Первым в моей жизни святым, о котором я узнала, был Николай Чудотворец. В храм я тогда не ходила, в Бога не верила, а в святителя Николая почему-то поверила.
Первым в моей жизни святым был Николай Чудотворец. В храм я тогда не ходила, в Бога не верила, а в святителя Николая почему-то поверила
И вот знаете, смеются иногда над нашими патриотичными православными. Которые, мол, считают, что этот святой понимает исключительно русский язык… Но, когда я уже начала воцерковляться, открытие, что он, оказывается, родом далеко не со Святой Руси, стало для меня настоящим культурным шоком. А то, что он вообще-то Мирликийский, меня до этого ничуть не смущало.
Я долго и тяжело это переваривала. И даже обиделась. Как он мог так с нами поступить?! Быть не исконным россиянином, а непонятно кем – то ли турком, то ли греком.
Я хотела принять ислам и увлекалась парапсихологией
А встреча моя с ним состоялась так. Я училась в РУДН на юридическом факультете, параллельно работала секретарем в Посольстве Индонезии в Москве (было дело, да) и даже подумывала принять ислам. Спросите: «Почему?» – не отвечу. А еще я хотела заработать денег и вернуться обратно в Африку, откуда мы незадолго до этого приехали. У отца закончилась командировка, а после пяти африканских лет мне в России совсем не нравилось.
Я понимаю, что для уравновешенных людей весь этот набор звучит довольно странно, но что было, то было.
Несмотря на мое увлечение всем мусульманским и одновременно, кстати, Свияшем и всякой другой, прости, Господи, парапсихологией, в том посольстве я сдружилась с женщиной по имени Надежда, которую многие считали не совсем адекватной – по причине ее открытого православного вероисповедания. Да, иногда наивного, иногда лубочного, иногда из серии «Николай Чудотворец – русский», но очень искреннего. Особенно невзлюбила ее секретарша первого советника посла. Она, простая русская баба, к тому моменту ислам уже приняла (в отличие от меня) и шипела на эту мою приятельницу как змея.
До сих пор не могу понять, как у нас с Надеждой получалось общаться, но делали мы это с большим удовольствием. И наши такие разные увлечения нам ничуть не мешали.
А потом меня неожиданно качнуло в другую сторону. И я решила, что мое призвание – это театр. Но так как ни актерского, ни режиссерского таланта у меня не было и в помине, то остановилась я на театроведении.
Конкурс на тот факультет был огромный, мест мало, а связей и блата у меня не имелось. Платное обучение я даже не рассматривала, потому что деньги тогда нужно было бы просить у родителей, а они были совершенно не в курсе моих грандиозных планов. И если бы раньше времени узнали, что я собираюсь бросать всю «эту их тупую юриспруденцию» и податься в богему, просто прихлопнули бы меня каким-нибудь конституционным правом, наваляли бы вдогонку «свияшей» и закатали все это сверху парапсихологией.
Но как бы там ни было, я решила рискнуть. И тут очень кстати пришлась моя дружба с Надеждой.
«Вот смотри – это сильный святой!»
Я готовилась к экзаменам изо всех моих хилых сил, буквально запахивая в себя тома по истории русского и зарубежного театра. Всякие Мочаловы со Станиславскими уже лезли у меня из ушей, но я понимала, что ничего не успеваю и с огромной долей вероятности провалюсь.
Я жаловалась Надежде, а она в ответ рассказывала мне про разные православные чудеса и «что невозможно человеку – возможно Богу». И предложила сходить с ней по этому поводу в храм, который находился недалеко от посольства. Находится, собственно, там и до сих пор.
– Попытка не пытка, – решила я.
Правда, всю дорогу жалела. Потому что пошли мы в обеденный перерыв. Традиционно же в эти часы мы посещали чебуречную. И про чудеса еще бабка надвое сказала, а вот чебуреки там были реально очень вкусными. Как говорится: «Лучше синица в руке, чем журавль в небе». И тем не менее…
«Это очень сильный святой. Попроси его о помощи», – и она показала на икону с каким-то «пожилым мужчиной». Так мы с Николаем Чудотворцем и встретились
– Вот смотри – это очень сильный святой, – сказала мне в храме Надежда. – Попроси его о помощи.
И показала на икону с каким-то «пожилым мужчиной». Так мы с Николаем Чудотворцем и встретились.
Я стояла перед образом и… даже не знаю, как правильно сказать-то… Не молилась, а перечисляла ему свои требования. И главным было – поступление в ГИТИС.
Потом, на выходе, я еще и купила такую же икону, только уменьшенного размера (но все равно – довольно крупную) и дома каждый день напоминала святителю Николаю, что он мне должен.
Я притащила икону на экзамены и поставила перед собой на парту. На это никто особо внимания не обратил. В наших начинающих творческих кругах считалось, что представители богемы сходят с ума кто как может, и это так положено.
Все это, конечно, смешно, но я поступила! Бросила ненавистный юридический и индонезийцев, повергла в шок свою семью, но в итоге отстояла право быть собой. Правда, позже, так же отстаивая это право, я бросила и аспирантуру ГИТИСа, куда с помощью Матроны Московской поступила на одно из двух бюджетных мест. Но это уже другая история. А тогда святитель Николай пожалел меня и сотворил чудо. Я уверена, что это так!
