Многое в жизни приснопоминаемого диакона Димитрия Таланкина происходило сугубо: «две жизни» – русская и сербская, два сороковых дня: 10-го и 11-го сентября.
О том, как Бог не забывает работников Своего виноградника, а те, кто угодил Ему, и после смерти продолжают помнить нас и участвовать в нашей жизни, – продолжает рассказ супруга, матушка Мария Таланкина.
Благословение на брак от Мироточивых глав
Диакон Димитрий Таланкин Друг отца Димитрия, иеромонах Владимир (Палибрк), служащий в монастыре Острог в Черногории, слышал от одного старого сербского священника, что у них принято отсчитывать 40 дней от первого утра, которое не застало человека на земле. По такому счету 40-й день отца Димитрия приходится на Усекновение главы святого Иоанна Предтечи. Десница именно этого святого, хранящаяся в черногорском городке Цетине, и приснилась Диме 40 лет назад во сне-откровении, приведшем к рукоположению в Сербской Церкви. Вот «закрывающая рифма» в жизни Димы, одна из многих.
Между тем «русский» 40-й день совпал с памятью Собора преподобных отцов Киево-Печерских, в Дальних пещерах. А, собственно, благодаря их мироточивым главам мы с Димой и поженились.
Встретились мы довольно поздно, взрослыми, сформировавшимися людьми, но притираться друг к другу не понадобилось. Нас хорошо и до этого каждого жизнь побила – это как в Греции осьминогов бьют о стенку для мягкости, которая потом нужна при готовке… Вот так же и мы были уже приуготовлены, чтобы ценить вдруг открывшееся уже нежданное душевное родство. Мы просто смотрели друг на друга, как старосветские помещики, и плакали: потому что такого не может быть.
Мы всегда связывали начало нашей семейной жизни с благословением, полученным от мироточивых глав
Дима говорил, что ему стало совершенно ясно, что нам нужно безотлагательно пожениться, как раз в Киево-Печерской лавре, во время молебна мироточивым главам в Дальних пещерах: он вдруг разрыдался, пережил какое-то явное присутствие благодати. Вышел, позвонил мне и попросил, чтобы я назначила ему встречу со своим духовником (это вместо предложения). Поэтому мы всегда связывали начало нашей семейной жизни с благословением, полученным от мироточивых глав. И потом ездили в Киев благодарить.
Забота о крестнике, без границ
Познакомил нас к тому времени уже почивший Димин крестный – небезызвестный многим преподаватель ВГИКа Николай Николаевич Третьяков. Незадолго до своей смерти он сказал крестнику, что видел во сне его жену. Диме было уже под сорок, и непонятно было, женится он или нет.
Спустя какое-то время Дима поступил на учебу в Свято-Тихоновский университет и оказался моим студентом. Это была вечерняя программа для лиц с высшим образованием, которой «все возрасты покорны».
А незадолго до Диминого поступления в наш университет у меня появилась хорошая знакомая, которая когда-то училась у Николая Николаевича Третьякова, была многим ему обязана и непрерывно о нем рассказывала, прибавляя факт к факту и историю к истории.
И одну из таких историй я рассказала на лекции в качестве иллюстрации к какой-то мысли. После занятий ко мне подошел Дима:
– Это мой крестный, я могу познакомить вас с его женой.
Выходим, помню, из университета и продолжаем говорить о Николае Николаевиче. Уже стемнело, и мы остановились под фонарем. «Какой приятный человек», – подумала я. А потом свет блеснул, и я увидела на его правой руке кольцо – белое, серебряное, на безымянном пальце. «И, конечно, женат», – отметила про себя и сама удивилась: никогда меня такие мысли не посещали… и чужих безымянных пальцев я не рассматривала. Потом, позже Дима не понял:
– Какое кольцо?!!
– Не знаю, я подумала, что обручальное…
– Я никогда-никогда – никаких – колец – не носил.
Венчание Димитрия и Марии Таланкиных
Мы сходили в гости к Ирине Николаевне Третьяковой, а через три месяца уже обвенчались. И когда выбирали кольца, Дима сказал, что мы сделаем по старинной традиции: у жениха обручальное кольцо будет серебряное, а у невесты – золотое. Потому что жена носит кольцо мужа, оно – золотое; а муж – кольцо жены, и оно – серебряное. Тут я снова увидела на Диме то самое кольцо.
Когда нас спрашивали:
– Где вы познакомились?
Мы с готовностью отвечали:
– На том свете.
Ирина Николаевна и Николай Николаевич Третьяковы. 2002 год.
