Наверное,
найдется не один такой человек, который в детстве
хотя бы раз испытывал непонятное чувство то ли
страха, то ли глубокого уязвления при мысли о том,
что его родители, возможно, ему не родные. Подолгу
всматривался в лица людей, которых привык называть
мамой и папой, будто не узнавал, следил за их
движениями, пытаясь прогнать неприятный холодок в
душе. Это ведь на самом деле должно быть очень
страшно: узнать, что ты — приемный, а значит,
те, из кого ты взял свое начало, те, ближе и роднее
кого не бывает на земле, отказались от тебя. Но как
тогда удивительно прекрасно знать, что нашлись другие
люди, которые всем существом, всей жизнью стали и
ближе, и роднее. И как непредставимо ужасно
осознавать, что этих людей могло бы никогда не
появиться. Об этом «случайном» счастье
обретения — наши две истории…
Любовь не боится
Ольга — медицинский работник. Развелась с мужем, одна вырастила дочь. Она всегда мечтала еще об одном ребенке, надеялась, что как-то устроит свою жизнь. Но, когда перевалило за 30, поняла: ждать уже нечего. В голове то и дело мелькала мысль о том, что хорошо было бы взять на воспитание сироту из детского дома. Но Ольга ею не увлекалась, потому что была уверена, что таких детей отдают только в полные семьи. Жизнь текла своим чередом, пока в мае прошлого года Ольга не наткнулась на объявление в газете «Православная вера» о епархиальном Обществе милосердия. Сразу захотела стать волонтером, дежурить у больных детей-отказников. Она вспоминает, что даже не смела и мечтать о том, чтобы стать для кого-то из них мамой, ведь была убеждена — одиноким женщинам это невозможно:
— Я пришла хоть чем-то помочь этим несчастным брошенным малюткам. И кстати, на первом же дежурстве узнала, что и такая женщина, как я, может взять ребеночка. Прямо духом воспряла, хотя Сережу тогда еще не видела. А потом… Знаете, словами нельзя объяснить, в тот момент со мной произошло какое-то чудо. И сейчас уверена, что если бы не существовало юридической возможности взять его на воспитание, я все равно бы искала пути, чтобы быть вместе с Сережей. Во мне возникло нечто необъяснимое — возникла любовь, и я как-то сразу поняла, что это чувство — часть меня. Я ничего не знала о малыше, о родителях, которые от него отказались,— мне это было совершенно неважно. Неважно, сколько у него болезней и насколько они тяжелы, неважно, какая у этого ребенка, как говорится, наследственность. Хотя я провела с ним только два дежурства…
Четырехмесячный Сережа был инвалидом от рождения. Трудности Ольгу не пугали, но она тогда не представляла в полной мере, через что придется пройти. Причем самым сложным оказалось ни кругообразное хождение по всем инстанциям, ни страх, что государство может счесть ее недостойной воспитывать приемного ребенка, а то, как воспримут ее намерения в кругу семьи. Дочь Ольги, тогда еще старшеклассница, а теперь студентка, дала свое согласие без особых колебаний, и, забегая вперед, скажем, что сейчас они с Сергеем прекрасно ладят. Ольга готова к тому, что ситуация может измениться — мало ли злых языков, которые под видом благодеяния могут настроить родного ребенка против приемного. Хотя матери кажется, что дочь как человек воцерковленный и искренне верующий, с детства воспитывавшийся при храме, не поддастся так легко на всякие «дружеские» нашептывания.
Итак, дочь была не против, а вот со стороны родителей Ольга встретила сильнейшее сопротивление. Месяц или два прошли в постоянных разговорах, в ходе которых ее пытались переубедить. Конечно, женщину такое непонимание сильно огорчало. Однако после паломничества в Троице-Сергиеву Лавру Ольга окончательно укрепилась в своем решении и успокоилась. А по возвращении начала собирать документы.
Она признается: до последнего не верила, что постановление об опеке все-таки выйдет, хотя никаких видимых препятствий к этому не было. Не верила, даже когда получила сертификат об окончании школы приемных родителей. Через пять месяцев «хождения по мукам» она наконец смогла забрать своего Сережу домой. А через день они легли в больницу на операцию.
