Профессорский нарком

А. В. Луначарский

В начале ХХ века Луначарский увлекся идеей богостроительства, которой отдался тогда и Максим Горький. В те сложные годы философских метаний уже имелось течение богоискателей, которые провозглашали сутью жизни поиски истинного Бога. Богостроительство же было антихристианским учением, провозгласившее религию без Бога — это стало поистине апофеозом идеи Человекобожества. Богостроители призывали не искать «объективно не существующего» Бога, а построить «его» из некой субстанции, из мощи коллектива. Луначарский выпускает фундаментальный двухтомный труд «Религия и социализм», посвященный истории мировых религий. Там-то он и определил по-своему сущность религии. И его определение, несмотря на яростную критику Ленина, можно считать ключом для понимания будущей «религии» марксизма. Как показала история, Луначарский, человек безусловно более тонкий в этих вопросах, чем Ленин, прекрасно уловил суть марксизма и его «веры» без Бога.

Любую религию Луначарский понимал как «такое размышление о мире и такое мирочувствование, которое психологически разрешает контраст между законами жизни и законами природы». Такое понимание вышло из анализа генезиса религии. Она явилась из первобытного страха и отчаяния перед природой и жестокой окружающей действительности, а также как образ лучшего, идеального, справедливого мира, «когда разверзается пропасть между идеалом и действительностью». Религия же связывает идеал и действительность. Она дает возможность строить путь от низшего к высшему, восходить от реальности к идеалу, преодолеть эту контрастность между законами жизни и законами природы. Оттого-то религия, «то есть мышление и чувствование мира, разрешающее противоречие идеала и действительности», должна воплотиться в будущем пролетарском строительстве, поскольку социализм осуществляет высшее разрешение всех жизненных противоречий и знаменует окончательную победу человека над природой.

Религия есть положительная связь между идеалом и действительностью. И в будущем явится новая религия без Бога, религия труда как эта позитивная связь между идеалом и действительностью. Вот как рассуждал Луначарский. «Решение религиозной проблемы мира предполагает допущение высшей силы, родственной индивиду, близкой ему, на которую он может возложить свои упования». В старой религии это были «духи», святые и прочие силы как «сверхиндивидуальный» элемент религии, то есть силы существующие над человеком. Для «новорелигиозного» человека, в существование Бога не верящего, существует только опыт и практика. И в этом-то опыте являются две новые грандиозные сверхиндивидуальные величины — космос и человечество, которые в новой религии будут представлять нечто вроде религиозного идеала, объекта религиозного поклонения. На них и остановится новая религиозная мысль.

По словам Луначарского, человек побеждает смерть любовью, размножением, культурой — и «сознательной любовью к своему виду и к своей культуре, в которой сохраняется духовная вечность человека», при тленности его тела. Смысл новой религии — в перенесении центра тяжести с самого себя на вид и на те величины, которые способствуют развитию вида (в марксизме это класс, партия, школа и т.д.) «Для социалиста важна сущность отношений вида и индивида, реальность для него — вид, человечество, а индивид — лишь частное выражение этой сущности», — пишет Луначарский. Отвергая себя ради вида, «индивид находит себя удесятеренно сильным». Социализм, по мысли Луначарского и воздвигнет над индивидуальной личностью «купол общечеловеческих ценностей».

Новая религия, которая найдет для себя собственные формы, будет требовать веру и давать ее. Это будет верой человека и человечества в самого себя и свои силы, верой в будущее и в окончательную победу социализма как справедливого строя. Она будет не просто верой, а призывом к активному человеческому действию, и самим действием, — «без масок Бога» и безусловных «гарантий» торжества добра. По словам Луначарского, религия нового человека «есть совокупность чувств и мыслей, делающих его сопричастником жизни человечества и звеном той цепи, которая тянется к сверхчеловеку, к существу прекрасному и властному, к законченному организму, в котором жизнь и разум отпразднует победу над стихиями». Это «не вера-уверенность в фатальном наступлении царства счастья, делающая нас пассивными, делающая лишними наши усилия, а вера-надежда — вот сущность религии человечества, она обязывает способствовать по мере сил смыслу жизни, то есть ее совершенствованию». (Эти мысли он изложил в более раннем труде «Основы позитивной эстетики»).

