Случай в Житомире

Книга воспоминаний свт. Мардария Ускоковича (1889 - 1935) «Непостижимая Россия» – бесценное свидетельство эпохи. В 1907 году еще совсем юный иеродиакон прибыл на учебу в Россию, чтобы пробыть в ней более 10 лет, став участником многих общественных и политических и церковных событий. Эти годы жизни в России спустя много лет святитель опишет в своих мемуарах. С 1907 по 1910 гг. он учился в Волынской семинарии, действовавшей в то время в Житомире. В своих воспоминаниях святитель с теплотой рассказывает о богослужениях, в которых ему довелось принимать участие.

* * *

В мою бытность студентом в Житомире, некий крестьянин, посланный своей общиной, зашел ко мне, иеромонаху, с просьбой служить в их селе, расположенном верстах в тридцати от города.

Я поставил себе за правило принимать подобные приглашения, невзирая на трудности, считая отказ чуть ли не грехом. В дальнейшем, когда я ездил на заводы и фабрики на окраинах Санкт-Петербурга, меня часто приглашали проповедовать или служить, и я никогда не отказывался.

Итак, мы отправились в путь. Была середина зимы. Стоял трескучий мороз. Лошади заиндевели. Копыта их так резко стучали по белому верху дороги, будто она была покрыта не снегом, а сталью. Одну за другой мы проезжали придорожные деревни и поселки. На улицах не видно было ни души. Из труб дым шел белым столбом, растворяясь в голубом зимнем небе.

Лютый мороз пробрался под меховое покрывало саней. От мороза немели и без того промерзшие ноги, холод пробирался в рукава и под шубу, только что подаренную мне добрым другом сербов архиепископом Волынским и Житомирским Антонием (Храповицким).

По дороге я пытался представить, что ждало меня в далеком селе, куда мы ехали. Я представлял себе длинную службу в холодной и, еще хуже, пустой церкви. Но как можно было осуждать тех, кто не пошел в церковь в такую погоду, выбрав остаться дома у теплой печки? Разве можно было ожидать молитвенной теплоты в промерзшей церкви?

Ранней весной нет ничего приятнее службы в деревенском храме, когда благоухание цветущих фруктовых деревьев и пение птиц заходит в окна.

Подобные мысли помогали мне коротать путь, иначе казавшийся бесконечным, и, наконец, мы прибыли в родное село моего проводника. Я вновь покрылся мурашками при мысли о длинной, тяжелой службе в промерзшем храме.

Мы подъехали к церкви. Я сошел с саней, взбежал по ступенькам, открыл дверь и заглянул внутрь. Я не мог поверить глазам.

Церковь была переполнена. Прихожан было так много, что стояли они плечом к плечу, и я с трудом пробрался к алтарю сквозь толпу молящихся. Эти крестьяне собрались в церкви задолго до моего прибытия и молча и сосредоточенно стояли в ожидании. К тому времени исчезло, что оставалось от моей трусливой боязни холода. Войдя в церковь, я почувствовал ласкающую теплоту дыхания сотен молящихся, тепло, передававшееся даже холодным стенам. Я надел облачение, с нежностью думая о присутствующих богомольцах. Невзирая на мороз, от которого кровь стыла в жилах, они собрались на молитву, многие из них из деревень и поселков, лежащих в нескольких верстах отсюда. Это был настоящий подвиг благочестия. Какой пример горожанам, которые часто пренебрегают посещением богослужений в просторных, теплых и обустроенных зданиях. Эти смиренные и благочестивые деревенские жители еще многому могли научить горожан.

Это день был важным для меня. Впервые в жизни я обращался к крестьянам, и это первое соприкосновение с ними оказалось глубоким духовным опытом. Казалось, объединяющие нас потоки религиозного вдохновения переходили от них ко мне и обратно к ним. Во время проповеди мне показалось, что, горя религиозным восторгом, я обращаюсь к неподвижным и безмолвным слушателям, боящимся пропустить одно слово. Их было так много и они стояли так тесно, что мне казалось будто, обращаясь к ним, я обращаюсь ко всему русскому народу, не к сотням, а к миллионам.

Между прочим, я сказал им, что я – серб, приехавший из страны, далекой по расстоянию, но близкой по духу, из страны, связанной с ними крепкими узами единой славянской крови и православной веры. Выходя из церкви, я увидел прихожанина, терпеливо ждавшего меня на морозе, чтобы рассказать, что тридцать лет назад он был в Сербии с армией генерала Черняева.