Сейчас Сереже почти два годика. Из-за своей инвалидности он, конечно, отстает в развитии, но при этом он — веселый, озорной и ласковый мальчишка. Хотя уже проявляет упорный характер: если чего-то не хочет делать, не уговоришь ни за что! Маленький Сергей любит играть в прятки и в машинки, а недавно начал рисовать.
— Ему очень нравится видеть, что он двигает карандашом и оставляет за собой след,— ласково отзывается мама Оля.
Словом, растет Сережа, несмотря на свой недуг и трагическое начало жизни, согретый душевным теплом, заботой и лаской. Ему предстоит еще не одна операция, и, конечно, Ольга все время будет рядом.
Вообще, поражаешься, откуда у этой женщины такая смелость. Родители уже старенькие, дочь сейчас учится в вузе, поэтому помощи от нее немного. Но помощь неизменно приходит.
— Я надеюсь, что Бог меня не оставит. И Он действительно не оставляет — сколько самых разных людей нам помогают, и деньгами, и вещами, и продуктами, транспортом. Очень помогают сестры из Общества милосердия, и даже члены их семьей. Очень поддерживает молитва и богослужения. Сережу причащаю каждую неделю.
Ольга сейчас вспоминает, как ее отговаривали в органах опеки брать ребенка-инвалида, да еще при такой буквально нищенской опекунской плате. Но ничего не могло Ольгу остановить.
— У меня сейчас даже нет времени, чтобы как-то задумываться, могла ли я взять ребенка раньше, до воцерковления, или нет. Дни летят один за другим в заботах о нем. Я понимаю одно: в моей жизни произошло чудо. А сомнений в собственных силах или в том, что мне может не хватить любви, у меня никогда не было. Ведь насколько окажется крепким наше физическое здоровье, мы все равно достоверно не знаем — с любым из нас что угодно может случиться. А уж если Господь тебе дал кого-то полюбить, то это навсегда. Бояться не надо.
«Ради Тебя»
Светлана — женщина счастливая и, можно сказать, успешная. Любимый муж, взрослый сын, хороший и стабильный достаток, дом — полная чаша. Но несмотря на это внешнее благополучие, Света до недавнего времени часто мучилась приступами самого настоящего уныния. Ее духовник посоветовал ей однажды пойти потрудиться в Обществе милосердия, послужить таким образом ближнему. Светлана с удовольствием последовала этому совету. На одном из дежурств у кроватки маленькой девочки она почувствовала, как душа откликается на страдания этого ребенка. Это были какие-то особые чувства — не просто жалость или обычная симпатия. На этих эмоциях у Светланы и возникло желание удочерить девочку. У них с мужем Юрием никогда подобных мыслей не возникало, а на вопрос, заданный однажды, он ответил ошеломленно: «Ты что, с ума сошла?!». Поэтому о возникшем желании женщина не торопилась сразу сообщать. Но, получив благословение духовника, стала молиться. Юра, конечно, сначала был в шоке — отказался. Но Света время от времени возвращалась к этой теме, приводила казавшиеся ей правильными аргументы, размышляла вместе с ним, но старалась не давить. А у него внутри какой-то процесс тоже шел, потому он вдруг бросил фразу: «Только не девочку, лучше мальчика». Дело, однако, не сдвинулось.
— К моему удивлению решающим аргументом для Юры стали слова из Евангелия, которые я как-то привела: кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает (Мф. 18, 5). Муж почему-то успокоился и согласился.
Но теперь Свету стали мучить страхи: сможет ли она, человек избалованный, изнеженный жизнью, понести такое? Не физические труды беспокоили. «Что я смогу дать этому ребенку, что смогу привить со всеми своими несовершенствами, духовными немощами?». Она продолжала молиться, размышлять, и все больше укреплялась в своем намерении.
Самой большой проблемой для супругов стал выбор ребенка. Светлана молилась всем сердцем, чтобы Господь ей каким-то образом указал Свою волю. Наконец, им предложили сразу трех новорожденных младенцев. Врач выносила малышей по одному, рассказывала про каждого.