Суть этой новой веры изложена Луначарским кратко и четко. «Когда человек может формулировать свое религиозное чувство, он скажет: «Мир создан дурно, жизнь в нем есть страдание, но это противоречие может быть совершенно устранено и даровано блаженство». Отсюда обожествлению подлежат и силы человека — «высшие человеческие потенции». Луначарский ссылается на авторитетного в марксистской среде Ф. Меринга, сказавшего, что «когда пролетариат весь будет сплочен и хорошо организован, он сам станет фатальной силой в ряду других и повернет по-своему хваленый «объективный ход вещей».

Почему же такой силой становится пролетариат, который откровенно потребовал веры в себя, обожествления и религиозного поклонения, который «строил Бога» из себя? В качестве «идеальной сущности» пролетариата Луначарский указывает на его «естественный коллективизм» и «преобладание в нем классовых тенденций над личными» как сверхиндивидуальных величин над индивидуальными.

Тот же, кто не умеет мыслить мир религиозно, «осужден на пессимизм», то есть «на констатирование полной непримиримости идеала и действительности». Таким образом «социалистическое учение есть подлинная религия человечества», а социализм — «самая религиозная из всех религий», поскольку при социализме идеал будет примирен с действительностью, и контраст между ними будет положительно разрешен. Это — главное.

Кроме того, социализм обеспечит для благоприятного развития своей религии такие условия:

1. Позитивная связь идеала и действительности, которая будет достигнута путем их примирения.
2. Победа человека над природой
3. Наличие позитивной действующей силы (пролетариата)
4. Наличие сверхиндивидуальных величин в образе Космоса, Человечества, Пролетариата и «вера-надежда» в них.
5. Приоритет общего над частным и коллективного — над личным и индивидуальным.
6. Вера человека в себя

Эти мысли вызвали бурю в социалистическом лагере. Плеханов язвительно назвал Луначарского «блаженным Анатолием», а Ленин, на которого слово «религия» действовала, как красная тряпка на быка, разнес его в своих философских трудах. Луначарский «покаялся» и отказался от своих взглядов, сочтя религию неприемлемой для социализма, но они эхом откликнулись в будущем. История печально подтвердила правоту будущего наркома, поскольку отречение от христианства неминуемо влечет за собой его противоположность.

Пророческие строфы Брюсова, посвященные Луначарскому, как нельзя лучше передали суть того, что произошло после революции, и в чем заключалась суть просвещенческой политики большевиков. «Цоколь» этого храма (еще до смерти Ленина) стоял на трех опорах: марксистская религия или «антирелигия» (марксистские догматы и постулаты новой веры, ее праздники и обряды), пролетарская искусство и культура (массовый пролетарский театр, лозунги, архитектура, памятники и все возможные виды наглядной агитации и пропаганды), советское просвещение и школа. Здесь и прозвучали отголоски ранних идей Луначарского о богостроительстве.

На второй день революции ему предложили пост наркома просвещения. После получения известия о страшных разрушениях в Москве, когда были повреждены кремлевские соборы и купол Василия Блаженного, Луначарский демонстративно подал заявление о выходе из Совнаркома, но после разговора с Лениным решил остаться. Отношения Ленина и Луначарского складывались исключительно на должностной основе. Личных связей у них не сложилось: Луначарский, например, ни разу не был приглашен в Горки и впервые попал туда на похоронах Ленина. Между ними случались мелкие разногласия, но крепкое деловое сотрудничество наладилось. Луначарский определенно был нужен Ленину, и он ценил его уже одним тем, что назначил его наркомом именно просвещения, — области колоссального значения. Это был один из самых образованных членов правительства, который хорошо разбирался в вверенном ему деле, и мог привлечь к себе старую интеллигенцию, загипнотизированную его пенсне, языками и знаниям. Главное же, взгляды Ленина и Луначарского совпадали. Он был и яростным, убежденным богоборцем (что имело огромное практическое значение), и умелым соратником, который, по словам Крупской, «знает, куда надо идти».

Деятельность наркома Луначарского на посту преследовала двойную цель. Наряду с ликвидацией безграмотности и широким просвещением масс требовалось, во-первых, внедрить новую идеологию в человеческие души (как он сформулировал, «распространять революционный образ мыслей, чувствований и действия по всей стране»), а во-вторых, осуществить задачу воспитания детей, то есть первого подрастающего поколения революционных граждан и будущего «нового человека». В ведение Луначарского перешла печать, культура, театр, школа, — вся огромная сфера революционного воздействия на массы, на детскую психику, на сознание миллионов людей и возможность его искусной обработки. «Пролетарий» с такой задачей бы не справился, а Луначарский справился блестяще, в соответствии с изречением о нем Ленина: «Этот человек не только знает все и не только талантлив — этот человек любое партийное поручение выполнит, и выполнит превосходно». Так «совместно» получилось не только издать декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, но и реально претворить его в жизнь. Именно Луначарского пригласил Ленин в свой кабинет для обсуждения плана монументальной пропаганды в марте 1918 года. И среди таких важных мер, как охрана Зимнего дворца, художественных ценностей, музеев, памятников старины и реставрация порушенного Кремля, развивалась стройная «концепция Луначарского» в обозначенных направлениях — отношение к религии, искусство и школа.