Бабушкино «воспитание»
В нашей судьбе принял участие не только Николай Николаевич.
Одна из моих бабушек, Лидия Андреевна Ермакова, виделась со мной два раза в жизни, но – без сомнения – эту жизнь перевернула. Она знала, что у нее растет внучка, которая осталась некрещеной. Глубоко церковный человек, разумеется, она обо мне всю жизнь молилась, о чем я не имела ни малейшего понятия. Бабушка была бессменной свечницей одного из пяти больших соборов Житомира, единственного собора, оставшегося в том украинском городе православным, и не без ее участия. И вот пришел ее последний юбилей, 80-летие, и Господь прислал ей эту внучку, о которой она всю жизнь молилась, в гости, – уже крещеную и закончившую Свято-Тихоновский университет, который обязан своим существованием подвигу Новомучеников и исповедников российских и «стоит» на изучении их наследия. И бабушкин юбилей пришелся в тот год на память Собора Новомучеников и исповедников Церкви Русской (а это, известно, дата переходящая)… Такой ответ дал Господь и на ее молитву, и на ее подвиг исповедничества.
Дедушка Юрий Федорович Медведев В тот приезд к бабушке я поклонилась Киево-Печерским преподобным и после возвращения рассказала Диме о расписании молебнов у мироточивых глав, и он вскоре поехал туда…
Свой след оставила в судьбе нашей семьи и моя прапрабабушка Мария Григорьевна Лебедева, все более заметный со временем след. Во-первых, она привела меня в храм Святителя Николая Чудотворца в Кузнецкой слободе. И это ничего, что Мария Григорьевна преставилась в 1954-м году, а я крестилась в 2000-м… День Крещения оказался, как выяснилось позже, ее днем рождения ( 2 апреля по старому стилю, 15-е – по новому), а небесная покровительница – одной и той же.
И день нашего с Димой Венчания, 7 лет спустя, пришелся тоже на 15-е апреля, хотя я на это никак не влияла. Дима и отец Владимир Воробьев, мой духовник, сами выбрали Красную горку: что, мол, тянуть. Никто в тот момент в календарные «узоры вечной жизни» не всматривался.
Еще более явственно Мария Григорьевна определила участь своего внука и моего деда, Юрия Федоровича Медведева. Эту историю Дима очень любил и с удовольствием рассказывал – от лица разных участников событий, включая немецкого снайпера. И я рискну поместить здесь этот сюжет, хотя внешним образом он с Димой и не связан. Пусть строгий читатель меня простит, а нестрогий не заметит уклонения от темы.
Когда мы были на войне…
Когда внук Юрочка воевал в Великую Отечественную войну, ему, 19-летнему, снайпер прострелил голову. Навылет. Пуля попала выше крыла носа и вышла сзади, у основания черепа…
Юра был командиром артиллерийского расчета. Дело было уже в Польше в 1944-м году, они сидели в окопах, скучали, – молодые ребята. Знали, что высовываться нельзя, – но… Снайпер хорошо сделал свою «работу» и Юру убил, но тот встал и пошел. Как рассказывали те, кто видел это со стороны: он только ненадолго задохнулся от удара, а потом снова задышал… Такого не могло быть никогда, потому что просто быть не могло. Пуля прошила голову и вышла… Когда он на своих ногах добрел до медсанбата, ему врач сказал:
– Ну, парень… Видно, крепко за тебя мать молилась…
– Не мать, а бабушка, – пробурчал он.
– Да! Вот если бы мне сказали обездвиженного под наркозом человека на операционном столе проткнуть вот так аккуратно, чтобы ничего не задеть, я бы не взялся...
Вот так. Ну, прилепили ему два пластыря. С двух сторон. «Полечили». А что было еще делать? Подержали в госпитале и отпустили... Дома все однозначно связывали его спасение с Марией Григорьевной.
Семейное предание сохранило такой диалог Марии Григорьевны со своей дочкой, матерью деда, когда тот уходил на фронт (а он еще был неженатым, так что нас бы никого на свете не было, если бы он погиб от снайперской пули). И вот, его новобранцем провожают, а мать руки заламывает:
– Пусть вернется! Хоть без рук, без ног, но живой.
– Почему без рук, без ног? Вернется и с руками, и с ногами. А Бог-то? – напоминает ей Мария Григорьевна.
– Ну, ты одна, что ли, молишься?
– Не кощунствуй.
Дедушка воцерковился в 78 лет и после этого прожил еще 15 – добавили на покаяние. Умер он в Светлую Субботу, в День ангела Марии Григорьевны, накануне ее дня рождения.
