть раз в жизни в момент внезапной опасности или, напротив, от переживания глубокого счастья в порыве чувств восклицали: «Господи!» Но кто способен услышать и прочувствовать напряжение и горячность не своей, а чужой молитвы? Пожалуй, только тот, кто хорошо знает этот сокровенный язык общения с Невидимым, но Вездесущим.

В тот раз я молилась с болью, с безмолвным плачем. И когда после службы спустилась с хоров, ко мне подошла одна прихожанка – всегда такая тихая и молчаливая. Подошла, чтобы сказать: «Спасибо тебе за молитву». И все. Только простое и искреннее слово: «Спасибо за молитву». Не за дикцию, не за громкость чтения или еще что-либо. Она услышала и поняла, что в тот вечер томилась и тосковала моя душа, и как будто хотела этим словом утешить. Думаю, именно так – утешить, что все будет хорошо и по слову Давида-псалмопевца:

«Услышит тя Господь в день печали, защитит тя имя Бога Иаковля» (Пс. 19: 1)

Теперь, спустя много лет, эта прихожанка – тихая и молчаливая монахиня. И в ее случае это так логично и закономерно. Ведь кто способен услышать и прочувствовать напряжение и горячность чужой молитвы? Только тот, кто постоянно говорит с Богом, кто неразлучен с молитвой, кто дышит ею, живет.

Ржавая проволока

Один епископ любил повторять: «Я хоть и ржавая проволока, но и через меня иногда течет ток». Увы, это так: все мы, трудящиеся на церковных послушаниях, в той или иной мере покрыты ржавчиной греха. Но слово или дело, полезное человеку, с которым свел Господь, иногда сквозь нас все же просачивается и помогает.

Это волнующее чудо – быть проводником Божиим и видеть, как кто-то рядом с тобой получает утешение

По душе мне эта присказка: помогает не забывать о своей ущербности и не гордиться, коли похвалят. И в то же время всегда есть надежда, что Господь по молитве в нужный момент вдохновит и дарует слово и сострадание. Это волнующее чудо – быть проводником и видеть, как кто-то рядом с тобой получает утешение. Ведь и сам ты этим утешаешься.

Только однажды в больнице один атеист озадачил меня другим образным примером. «Ржавчина, конечно, не заразна для человека, – согласился он. – А что если сравнить наше общение с капельницей? Хорошо если игла и раствор лекарства в ней стерильные. А если нет? Если туда попала инфекция? Выходит, что это будет не лечение, а вредительство!»

А ведь в чем-то он прав. Бывает и такое, когда говорим от себя. «Errare humanum est» – человеку свойственно ошибаться. И ошибаемся, и заблуждаемся. Ведь только иногда через меня течет ток. Но все-таки течет.

У пропасти

Сестра Светлана улыбалась. Не скрывая своего воодушевления, она рассказывала отцу Владимиру о вчерашнем визите в отделение. Да и как не радоваться? В этот раз так много больных захотело поисповедоваться и причаститься.

– Вот только мужчина в седьмой палате… – тон ее голоса изменился. – Столько горечи в нем накопилось, столько обиды на жизнь. Не пробиться, ни слова о Церкви слышать не хочет – весь «в шипах». А так хочется ему помочь, до сердца достучаться, словом теплым согреть! О Боге рассказать, что нет в Нем никакого зла, жестокости – ни капли!

Отец Владимир слушал молча.

– В следующий раз постараюсь снова… Сначала помолюсь, конечно. Надо же побороться! Правда? Но что я? Хорошо бы ему книгу мудрую подыскать, святыми отцами написанную. Вот же буквально сегодня прочитала: «Оказавшись над пропастью погибели, человек, имея свободную волю, может прислушаться к голосу праведников, а через них – к голосу самого Бога и остановиться».

Здесь отец Владимир внезапно прервал сестру милосердия:

– Подожди… Представь себе человека, стоящего на краю пропасти. Только стоит он к ней спиной. Ведь такие, как этот, не видят, что стоят у края… А ты видишь. Если погорячишься, сделаешь резкое движение в его сторону или за руку схватить попытаешься, что будет?