Отношение к религии заключалось в борьбе со «старой» христианской верой и в насаждении новой, поскольку марксизм с первых же лет революции был оформлен как «религия» и как вера в будущее, начавшее осуществляться. В то же время у позднего Луначарского полностью изменился взгляд на само понятие религии: «Религия возникает вследствие крайней ограниченности человеческих сил в течении длительного периода человеческого существования …Маркс, Энгельс, Ленин делали вывод, что полная смерть религии наступит тогда, когда человек будет хозяином природы» — то есть в тот самый период развитого социализма, когда, по воззрениям прежнего Луначарского, наступил бы истинный расцвет религии. Теперь же он категоричен: когда социализм победит, не только «окончательно и абсолютно» умрет религия — умрет даже возможность ее нового возникновения.

Это изменение взглядов произошло не только по причине «партийного покаяния», но и в связи с изменившимися политическими условиями. Власть большевиков стала реальной, перешла из области дискуссий в область жестокой практики и религия реально угрожала этой власти. Сам Луначарский пояснял суть момента и необходимость борьбы с религией строительством нового мира в условиях вражеского окружения. После революции религия все еще была прочно связана с мировоззрением граждан, с их бытом, укладом и воспитанием детей, и Луначарский сравнивал религию с гвоздем, по которому не следует бить молотком по шапке, чтобы не забивать глубже, а вырывать его клещами с корнем: «Надежды на потустороннее мешают человеку обеими руками взяться за строительство своего счастья на земле. А построить это счастье трудно. Врагов много, и нужно собрать все силы для борьбы за это счастье. Вот почему мы боремся против религии за единственное правильное миросозерцание, за трудовое миросозерцание, за боевое миросозерцание — марксизм».

О том, что борьба с религией стояла на первом плане в социалистическом строительстве, что она была не сопутствующим, а первостепенным фактором, как фундамент нового строя, как образ революции и как средство удержать власть, свидетельствуют строки самого Луначарского: «Вся наша борьба за социализм, индустриализацию, сельское хозяйство, реформу быта, плановость той или иной области хозяйства, за всю экономическую сторону жизни человека есть борьба против религии». Богоборчество воспевалось в любом его проявлении — достаточно назвать омерзительную пьесу Луначарского «Иван в раю», опубликованную в 1920 году.

Революционной альтернативой религии стала марксистская «вера», ее праздники, обряды и обычаи, и Луначарский в свое время если и не открыл этого, то, во всяком случае, предвидел, угадал суть. Среди них первым и главным праздником нового строя стала годовщина Октябрьской революции, с помпой отмеченная уже в 1918 году. За ней следовало 1 мая. (Позднее добавились день рождения и день смерти Ленина, а мавзолей увенчал собой новую «веру»). Обычаи же и обряды были намеренно антицерковного содержания: на первых порах революции существовали «красное крещение» — октябрины, «красное бракосочетание» — загс, «красное погребение» — кремация и … «красная пасха» — 1 мая, предложенная Луначарским в пику христианству как весенний праздник «победы света и тепла». Аналогичными были новые революционные имена — Искра, Радий, Идея. Так боролись с религией за «нового человека».

Новыми праздниками были и театральные зрелища революции как мощнейшее средство идеологического воздействия в условиях еще повальной безграмотности населения. Именно здесь старые богостроительные принципы нашли блестящее выражение. Идея такого революционного театра была заимствована из опыта Французской революции. Это такой театр, где народные массы одновременно являются и зрителями, и участниками. «Для того, чтобы почувствовать себя, массы должны внешне проявить себя, а это возможно, когда, по словам Робеспьера, они сами являются для себя зрелищем», — пояснял Луначарский. Для этого зрелища, в котором зрители становятся его соучастниками, необходимы массовость (чтобы присутствовало и участвовало как можно больше народа), наличие программы праздника — то есть его революционного сюжета и идеи, динамичность, ритмичность и музыкальность празднества, что в совокупности позволяет достичь всеобщего единения.