К сожалению, это не привело меня к Богу. Должны были пройти еще годы. Но у каждого свой путь. А икона эта до сих пор хранится у меня и очень мне дорога!
Я и одна матушка
Сейчас писала все это и вдруг осознала, что чуть раньше, когда я была в той самой Африке, прямо у меня «под боком», в храме, куда я сейчас хожу, разворачивалась другая история, связанная с Николаем Чудотворцем. Но узнала я о ней гораздо позже.
Начну немного издалека…
Есть у нас в храме матушка – супруга одного нашего священника. А когда-то была она просто девочкой, и учились мы с ней в одной школе. Но в то время совершенно не общались. И скажи нам тогда кто-нибудь, что она станет матушкой, я – православным автором, что я буду исповедоваться у ее мужа, и однажды с разницей в четыре месяца у нас с ней родятся дочки с синдромом Дауна, мы бы, мягко говоря, удивились…
К вере она пришла гораздо раньше меня – благодаря нашей общей учительнице по литературе. Я ее хорошо помню и до сих пор люблю. Если есть учителя от Бога – то это она. Более увлеченного своим делом человека я не видела ни до нее, ни после. И ей удавалось увлечь этим и нас – неуправляемых подростков.
Интересно, что та учительница тоже меня любила и считала весьма одаренной. Но, в отличие от будущей матушки, меня она к вере не привела. Даже не пыталась. Наверное, чувствовала, что мое время еще не пришло. Но я хорошо помню ее уроки по Достоевскому, Толстому… К сожалению, тогда для меня это была всего лишь литература. Но сейчас я понимаю, что так она начинала с нами разговор о Боге. Тихо, ненавязчиво и бережно.
«Однажды она рассказала мне о воскресной школе»
А матушка впервые встретилась с ней даже не в школе, а на улице.
В наш район, который едва начинал строиться, она с родителями переехала тогда совсем недавно. В новый шестнадцатиэтажный дом.
Я, кстати, до сих пор помню те времена. Выходя из метро, люди оказывались в чистом поле. На месте нашей школы было болото. А в домах, где сейчас живет бывший протодиакон Андрей Кураев – прекрасный яблоневый сад. Огромный, белый-белый весной. Там была одна кривая яблоня, на которой мы, дети, всегда сидели и болтали о чем-то своем. Было весело и беззаботно…
В тот день, будучи семилетней девочкой, она играла на детской площадке. К ней подошла женщина и начала о чем-то разговаривать. О чем – матушка уже не помнит. Не помнит она и то, как оказалась у той женщины дома. Но, наверное, были причины. Не может же просто так учительница литературы (а это была она) похищать маленьких девочек.
Но помнит она, что ее поразило количество книг в том доме. Она завороженно смотрела на них, потом пила чай, а родители бегали по району и искали ее.
– А в четвертом классе она стала у нас преподавать. И однажды сказала мне о воскресной школе в нашем храме, – вспоминала матушка. – Я пошла туда, хотя даже не была еще крещена. Просто ходила и занималась, мне было очень интересно. И мама моя тоже была некрещеной.
В то время наш храм только восстанавливался. На крыше росли березы, кругом стояли строительные вагончики. Но одним из самых первых начинаний там, кроме службы, конечно, стала та самая воскресная школа. И хотя я к этому не имела никакого отношения, но не без гордости думаю о том, что из тех – самых первых учеников – вышли не только будущие матушки, но и будущие батюшки. Почему все это прошло мимо меня? Не знаю…
«Если всем помогает, и мне поможет»
Прошло время. Знакомая моя стала подростком. Она так же ходила в нашу воскресную школу и очень ее любила. Но почему-то так и не крестилась.
А когда девушке исполнилось четырнадцать лет, с отцом ее случилась беда. На работе ему на ногу упала огромная железная конструкция. В итоге – два открытых перелома. Один выше колена, другой – ниже. Раздробленные кости, оторванная икроножная мышца, непроходимость сосудов и еще куча всего. Нога чернела на глазах, человек уже бредил, и врачи говорили, что необходима ампутация, иначе он умрет.
И тогда будущая матушка сказала своей маме:
– Все! Завтра идем в храм! Будем креститься обе!
Крестной ее стала наша учительница по литературе.
Тогда же кто-то сказал ей, что о выздоровлении отца нужно молиться Николаю Чудотворцу – он поможет. И показал на нашу храмовую икону.
С ней тоже связана интересная история. Какой-то мужчина ехал на машине и вдруг увидел у дороги большой оклад. Поднял и привез на наш приход. А потом под него вроде бы писали сам образ.
Я даже не молилась, я требовала, чтобы Николай Чудотворец исцелил папу. Как будто это его обязанность. А главное, я совершенно не сомневалась, что так и будет
– И ты знаешь, я этому как-то сразу поверила, прямо всем сердцем, – рассказывала матушка. – Я рассуждала так: «Если он всем помогает, значит, и мне поможет!» И я даже не молилась, я требовала, чтобы Николай Чудотворец исцелил папу. Как будто это его обязанность. А главное, я совершенно не сомневалась, что так и будет.
Через несколько дней нога на глазах изумленных врачей начала розоветь. Через четыре месяца мужчина начал ходить сначала с палочкой, потом сам.
– А через год он сам построил нам дом – нашу дачу, о которой мечтал. Он собирался начинать его строить прямо перед той трагедией…