«Столько всякого добра!»
Хоронили мы деда на Радоницу и пели Пасху. Никто и слезинки проронить не смог – настолько радостно было. За него радостно, за нас – не очень, что нам здесь еще придется попотеть.
Его жизнь после воцерковления была удивительной. Он дожил до второго детства – в самом хорошем, евангельском смысле этого слова. Был совершенно радостным даже тогда, когда в основном уже полёживал, хотя полностью слег он буквально на последние 10 дней. Он, помню, поспит, проснется, а взгляд у него просто горящий! Как будто ему Рай показывали. Я к нему с этим даже подходила:
– Ну что, спишь? Сны видишь?
– Да-а-а.
Берет меня за руку и восторженным шепотом:
– Столько всякого добра!
Кто-то заходит в комнату, а он мне:
– Тихо! Тсс, – рассказывать нельзя.
У него не было никакого старческого слабоумия. Была почти детская, чистая радость. Хотя от аналоя в храме после Исповеди он отходил в слезах. И так – годами. И очевидно, что ему неоднократно продлевалась жизнь: он и инфаркт на ногах перенес (о чем мы узнали только позже, во время планового обследования), и падения у него были серьезнейшие, в ванной навзничь, например, когда он в свои хорошо-за-80 только небольшим синяком отделался. Не время человеку умирать. Там всё решается, вопрос не медицинский. Вымолили ему время на покаяние – и всё тут!
Юрий Федорович непременно каждый день гулял по два часа, бегал, размахивая палочкой (вместо того, чтобы на нее опираться), срезал углы и постоянно рисковал споткнуться и угодить в какую-нибудь живописную яму или зацепиться за торчащую из плиты арматурную петлю, что пару раз и случалось. Один раз его толкнули какие-то подростки, которые были под воздействием не предназначенных для внутреннего употребления веществ. Дед встал, догнал их и проучил.
– Дедушка! Уходи из большого спорта, пожалей Ангела Хранителя: у него ни перерывов, ни отпусков! – и дед обещал беречься, но долго этого статического напряжения не выдерживал.
Болезнь и смерть напрямую не связаны
Отец Димитрий Таланкин с отцом Владимиром Воробьевым и игуменом монастыря Станевичи Ефрем. После службы, октябрь 2019 г. Монастырь в горах, над городом Будва, Черногория Отца Димитрия с дедушкой роднило неиссякаемое жизнелюбие и, если так можно выразиться, независимость от болезней.
В какой-то момент на фоне рака у отца Димитрия еще и нога стала распухать. А ему в Черногорию надо. Обследоваться некогда. Он уехал и там постоянно служил. А что значит там служить? Это колесить где-то в горах, он сам был за рулем. А такие нагрузки при сильном тромбозе, чем, оказывается, и был вызван отек, категорически запрещены, как и авиаперелеты. Взлет-посадка, перепады при перемещении в горах – тромб может оторваться в любую секунду.
Нога распухла до пугающих масштабов, стала с виду чуть не вдвое толще здоровой. Отец Димитрий купил ботинки разных размеров – решил проблему. В подряснике не видно – как хорошо!
– Нога пока не прошла, – между делом сообщает мне по телефону.
Вот, оказывается, как это называется…
Отец Димитрий Таланкин с отцом Момчило Глоговац после Литургии на Покров в 2019 году в горном селе над Которской бухтой, Черногория Прилетел в Москву, отправился на обследование в больницу Святителя Алексия, и его, конечно, тут же «пришпилили» к больничной койке, как бабочку в гербарий.
– Лежать!!! Ногу вверх!
Разжижающие препараты помогли восстановить кровоток, но из-за основного заболевания полного избавления от отека не предвиделось. Более того, появились кровотечения, и препараты пришлось отменить. Но, вопреки всему, тромбоз постепенно почти прошел, а связанный с ним отек исчез. Значит, было еще не время уходить, и тромбоз свой летальный ущерб нанести не смог, хотя все для этого у него было.
Вспоминаются слова близкого нам черногорского священника, отца Момчило Глоговаца:
– Болезнь и смерть напрямую не связаны. Господь просто забирает душу, а болезнь – это знак для нас, это помощь.
Это было сказано из опыта, «с властью», потому осталось в душе.