«Выходит, желая помочь, я могу навредить?!» – «Выходит. Душа не терпит насилия»

– Что, батюшка?

– Да напугать его можешь, и он отшатнется…

– И упадет… Выходит, желая помочь, я могу навредить?!

– Выходит. Не надо горячиться, Светочка, и спешить. Душа не терпит насилия.

Сестра Светлана растерянно улыбнулась:

– Спасибо, батюшка. Я о таком… Я так… Такая мысль ни разу мне не приходила.

Благословив сестру милосердия и пристально глядя ей в глаза, отец Владимир добавил:

– Не навреди, сестра, не навреди.

Победа

Полина прошла всю Великую Отечественную – с первых дней до последних. Чего только не повидала! И хоть накануне смерти своей крайне ослабела, оставалась жизнерадостной – воистину сильна была духом.

Когда она умерла, вспомнилось, как однажды в больничной палате, взяв меня за руку, сказала: «Знаешь, что значит слово “победа”? После великой беды!» А ведь в этих словах весь путь христианина в этой жизни: «В мире скорбны будете». Но «претерпевший до конца спасён будет»!

Горький и страшный опыт войны открыл Полине ту истину, которую мы, христиане, не раз читали в Священном Писании. Но одно дело прочесть, другое – прожить. И как научиться верить в победу, когда горести окружают со всех сторон, когда кажется, что нет им конца?!

Победа Полины свидетельствует – можно. А наше земное существование – это тоже своего рода война. Только «брань наша не против крови и плоти… но против духов злобы поднебесной».

Ум и сердце

К пещере, где родился Христос, пришли по зову ангела пастухи, наверняка знавшие только одну грамоту – как пасти овец. И пришли туда вослед рождественской звезде волхвы, исполненные всякой человеческой премудрости.

Наш многознающий современник зачастую идет путем разума в поисках Истины, и ему недостаточно простого и искреннего: «Бог есть»

Наш многознающий современник зачастую идет путем разума в поисках Истины, и ему недостаточно простого и искреннего: «Бог есть». Тогда лучше промолчать или попытаться говорить с ним на его же «языке». В науке и культуре, в окружающих предметах и явлениях природы, в нашей обыденной жизни можно найти множество образных аналогий, которые помогут говорить о Боге и о мире невидимом с человеком, привыкшим уважать только очевидные или доказуемые факты. Сам Сын Божий в своей проповеди использовал притчи, а не отвлеченные понятия, и, говоря о Царстве Небесном, сравнивал его с реальными вещами – закваской для теста, малым зерном, брачным пиром.

Святители, подвижники и богословы продолжили проповедь Евангелия в том же ключе. Например, преподобный Симеон Новый Богослов, держа на раскрытой ладони обыкновенного солнечного зайчика и обращая внимание на его свойства, изъяснял тайны бытия Святой Троицы.

Помнится, прежде, будучи неверующим человеком, я считала Православие примитивной религией, верой бабушек и детей. Но когда познакомилась с богословием христианства – изумлению не было предела! Ничего более глубокого и непостижимо великого я не встречала. А ведь до этого был интерес к книгам древних и современных философов, к сулящим мудрость учениям Востока…

На собственном опыте я убедилась, что самое важное – не доказать (собственно, мне это и не под силу), а дать возможность неверующему интеллектуалу неким образом ощутить: разум человеческий не в состоянии вместить Бога, так же, как и стакан не в силах вместить Атлантический океан.

Да, кто-то идет путем разума, а кто-то – путем более простым и незамысловатым. В отделении неврологии частенько рядом с эрудированным интеллигентом можно встретить человека малообразованного. И вот эти простые люди искренним сердцем воспринимают сестру милосердия как посланника Божьего. В общении они бывают настолько открыты, по-детски доверчивы и благодарны, что ясно и глубоко ощущаешь свое недостоинство.

«Погладьте меня, пожалуйста, по голове», – эта наивная и трогательная просьба одной пожилой женщины запомнилась больше, чем общение с интеллектуалами. Почему? Может быть, потому, что в наше время, когда человечество увлеклось развитием интеллекта и техническим прогрессом, люди страдают от недостатка обыкновенной доброты, чуткости и сострадания.