Об истинном прогрессе, науке и вере

Иллюстрация: culture.ru

Часть 2: Бремя или благо?

К выбору данной темы меня подвигла, с одной стороны, близость и актуальность указанной проблематики для каждого современного человека (и в первую очередь христианина), а с другой – возможность глубже изучить данный предмет для себя лично, ознакомиться с мнениями авторитетных лиц по данному вопросу, проследить тенденции и сделать какие-то выводы. Работа ни в коем случае не претендует на научное исследование. Это, скорее, артикуляция общеизвестных вещей, взгляд обычного среднестатистического гражданина своего государства на процессы, происходящие в современном обществе, некоторые из коих не имеют прецедентов в истории.

Уже давно стал самоочевидным тот факт, что стремительное развитие науки и техники не остановить. Процессы, на которые раньше уходили десятилетия, сейчас занимают гораздо меньше времени и затрат, а созданные технологии открывают для науки новые, далеко идущие перспективы. Например, если первые вычислительные машины (прадеды современных компьютеров) весили десятки тонн и занимали десятки метров, то теперешние смартфоны умещаются в кармане, а функционал имеют в сотни раз сложнее, чем их предшественники. Наука и техника – это взаимодополняющие понятия, которые являются неизменными составляющими современного цивилизованного общества.

Однако, призванные облегчить жизнь, наука и техника зачастую затрудняют ее, создавая целый комплекс этических и морально-нравственных коллизий. Ведь земная цель человека состоит не столько в поиске неистощимого источника энергии, сколько в обретении смысла жизни и своего места в этом мире. И на повестке стоит задача не столько обнаружить жизнь за пределами вселенной, сколько в глубине своего сердца обрести Бога. В отрыве от морально-нравственных принципов наука может создать будущее, в котором окажется под вопросом одна из основополагающих целей научно-технического прогресса – благо и интересы общества. По этому поводу один из церковных документов говорит:

«Несмотря на изначальное воздействие христианства на становление научной деятельности, развитие науки и техники под влиянием секулярных идеологий породило последствия, которые вызывают серьезные опасения... Современные достижения в различных областях, включая физику элементарных частиц, химию, микробиологию, свидетельствуют, что они суть меч обоюдоострый, способный не только принести человеку благо, но и отнять у него жизнь»^[1].

И возможным это стало в силу освобождения научного прогресса от норм морали и нравственности. Не случайно Н.А. Бердяев называл техническую революцию кризисом рода человеческого, в котором техника не только освобождает человека, но и по-новому порабощает его^[2].

Науке необходимо воздействие христианства, чтобы одухотворить научно-технический прогресс, наделить этот процесс высшим смыслом

Таким образом, науке необходимо воздействие христианства, чтобы одухотворить научно-технический прогресс, наделить этот процесс высшим смыслом, создать здоровую творческую среду, в которой человек не будет опасаться, что его творение уничтожит его самого.

«Наука без религии – небо без солнца. А наука, облеченная светом религии, – это вдохновенная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира»^[3].

Для более детального раскрытия сути научно-технического прогресса и его взаимоотношений с христианством и человечеством в целом мы вкратце рассмотрим этапы развития прогресса, разберемся в вопросе согласия между наукой и религией, озвучим вызовы современности, порожденные секулярной наукой, сделаем выводы и наметим возможные решения в вопросе возвращения на путь богоугодного научно-технического созидания.

Краткий экскурс в историю научно-технического прогресса

Когда же начался этот долгий путь вперед (лат. progressus – движение вперед)? Надо полагать, начало прогрессу было положено еще в раю, когда человек получил заповедь возделывать и хранить рай (Быт. 2, 15). По мысли Максима Исповедника, задача первых людей состояла в преображении тварного мира до райского состояния и соединении его с Богом.

«Назначение человека до его грехопадения заключалось в том, чтобы преодолеть разделения, которые возникли в результате сотворения всего существующего... Преодолев разделения, человек должен был объединить в себе весь мир и через себя соединить его с Богом»^[4].