— Я надеялась, что у меня душа отзовется, сердце расположится к кому-то из них. Но ничего подобного не происходило. Я буквально растерялась. И вдруг врач говорит: «Вы знаете, мне кажется, что ваш — вот этот». И мы сразу согласились с облегчением.
В больнице, куда детей-отказников отправляют на необходимое по закону обследование, Свету все знали как одну из сестер Общества милосердия, которые дежурят здесь с малышами, стали советовать ей взять кого-то другого, более здоровенького.
— А я подхожу к нему,— вспоминает она,— смотрю: он под капельницей лежит (иголку новорожденным ставят в голову), и такой он несчастный: и не спит, и не плачет — обессилел, видно. И тогда поняла, что никакие отговоры на меня не могут подействовать, потому что я чувствую и верю: мне сыночка сам Бог указал через того врача в роддоме.
У маленького Леши оказалась врожденная неврология. Он кричал целыми ночами напролет. Но никогда у супругов, по их собственному признанию, не возникло мысли, что они напрасно его взяли. Юрий за Лешей ухаживал больше, чем в молодости за родным сыном. Иногда супругам было очень тяжело физически, но и тени уныния не появлялось — малыш стал родным и горячо любимым! Они не могли налюбоваться на него.
Когда Алексею исполнилось 3 годика, у Светланы зародилась мысль взять еще одного ребенка, чтобы сынок не был один, чтобы рос не эгоистом, чтобы вместе дети учились уступать, помогать и защищать друг друга. На этот раз ее не поддержали даже родители. Понял Свету только духовник. Снова стали молиться, чтобы исполнить волю Божию. Как ни удивительно для самой Светланы, Юрий понемногу согласился.
Мать Димы, знакомиться с которым супруги приехали в детский дом Вольска, лишили родительских прав, когда мальчику был год. Эта психологическая травма обнаружилась сразу. Общение во время этой первой встречи не складывалось. Но муж, хоть и не скрывал явных сомнений, все-таки решил его забрать: нормальный, мол, мальчишка, здоровый, шустрый.
— Уезжали мы оттуда с тяжелым сердцем, оба чувствовали этого ребенка чужим,— рассказывает Света.— Зашли в ближайший храм. Я молилась со слезами на глазах: «Господи, дай мне его полюбить, ведь мы его берем ради Тебя».
Дима дался семье очень тяжело. Мальчик был настоящим маугли. Супруги понимали, что вины его в этом нет, но иногда казалось, что сил не хватит. Однако Света все равно не жалела о принятом решении. Чувствовала: все трудности и скорби укрепляли душу, а главное, в этих трудах сама собой пришла и любовь к этому ребенку. А потом все утихло, успокоилось, да и маленький Дима сам изменился. Постепенно Света начала видеть, что совместное воспитание мальчиков приносит свои добрые плоды.
— Конечно, родителям рекомендуют сначала какое-то время пообщаться с ребенком в детском доме, начать потихоньку выстраивать отношения,— говорит Светлана.— А мы, получилось, вот так: с места в карьер. Но видите, как Господь все покрыл и восполнил Своею благодатью. Само собой незаметно и чувство пришло, и радость пришла, и ощущение настоящей большой семьи. И теперь, когда мы вместе со всеми нашими тремя сыновьями собираемся за одним столом, я понимаю, насколько это прекрасно. И ни следа от моего прежнего уныния не осталось. Так хорошо и счастливо, как сейчас, мы никогда не жили!
* * *
Не всех детей, оставленных родителями или по любым другим причинам оказавшихся в детских домах, ждет безоблачное будущее. Души их если не искалечены, то чаще всего надорваны. И хотя государство содержит ребенка-сироту в среднем на 30 тысяч в месяц, а опекунская плата при этом составляет сумму в шесть раз меньше (родителям же, усыновившим детей, не полагается вообще никакой материальной поддержки — крутись как хочешь), ничего не может быть лучше дома, где ребенка ждут любящие люди. Как сказала наша героиня Светлана, какая разница: родила — не родила! Какая разница, как Господь людей соединяет, как дает их друг другу, «биологически» или под влиянием обстоятельств. У Бога ведь Свой замысел. И в определенном смысле это замысел о любви, которой Он до времени не дает оскудеть.