Наталья Сухинина: «Я поняла, Господь от меня ждет именно книг»

Каждая книга Наталии Сухининой – это встреча с чем-то настоящим, понятным и близким каждому, а потому личным и сокровенным. 2 апреля Наталья Евгеньевна отмечает свой 75-й день рождения. Разговор накануне юбилея получился далеко не беззаботным и праздничным, наверное, потому, что сложно не касаться глубоких тем в разговоре с Натальей Евеньевной. Мы поговорили с ней о том, как человеку научиться принимать свой возраст, что такое смирение, и о многом другом...

Наталья Сухинина

– В книге «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня» вы затрагиваете тему смерти – не было страшно, что не поймут, читатели не примут?

– Я уже давно и активно не согласна с отношением к смерти, которое есть в нашем обществе. Мы даже слово «смерть» не можем произнести – оно у нас где-то в горле застревает. Понимаете, даже слово, что говорить о самом факте смерти. Мы все разные: кто-то получит высшее образование, кто-то нет, кто-то женится, кто-то нет, кто-то родит ребенка, и не одного, кто-то нет. Но в жизни есть событие, объединяющее абсолютно всех: мы все умрем. И именно от размышлений об этом важном и неизбежном событии мы почему-то прячем голову в песок. Даже в среде православных людей я встречала такую робость, хотя мы верим и знаем: жизнь вечна.

Я уже давно и активно не согласна с отношением к смерти, которое есть в нашем обществе

Вот, я внутренне возмущалась таким отношением, а потом мне захотелось написать книгу на тему радости смерти. Но я очень волновалась, ведь это серьёзный и одновременно узкий вопрос, а я место свое знаю и никогда не посягаю на богословские, философские вещи. У меня был один очевидный выход: опустить ситуацию, о которой я очень хочу сказать, на бытовой уровень и придумать историю. Так появился замысел книги «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня».

До этой книги на читательских встречах, в интервью я с чистой совестью говорила: «Все, что написано в моих книгах, – из жизни. Это не придуманные, а услышанные и записанные истории». Больше я так не говорю: у меня была волнующая тема, на которую хотелось порассуждать, и под нее я придумала героев. Я не люблю придумывать. Мне казалось, что и не умею. Но вот появились героини, абсолютно разные, с разным опытом и отношением к жизни, которые оказались в одной палате, да еще буфетчица, которая возила им обеды... Я понимала, что они должны будут по ходу повествования уходить в иной мир, но, пока писала, полюбила каждую, и мне было сложно выбрать ту, которая станет первой. Потому думала: пусть еще поживут, пусть еще что-то произойдет здесь, в нашем мире. Но и о смерти своих героинь мне не хотелось говорить мрачно. Я не считаю уход мрачным, я считаю его неизбежным. Другое дело, что к нему надо готовиться всем, никто не знает, как и когда час этот придет.

– Книга действительно получилась светлой.

– И мне хотелось сделать эту книгу светлой, но писать было сложно. Работа заняла 9 месяцев. Были моменты, заходила в тупик, и мне нужны были совет, поддержка. Однажды я поехала в один из монастырей, просила там помощи. И получила ее. Не в плане того, как писать (здесь мне никто не мог помочь, самой надо было стараться), но я просто увидела, как люди – монахини, священники, прихожане – откликнулись на мои вопросы, я поняла, что мне надо писать дальше, что я на правильном пути.

Меня очень радует, что отзывы на книгу – хорошие, добрые, глубокие. Я всегда очень жду первых отзывов. Всю жизнь сдаю зачеты, и всю жизнь сомневаюсь: сдам ли? Книжка вышла, и я затихла, спряталась, жду первых отзывов – сейчас полетит в меня в меня комок грязи или букет цветов? Дождалась первого отзыва, он хороший, у меня плечи расправляются, я выдыхаю.

– В ваших книгах частая тема – покаяние. Она для современных христиан звучит как-то иначе, чем несколько веков назад?

– Покаяние – основополагающее понятие в духовной жизни, тот самый кит, на котором все держится. Если не будет покаяния, о чем мы вообще сможем говорить? Мудрецы говорят, что меняется все, только не меняется человек, так что, наверное, и несколько веков назад люди так же каялись. Покаяние не может быть разным – ты или каешься, или нет.

– Насколько, на ваш взгляд, современные люди стремятся к покаянию?