В таком состоянии взволнованной до предела массе можно внушить любую идею. «И подумайте, — пишет Луначарский, — какой характер приобретут наши празднества, когда через посредство Всевобуча мы будем создавать ритмически действующие массы, охватывающие тысячи и десятки тысяч людей, притом, не толпу уже, а действительно строго одержимую известной идеей, упорядоченную коллективную мирную армию... Нам нужно, чтобы музыка функционировала как общественное явление, нам нужно руководство массами». Цель обозначена Луначарским предельно ясно: «Чтобы массы сами себя увидели в великолепном преображении, как Христос на горе Фаворской «преобразился и лицо Его заблистало». Так и народ, преображаясь, является себе сам в своем божественном могуществе»... Нетрудно увидеть здесь уже не отголоски, а воплощение идеи богостроительства.

Эти празднества, как и их обоснования, протесты Ленина уже не вызвали, а напротив имели государственное значение, недаром к участию в них привлекались силы Всевобуча и над постановками работали такие выдающиеся театральные режиссеры, как Всеволод Мейерхольд и Константин Марджанов. Массовые празднества проходили и в Петрограде. 12 марта 1919 года там состоялось театрализованное представление «Свержение самодержавия», а на следующий год жители «колыбели революции» увидели новое действие — «Взятие Зимнего дворца», развернувшееся на ступенях Биржи. Истинным же центром нового театрального искусства стала Москва. В Рождественскую ночь 1923 года в центре красной столицы состоялось явление «преображенного народа» в массовом празднестве под названием «комсомольское рождество».

Эти торжества в советской Москве были схожи с античными мистериями. Единственной для них преградой были финансовые трудности. Примером замысла Луначарского, не осуществленного лишь из-за нехватки, может служить проект массового представления на празднике III Интернационала в 1921 году, где предполагалось присутствие 50 тысяч зрителей —«соучастников». Сценой была избрана Красная площадь: перед зрителями должен был развернуться исторический путь человечества от первобытности к коммунизму через классовую борьбу и революцию. Последнее пятое действие символически представляло царство грядущего коммунистического века, описанное Луначарским: «Группа рабочих постепенно сооружает город будущего. Это — сияющий радужными красками комплекс чудных фантастических зданий … с надписями «Свободная трудовая школа», «Храм науки», «Храм искусства» и т.п. Главной задачей является создание действительно чарующей картины, которая явилась бы намеком на «взыскуемый град». Появляются дети, женщины, юноши, девушки и старцы. Дети резвятся, играют (ритмика, гимнастика, возможно более массовая). Юноши идут в гордом шествии, полуобнаженные, борются, бегают взапуски (использовать силы Всевобуча). Игры женщин, их шествие и хор. Взрослые идут в шествии за колесницами, везущими эмблемы победоносного труда, опирающегося на науку. Посредине площади или вообще на видном месте они уничтожают оружие взаимного истребления людей. Все собираются вокруг группы стариков, которые под музыку благословляют грядущее поколение»

Такие грандиозные действия нельзя было проводить в закрытом помещении, они неизбежно переходили на улицу. (Оттого Луначарский называл пролетарский театр «театром под открытым небом»). Какие-то намеки на то, как будет проходить это действие в «городе будущего» есть у Луначарского: «Массовое выступление...предполагает движение масс из пригородов к какому-то единому центру, где совершается какое-то центральное действие типа возвышенной символической церемонии». Стоит ли говорить, что этим «единым центром» должен был стать Дворец Советов. Идея создания города-декорации, где на огромном открытом пространстве будут проводиться массовые театрализованные празднества вокруг единого символического центра, была заложена в план реконструкции Москвы: гигантская площадь, объединившая бы Кремль с Дворцом Советов, была задумана и как главная театральная сцена новой Москвы красной столицы.