Эту последовательную прогрессивную градацию святой Ириней описывает следующим образом:

«Надлежало, чтобы человек, прежде всего, получил бытие, получивши, возрастал, возрастая, мужал, мужая, укреплялся, укрепляясь, усовершался, усовершаясь, прославлялся, прославляясь, удостаивался видеть Бога»^[5].

Но грехопадение внесло свои коррективы в поступательное движение человека к богоподобию. Грех усилил разделение на всех уровнях – как вовне, так и в самом человеке: образ Божий исказился, стройное соотношение всех сил и свойств в человеке пришло в расстройство, разум помрачился, воля приобрела удобопреклонность ко греху, тело стало болезненным и смертным, растительный и животный миры ополчились на падшего человека, земля была проклята, а рай закрыт. Лишенный святости, человек потерял благодатную невинность и осознал свою наготу. Но главное – человек лишился благодати и прежнего общения с Богом. Изначальный союз был расторгнут, сыновние отношения потеряны, а человек удалился от Бога. По свидетельству святых отцов, в тот же день человек духовно умер, во исполнение непреложности Божественного изречения: «В онь же аще день снесте от него, смертию умрете» (Быт. 2, 17). С этого момента вся деятельность человека продолжается в мире, искаженном последствиями грехопадения.

Далее мы видим, что вся история научно-технического прогресса вполне соответствует свойствам и желаниям своего падшего творца (человека). Строя города, люди обособляются друг от друга, появляются музыкальные инструменты, оружие, войны. Все этапы так называемых научно-технических революций так или иначе способствуют реализации падших инстинктов человечества. Будь то паровые двигатели или электричество, двигатели внутреннего сгорания или ЭВМ – всё в равной мере служило эгоистическим наклонностям худших представителей человечества.

«Дальнейшее развитие истории, и особенно науки и техники, которое в таких потрясающих масштабах мы наблюдаем в настоящее время, показало, что в этом развитии чего-то не хватает, самого существенного. Вместо ожидаемого блага, счастья, обеспечения полноты материальной жизни и внутреннего удовлетворения, мы в XX веке приходим к совершенно другим вещам... ‟Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов становится регрессом” (И.С.Аксаков). Сейчас мы это видим. Цивилизация завершается одичанием»^[6].

Несомненно, научно-технические достижения использовались и во благо, так как стремление к богоподобию остается заповедью и для падшего человека, и история знает множество положительных, бескорыстных примеров из жизни добродетельных людей. Но, оглядываясь назад, понимаешь, что этих проблесков было недостаточно, чтобы прогресс вернуть в изначальное русло, а мир, по заповеди, превратить в рай.

Наука и вера

В контексте взаимоотношений научно-технического прогресса и христианства нельзя обойти вниманием проблему согласования веры и разума. Предубеждение, что разум невозможно примирить с верой, а науку с религией, было особенно популярно последние полтора столетия. Наибольшую лепту в это дело внесли коммунисты, возведя этот конфликт в аксиому, не требующую доказательств. «Наука и христианская догматика несовместимы! Наука рождалась, преодолевая яростное сопротивление церковных мракобесов! И только по мере освобождения людей от оков средневековой схоластики родилась научная мысль». Этот словесный поток настолько привычен, что желания проверить его кажущуюся «гармонию» с помощью «алгебры» не возникает – он стал штампом^[7].

Наука не может противоречить религии, хотя бы потому, что области их исследования не касаются друг друга

На самом деле наука не может противоречить религии, хотя бы потому, что области их исследования не касаются друг друга. Религия не занимается верификацией научных теорий, равно и наука – богословских.

«Если наука смотрит на мир… без какого бы то ни было интереса к вопросу о цели мира, то религию интересует, как мир был создан и с какой целью. По этой линии происходит размежевание между религией и наукой, можно говорить об их ‟безразличии” к проблематике друг друга»^[8].

Ту же мысль высказывает и известный ученый Иван Павлов. На вопрос о связи религии с его учением ученый ответил, что одно другому не мешает, и научная теория не доказывает Божество, но имеет дело лишь с материей:

«Каждому школьнику до 1917 года было известно, что ученые легко уживаются с Библией... Библия дана человечеству не в качестве учебника для ВУЗов, а для устроения святой жизни и для спасения»^[9].