Сейчас очень много пустословия

– В покаянии слова не важны – мы или каемся, или делаем вид, что каемся. И если второе – то подобное «действо» напоказ все больше и больше заполняет наши сердца и делает их просто нездоровыми. Поэтому только сам человек может понять – искренне его раскаяние или нет: настоящее дает силы, дарит надежду и смысл новой жизни. А если мы что-то по бумажке прочитали на Исповеди, а потом вышли, и как было на душе темно и тяжко, так и осталось, значит, наверное, покаяние было не в полную силу. Сейчас очень много пустословия. Мы научились ловко маскироваться под слова. У меня сейчас идет полное отторжение слов, хотя я – писатель, и слово – это мой инструмент, но все равно я считаю слова несовершенными. Не можем же мы музыку словами передать, так же, наверное, нельзя передать какие-то глубинные настоящие чувства.

«Благодарю Тебя»

– Как вы считаете, человек меняется с возрастом внутренне?

– Мне кажется, у меня не произошло внутренних глобальных изменений. Да, появляется некая усталость от жизни, от неправды, но она приходит и уходит, это не то чувство, с которым я живу постоянно. Часто бывает и другое – увидишь луч солнца, необычное небо за окном, синей полоской, как будто кто-то взял и линейкой отсек – сторона белая от облаков, а другая синяя. И ты восхищаешься, фотографируешь. В любом возрасте люди не перестают удивляться, радоваться. Просто эти радости уже, наверное, немного другие, другого качества, что ли.

– Получается, диссонанс – внутренне человек не меняется, а внешняя оболочка становится другой.

– Я не вижу диссонанса. Просто что такое внутреннее? Это душа. А оболочка – это напоминание о бренности земной жизни. Я вот в книге «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня» описываю, как умирает последняя главная героиня – буфетчица Соня, мучительно умирает, у нее уходят физические возможности и силы, пропадает зрение. И она говорит: «Так вот, оказывается, почему. Потому, что Там это все не надо». Там не нужно зрение, не нужен слух. А душа неподвластна этим временным (и временным) изменениям.

Мне проще говорить о себе. Слава Богу, я не разучилась радоваться каким-то мелочам. Мы почему-то порой стесняемся говорить о простой радости бытия, стараемся о высоком все. Почему? Нас же Господь определил жить здесь, на этой земле, почему мы должны избегать земных радостей?

У меня есть книга «Благодарю Тебя. Записки из ущелья», в ней много пишу о простых земных радостях. О том, что можно радоваться рассвету, красоте природы, поэтической строчке... Настоящая поэзия настолько близка к молитве, потому хорошие стихи – одна из таких настоящих радостей земной жизни.

– Однако в зеркале мы с каждым годом видим все больше меняющуюся внешность, морщины, чувствуем физические немощи, когда на лесенку не взбежишь, как в 18 лет. Неумение, страх принять себя в конкретной точке времени приводит к стремлению делать подтяжки лица и т.д. Как научиться принимать себя в любом возрасте?

Научиться принимать себя, свой возраст и свой жизненный багаж – это интереснее и разумнее

– Чаще всего срабатывает страх и самообман, когда человеку кажется, что мало кто смог обмануть возраст, а я смогу. Но обман – он всегда очевиден. Можно сделать подтяжку, но походку ты никак не изменишь, и если она у тебя старческая, шаркающая, будешь шаркать с подтянутым лицом. А вот научиться принимать себя, свой возраст и свой жизненный багаж – это интереснее и разумнее.

У меня, слава Богу, принятие своего возраста прошло безболезненно. Стараюсь относиться с юмором и полным принятием себя.

Тщеславие и чудо

– А если вспомнить ваш поход в Иерусалим, когда вы, светская журналистка, отправились туда ради материала и вернулись верующим человеком. Что для вас главное в том воспоминании?

– Не люблю, когда меня об этом спрашивают. Во-первых, 30 лет прошло, сколько можно про это говорить. А во-вторых, мои тогдашние позывы пойти по этой дороге настолько некрасивые... В поездку решила отправиться удачливая журналистка, которая могла выбрать любую тему, любую командировку. Но мне этого казалось мало, хотелось показать себя, сделать то, что еще никто не делал в журналистике. И вот, я придумала такое путешествие, и отнюдь не от желания припасть к Гробу Господню. Сейчас мне стыдно про это говорить. Я чувствую, что люди дорисовывают и домысливают тот поход, и мне от этого еще конфузнее становится. Вроде того: «Ой, ну как же, там такой подвиг был, такое путешествие!» Какой подвиг, когда меня встречали чуть ли не с хлебом-солью в каждом приходе, поскольку были разосланы телефонограммы, подписанные самим Святейшим Патриархом Алексием, что идет паломница, – оказывать ей всяческую помощь. Другое дело, что Господь даже это мое тщеславие неуемное настолько мудро обратил на пользу моей душе. В этом и есть чудо Божие.