Дочь Луначарского пишет, что отец был против сноса храма Христа Спасителя, и за это его изуверски назначили заместителем председателя Комитета по рассмотрению проектов будущего Дворца Советов, хотя к самой идее Дворца он относился крайне благожелательно. Протестовал он и против сноса кремлевского Чудова монастыря, за что ему было указано на «некоммунистическое поведение». Надо сказать, что Луначарский спас от Ленина Большой театр, к которому вождь относился «нервно» как к «куску чисто помещичьей культуры», требующему колоссальные средства, когда в стране не хватает простых школ. По ходатайству Луначарского театр не закрыли и лишь сильно сократили ссуду на его содержание. Луначарский в этом отношении был противоречивой натурой. В Интернете опубликованы воспоминания М. И. Рудомино, основательницы библиотеки Иностранной литературы. Она рассказывает, как на другой день после похорон Ленина Луначарский приехал смотреть свою новую пятикомнатную квартиру в Денежном переулке, где в то время была Неофилологическая библиотека, (зародыш библиотеки Иностранной литературы), и без тени смущения занял ее, отчего библиотека, переехавшая в тесное помещение, едва не погибла.

Следующим важнейшим направлением деятельности наркома была реформа просвещения и школа. Генеральная линия пресловутой «концепции Луначарского» заключалась в создании бесплатной, единой, народной, трудовой, «абсолютно светской» школы на марксисткой основе, на достижение в кратчайший срок всеобщей грамотности, на широкое просвещение масс, на поддержку культурного движения рабочих и крестьян, и на воспитание подрастающего поколения с пропагандой, что «небо — банкрот». Это не предвзятость: сам Луначарский на первое место выдвинул борьбу с религией, прекрасно оценив благоприятную перспективу этой борьбы для будущего: «Надо пытаться искоренить религию, именно отвращая от нее новое поколение». Главная стратегическая цель состояла не только в передаче знаний, но в воспитании будущих граждан в духе коммунистической идеологии, и одновременно в борьбе со всем старым, религиозным, домашним. Этим калечением душ укоренялась взамен христианства «вера человека в себя».

В наше время семья превалирует над школой в деле воспитания ребенка. А тогда был заложен фундамент государственной школы, которой семья в лучшем случае помогает воспитывать советского гражданина. В чем же заключалась концепция советской политики в области школьного образования? В разных работах Луначарский так обозначил ее основные тезисы:

• Атеистическая пропаганда и подробный рассказ о происхождении и сущности религии. Это объявлялось задачей первостепенной важности в условиях социалистического строительства.
• Создание широкой базы общего естественнонаучного и социального образования
• Широкая пропаганда социализма.
• Создание детских общественных организаций вроде пионерии и кружков, которые позволили бы высвободить ребенка из-под влияния семьи.
• Борьба с предрассудками и со всякой «тьмой прошлого» как помехой для создания будущего.
• Замена верующих учителей в советских школах на «антирелигиозных».
• Создание антирелигиозных школьных программ по линии преподавания естественной научных дисциплин в духе диалектического материализма («выработка основ материалистического воспитания») и по линии обществоведения
• «Борьба с религиозной моралью»: это значило разъяснять «внутреннюю лживость религиозной морали с указанием, …как мало под влиянием религии изменяется человек в сторону высшей нравственности».
• Усиление борьбы с религией по всем направлениям. Требовалось, чтобы школа не только работала «в пасхальные дни», но и чтобы эти дни были особенными. «Школа должна отвлечь детей от посещения церкви», от религиозных обычаев и церемоний, дав им «эквивалент». Как уже говорилось, «эквивалентом» Пасхи Луначарский предложил 1 мая.
• Организация кружков, ученического самоуправления, коллективного отдыха, клубов, школьных субботников, новых праздников «в увлекательных формах», дабы противопоставить их «обветшавшему и однообразному «репертуару Церкви»
• Трудовой, активный метод усвоения знаний, — то есть путем опыта, экскурсий, докладов, дискуссий.

Луначарский признавал конституционную свободу вероисповедания, оговаривая, что это не означает «остановиться перед этим вопросом в нерешительности». В отношении же искусства нарком повторял, что пролетарская культура может быть создана только на основе преемственности и переработки классической культуры. Он призывал «читать классиков» и пересматривать литературное наследство с классовых позиций, то есть «с точки зрения культурно-политических задач пролетариата».

Все это проводилось в жизнь до отставки Луначарского в 1929 году — в год «великого перелома». Он был отторжен Сталиным не только из-за «излишней образованности», но и как большевик старой формации. Ему представили сначала научную сферу деятельности, а в 1933 году он получил назначение послом в Испанию, где, как подметили современные исследователи, его больное сердце окончательно не выдержало бы жаркого климата. По дороге он заболел и умер от сердечного приступа на юге Франции, в Ментоне, 26 декабря 1933 года — в своей постели, одним из немногих большевиков «ленинской гвардии».