Вторит Павлову и известный ученый-естествоиспытатель М.Ломоносов:

«Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божественную волю вымерять циркулем. Также не здраво рассудителен и учитель богословия, если он думает, что по Псалтири можно научиться астрономии или химии»^[10].

Сам факт, что множество именитых ученых были верующими, служит подтверждением надуманности этого мнимого конфликта. Они не только смогли признать непротиворечивость научного и религиозного мировоззрения, но и практически реализовывались в обоих направлениях. Священноисповедник Лука Симферопольский называет такой подход гармонией, которая и должна считаться нормой, как естественно присущая человеку:

«На своем жизненном пути нам встречаются два типа людей. Одни во имя науки отрицают религию, другие ради религии недоверчиво относятся к науке. Встречаются и такие, которые умели найти гармонию между этими двумя потребностями человеческого духа. И не составляет ли такая гармония той нормы, к которой должен стремиться человек? Ведь обе потребности коренятся в недрах человеческой природы»^[11].

Интересно то, что ученые не отрицают необходимости веры в науке, ведь они, по сути, тоже верят в невидимое. Математик Вивер так и говорит – напрасно люди считают ученых неверующими в Бога, все как раз наоборот:

«Ученым дана исключительная возможность веры, ведь ученые – это как раз те люди, которые всегда верят в невидимое и неопределимое в своей сущности»^[12].

Как только наука пытается вторгнуться в религиозную сферу, она перестает быть наукой, так как выходит за положенные ей пределы

На самом деле, как только наука пытается вторгнуться в религиозную сферу, она перестает быть наукой, так как выходит за положенные ей пределы. Как раз об этом говорит Н.А. Бердяев в своей статье «Католический модернизм и кризис современного сознания»:

«Наука – есть частная форма знания, не высшая и не окончательная, она всегда направлена на ограниченную область и, перейдя свои пределы, перестает быть наукой»^[13].

Углубись ученый мир чуть больше в христианское учение, то понял бы, что христианство не отрицает необходимость разума – хотя бы потому, что призывается к его использованию своими Священными книгами. Так, апостол Павел заповедует верующим не быть младенцами умом (ср. 1Кор.14, 20). В другом месте он словами «все испытывайте, хорошего держитесь» призывает верующих к эмпирическому познанию (1Фес.5, 21). Сам Христос призывает христиан к исследованию (ср. Ин. 5, 39). В этом смысле христианство можно назвать двигателем науки, как поощряющее дух исследования. Это подтверждает и наличие первых на Руси приходских школ, а также роль монастырей как культурно-просветительских центров. В своих записках епископ Варнава (Беляев), указывая на то, что Коперник много лет был каноником во Фрауэнбургском соборе, иронично замечает: «Итак, это все ‟попы”. Попы всегда двигали науку»^[14].

Наконец, часто под «наукой» подразумевают личные мнения ученых, которые высказываются, исходя из личных же соображений. Но почему-то лишь мнения неверующих ученых о религии именуются «наукой», а прорелигиозные оставлены в стороне. Святитель Феофан Затворник много говорил о науке. Высказывал, он в частности, и эту мысль:

«Ни одной у нас науки нет, которая установилась бы прочно в своих началах. Кое-что добыто по всем наукам. Но все это не таково, чтобы давать право ссылаться на науку, как на авторитет решающий. Науки нет, а есть научники, которые вертят наукой как хотят»^[15].

Таким образом, в причинах научно-религиозного конфликта видна больше идеологическая подоплека, нежели непосредственно научная или религиозная. Противоречие между ними разрешается само собой, когда обе мировоззренческие системы не претендуют на не принадлежащее им, но следуют в отведенных для них границах. Как говорил митрополит Антоний: «С какой стати мы должны применять методы физических наук к области человеческой души?»^[16] Ничто не мешает ученому быть христианином, а богослову – ученым, потому что «вера может дополнять знание, заполнять не охваченные им области, но прямо противоречить знанию она не может»^[17].

(Продолжение следует.)