– В итоге-то вы припали ко Гробу Господню.

– Да! Вот в этом и чудо Божие. Безо всякого обличения меня, моих помыслов мне была показана жизнь верующих людей, о которой я ничего не знала. Я как-то выступала перед читателями, и на один вопрос про тот мой поход в Иерусалим ответила другими словами, но по смыслу то же. Так организатор встречи потом на меня сердился: «Вы зачем это говорите?! Люди от вас другого ждут». «Но как же я могу говорить не то, что чувствую?» – отвечаю. Да, меня повело тогда тщеславие, журналистский апломб, желание удивить, и ничего другого.

Кстати, желание удивлять осталось со мной и сейчас, только удивлять мне уже хочется иначе. Удивлять для меня – это синоним слова радовать.

– А что бы себе, той, сказали бы сегодня?

– Не знаю. Если про творчество, сказала бы, что в этом смысле все будет в порядке. Я считаю, что моя творческая биография сложилась очень удачно: я занимаюсь тем, что искренне люблю. Когда вижу людей, которые не любят свою работу и буквально за волосы тащат себя туда, мне очень их жаль. Я занимаюсь любимым делом всю жизнь, и мне никогда не говорили, что надо писать про то, про что я не хочу. И в советское время, когда я была журналисткой, мне никогда никто не говорил, что надо какого-то вождя прославлять, проводить линию партии. У меня всегда были простые человеческие темы, и это совсем не моя заслуга, просто так сложилось. Мне удавались очерки, поэтому я и писала о простых людях, об их поступках и необычных ситуациях.

И сейчас, когда, казалось бы, сколько уже книг написано, я не перестаю радоваться и удивляться, что занимаюсь любимым делом. Я не кокетничаю, это чистая правда – до сих пор смущаюсь, когда получаю гонорары. Думаю: «Я же получила сама такое удовольствие от процесса написания, от разговора с интересными людьми, про которых написала. Так мне еще за это и деньги платят!» Я счастливый человек, потому что я делаю любимое дело. Вот это бы, наверное, и сказала себе – трудись с радостью.

Я счастливый человек, потому что я делаю любимое дело

– Большинство ваших сюжетов – из жизни, не сочиненные. Откуда это качество – глубоко вглядываться в окружающую жизнь, в людей?

– Мне очень интересны просто люди, и так было всегда. Даже раньше, если уезжала в командировку, скажем, в Германию, когда я работала в военной газете, то ехала за одним материалом. А вместо одного привозила несколько. Казалось бы, для чего мне это нужно, отнимает время, силы. Но я не могла иначе. Встречаюсь с человеком, вижу, какой он интересный, глубокий, и мне хочется рассказать о нем своим читателям. Главное, что Господь меня всегда балует такими встречами, это всякий раз кажется невероятным и незаслуженным подарком.

– Как менялись ваши интересы в творчестве, желание сказать о чем-то конкретном?

– Некоторую часть жизни я работала в газете, в журналах, но не была верующим человеком. После возвращения из Иерусалима началось мое осмысленное движение к Богу. Тогда все мои интересы – к людям, к каким-то событиям – словно нанизались уже на стержень Православия. Тогда я подумала: «Господи, какая же глубина в Православии. Это тема, которую не вычерпать, не исчерпать!» И личный опыт это подтвердил, что сколько ни пиши, сколько ни рассуждай, всегда есть что сказать на эту тему.

Моя последняя из изданных на сегодня книг – «Аллилуйя. Письма близкому человеку». Она очень откровенная, о моих ошибках, о моих каких-то жизненных просчетах. И там как раз вот я говорю о том, что, наошибавшись, я поняла, что от меня ждет Господь. Одно время мне казалось, что надо делать какие-то такие шаги в сторону изменения своей жизни. И я ошиблась, теперь точно знаю: Господь от меня ждет именно книг. Это то, что у меня получается, то, что я умею, то, что мне интересно, то, что мне радостно. В какой-то момент я в этом засомневалась, но Господь очевидно и убеждающе поставил на место. Теперь я уже не сомневаюсь, и это тоже радостно: есть четкое понимание своего места в жизни. Это, правда, дорогого стоит.