Трости надломленной не переломит…
Когда мы с Димой только еще поехали за благословением на брак к отцу Валериану Кречетову, была Крестопоклонная неделя. Мне нездоровилось, и я всю службу сидела. А места для сидения там, в Покровском храме в Акулово, особо не предусмотрено. Так что я оказалась в приделе, где лежало Распятие. Старинное. Мне оно показалось огромным. И так я в преддверии благословения на брак и просидела рядом с этим Распятием на табуреточке, осмысляла…
Подсказки свыше понимай, как можешь, или слагай в своем сердце до времени
Такое знамение не забудешь. Эта картина ожила передо мной 10 лет спустя, когда в 2017-м году Диму оперировали, а я пошла к Матронушке и я стояла перед иконой Спаса в терновом венце в Покровском монастыре Москвы, – тоже на Крестопоклонную...
Продолжение было во время хиротонии отца Димитрия – 29 августа 2019 года. В монастырь Подмаине в Черногории, где и рукополагали Диму, пришли прямо к хиротонии русские хоругвеносцы, с иконами и большим деревянным распятием. И владыка Амфилохий сказал на проповеди:
– У нас сегодня сугубый русский день. Русское рукоположение и Русский крест!
Рукоположение отца Димитрия Таланкина
Этот Крест поставили напротив выхода из храма, и он был отчетливо виден на фоне солнечного южного дня, если смотреть из полутемного нефа.
Подсказки свыше понимай, как можешь, или слагай в своем сердце до времени. Господь бережно ведет человека: «трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы» (Мф. 12, 20).
Он сам себя гнал
Диакон Димитрий Таланкин в студии Дима мужественно пронес свои два креста – болезни и работы в стол, когда то, что для тебя в искусстве значимо, никому не нужно или не находит дороги к тем, кому еще нужно; а доступные дороги неприемлемы (причины такого положения вещей многообразны, и их обсуждение требует отдельного обстоятельного разговора).
Причем второй крест был тяжелее первого.
Всё, что делаю, в стол или в шкаф,
или – сразу в iCloud.
Никому никогда ничего не узнать.
Так устал от подстав, от предательств и свары,
что готов у трамвая подковы лизать.
Как всегда, – опоздать будет в стиле приличий,
соблюденных по полной – хотя бы не так! –
Ты попробуй найди эти десять отличий
на ребячьей картинке, когда тебя так
оттеснили от выспренних этих процессов,
что засунут ты в нору, хоронясь от эксцессов,
как последний, совсем не былинный дурак…
10 мая 2013
Это одно из Диминых стихотворений. Он столько впитал и от родителей, и от среды, и получил от Бога столь многогранный талант: и музыкальный, и поэтический, и режиссерский, и художественную чуткость… И ему достается время, когда все это вдруг перестало быть нужным… Это горечь для автора, но в случае Димы здесь был и сознательный выбор, точнее, последовательность пройденных развилок, начиная от первой, самой простой, когда ему предлагали снимать сериал про конкурсы красоты, от чего Дима сразу отказался.
Дима мужественно пронес свои два креста – болезни и работы в стол
Он мог оставаться в амплуа «золотой молодежи», как написал владыка Тихон (Шевкунов). Никто его оттуда не гнал. Он сам себя гнал. Прошел внутренне ряд перекрестков.
Хотя из искусства Дима, а потом и отец Димитрий, не уходил. Последним было написано музыкальное произведение на «Луч Микрокосма» святителя Петра Петровича II Негуша – это основоположная фигура Черногорской истории и культуры и местночтимый святой Черногорской митрополии. Записал отец Димитрий эту вещь с солистами хора храма Христа Спасителя, а премьера была устроена уже там – в Черногории.
Продолжал писать стихи и выступать с лекциями, но какая-то нерастраченность в нем всегда чувствовалась, и это была очень мучительная ноша, – ее-то терпеть ему было гораздо сложнее, чем какой-нибудь там жгучий кожный зуд как побочное действие рака.
И при этом каждый очередной выбор подводил Диму ближе к Церкви и к Богу. И это были внутренне выстраданные и обдуманные шаги.
Каждый очередной выбор подводил Диму ближе к Церкви и к Богу
Божественная экзегеза
Не только люди толкуют Слово Божие, но и Слово Божие объясняет, истолковывает жизнь человека. Творец пишет жизнь своего творения, и только Он может эту жизнь истолковать безошибочно.
Меня потрясло Евангелие, которое читалось на литургии в день отпевания отца Димитрия: о работниках 11-го часа (ср. Мф. 20, 1–16). Никто тебя не нанял, приходи ко Мне! Помыкался ты там, заходи! А еще читался Гимн любви апостола Павла (1Кор. 13, 4–5). Это уж совсем о Диме, – он очень любящий человек.
Вот, всё главное Господь об отце Димитрии в тот торжественный день и сказал. И на душе – ликование.