– Есть то, о чем еще не сказали, но очень хочется?

– Конечно! Меня иногда спрашивают: «Как вы темы выбираете?» А я их не выбираю, они у меня стоят в очереди, затылок в затылок. Мне жизни не хватит, чтобы написать обо всем, о чем хочу. Никогда у меня не было такого, чтобы садилась я и думала: «Ой, а что бы такое написать...».

Сейчас, например, занимаюсь интересной работой. У меня вышло 25 книг. И вот, решила пересмотреть их и выбрать, где в отступлении от сюжета идут размышления, отражающие мое отношение к жизни. Многое забыла – и читаю свои же книги с интересом, и пока не нашла на себя никакого компромата, под всем сказанным подпишусь и сегодня. Бог даст, будет книга, которой я придумала заголовок – «Ни с кем не спорю».

Про скорби и обиды на Бога

– Современные христиане много говорят о смирении. И ощущение, что мало кто понимает смысл этого слова. А какое оно, смирение, как вы считаете?

– В самом начале нашей беседы я говорила, что мы погрязли в словоблудии. И да, любим порассуждать о смирении, а часто и подменять смирение разговорами о нем. Мы вообще любим обо всем порассуждать.

Что такое для меня смирение? Точно это не опущенная голова, глаза долу, – вот это как раз искажение и подмена... Наверное, смирение перед Богом – это принять все, что с нами происходит: и старость, и болезни, и простые радости жизни.

– Можете привести пример смиренного человека, с которым вас столкнула жизнь?

– Например, Митрополит Черногорский Амфлохий (Радович; 1938–2020). Встреча с таким по-настоящему смиренным человеком – великое счастье. Он меня, приехавшую из России, совершенно не знал, но посвятил час своего времени. Когда я рассказала о своей проблеме, он сказал: «Вы знаете, я вам очень хочу помочь. Когда буду в Москве, мы обязательно должны с вами встретиться». Я увидела в глазах этого человека Небо, любовь и великое смирение.

– Скорби, с которыми человек встречается в жизни, могут его чему-то научить?

– Конечно! Если нас что-то и учит, то только наши скорби. Это некий экзамен жизни на то, как ты это понесешь, не смалодушничаешь ли, найдешь ли в себе силы. Это стимулирует человека к какому-то действию. Очень люблю книгу святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Я полюбил страдания», как раз об опыте несения скорбей.

Пока мы не переживем какие-то страдания, испытания, мы вообще не поймем, что из себя представляем. Хотя нам этого и не хочется, но очень многое понимаешь, когда Господь посещает скорбью.

Пока мы не переживем какие-то страдания, испытания, мы не поймем, что из себя представляем

– А если человек не найдет в себе силы нести скорби и обидится на Бога?

– Обиды на Бога – это от маловерия. Тут все упирается в главный вопрос – вопрос веры. Лично мне помогает конкретно жить даже в страданиях четкое понимание: Бог никогда не ошибается. Это мы можем ошибаться, можем принимать разные решения – сегодня такое, завтра такое, послезавтра третье, потом опять первое. Но если ты в уме, в сердце, в душе держишь, что Господь никогда не ошибается, то любое страдание принимается по-другому: значит так надо тебе на сегодняшний день. И, значит, тебе это надо пережить. Мы можем ошибаться, Господь – нет.

Для меня это спасательный круг – знание, что Господь никогда не ошибается. Когда у меня сгорел дом в Абхазии, я сначала думала: «Ну, как же так, ведь туда приезжали православные люди, в том числе священники, я их встречала. Почему же Господу неугодно было это все?!» Такое вот малодушие. А потом стало легче, когда я вспомнила, что Господь никогда не ошибается, и все, что Он делает, делает правильно. Порой – резко, больно, но всегда правильно.

Если бы Он этого не сделал, я бы, наверно, до сих пор туда ездила, тратила силы, которых уже нет. Возраст диктует, что не нужны уже эти нагрузки, этот дом, его содержание... Но страшно было продать. А Господь – раз, и все: вот, Я решил твою проблему. И я это приняла. Все имеет начало и конец. Да, там, в Абхазии, было хорошо, замечательно, но всегда это продолжаться не может.

И вот, чем дольше живу, там крепче в это верю: Господь никогда не ошибается...