«Рухнула я в яму и поняла: всё будет хорошо»

Зацвёл багульник. Художник: Александр Шилов

Рассказал мне недавно отец Евгений историю. На самом деле, она совсем маленькая, без сложных поворотов и сюжетных перипетий. Ну, почти… Но для кого-то – большая и важная. Наверное, сейчас и нет важнее.

– История эта о том, что Бог всегда рядом, – начал батюшка. – Слышит нас и отвечает на все наши вопросы. Правда, иногда эти ответы весьма чувствительны. Болезненны даже. Но зато – доходчивы. И всегда с любовью!

Отец Евгений в принципе во всем старается увидеть Божие присутствие, любовь и милость. Даже в самом неожиданном и, я бы сказала, сомнительном. Другому человеку и в голову не придёт, что здесь что-то Божественное имеется. А батюшка возведёт удивлённые очи горе и благоговейно перекрестится: «Надо же, как Господь близко!». И прихожане у него такие же.

«Как я могу людей оставить?»

Ещё эта история о времени, в котором нам довелось жить. Когда вдруг разрушился привычный мир, а каким будет новый и когда будет, никто не знает. Сколько гадали за эти полтора года – и ни разу не угадали.

Эта история о времени, в котором нам довелось жить. Когда вдруг разрушился привычный мир, а каким будет новый и когда будет, никто не знает

Но это у тех, кого коснулось сейчас. А у кого-то ведь ещё девять лет назад всё рухнуло. Представьте, в третий класс уже идут там дети, не видевшие ни дня мирной жизни. Двадцать первый век… Страшно, конечно.

А отец Евгений живет на «новых территориях». Служит, молится и, как бы трудно и опасно за эти полтора года ни было, ни секунды не сомневался: там его место. Уже несколько священников оттуда за это время сбежали – кто куда и по разным, наверное, соображениям. В запрет, естественно, попали – за самовольное оставление места служения. А батюшка там – с прихожанами своими:

– Как я могу людей оставить? – удивляется. – Бабушки меня видят – улыбаются: «Отец Евгений наш. Ну, значит, всё будет хорошо».

Правда, часть прихожан за это время тоже разбежалась. И тоже по разным соображениям, наверное. Кто в Европу уехал, кто в Крым, кто в Москву, кто в Киев. А один наш знакомый вообще – в Бангладеш. Но этот на заработки.

Но многие остались. Живут, молятся, на Бога полагаются и верят в лучшее.

Вот и Мария, батюшкина прихожанка, о которой, собственно, и речь, тоже там живет. Только непросто у неё всё. Отчаивается очень. Точнее – отчаивалась. Да так, что душа воем выла и кровавыми слезами обливалась.

«Всё пропало, да, батюшка?»

А унывала Мария и отчаивалась, потому что всеми этими событиями семью их надвое разорвало. Они с мужем на «новых территориях», под Россией, дочки две – на «старых», под Украиной.

Нет, они друг друга не ненавидят и не проклинают, как это иногда там случается. Как-то раз, например, другому прихожанину отца Евгения сын из Киева позвонил:

– Придём, всех вас поубиваем!

– Как же так, сынок?! Я же отец твой!..

– А вот так…

У Марии иначе. Никто никому смерти не желает, наоборот.

Дочки взрослые уже. До всех этих событий уехали они работать из своего села в город и остались там. На выходные время от времени домой приезжали, и родители их часто навещали. Возьмут сальца домашнего да закруток – и вперёд.

Ну а что, сто километров расстояние – не больше. Если машины нет, автобусы и маршрутки ходят. Ходили, в смысле. Или электричка. И рассказывали, что ещё раньше, вообще в стародавние времена, по Каховскому водохранилищу можно было на катерочке доплыть. Это ещё быстрее. Сорок минут – и на месте. Но это уже история…

В общем, всё близко было. Катайся туда-сюда – не хочу. А потом прошла там линия разграничения. Здесь Россия, там Украина. Где-то между бои идут. И там слышно, и там. Сейчас вообще – туши свет. И чтобы из того села в город тот доехать, ну или наоборот, надо теперь половину Европы пересечь. И кучу денег отвалить. Иначе никак. И не факт ещё, что где-то посередине не тормознут. Одни знакомые так ехали. Две недели…

Так что только телефон им и остался – и то, когда связь есть.

– Очень тяжело было Марии, – рассказывал отец Евгений. – Очень по дочкам скучала. До такого отчаяния иногда доходило, что больно было на неё смотреть. «Батюшка, как же так. Всё пропало, да? Мы никогда с ними больше не увидимся? Как жить-то тогда?». Как мог, я её утешал. Мы много говорили. Но это отчаяние её, бедную, до настоящего нервного истощения доводило.

«Витенька, услышал меня Боженька!»

– Но когда события такие происходят, когда жизнь надвое рвётся, человеку, чтобы хоть как-то на плаву остаться и окончательно во всем не разочароваться, важно понять, есть ли в этом хоть какой-то смысл, – говорил отец Евгений. – И тогда настоящий вопль ко Господу и рождается. А не вот это всё – наш бубнёж заученный. И сквозь дебри этого своего отчаяния кричала Мария Богу: «Вразуми меня! Объясни Промысл Твой! Увижусь ли с девочками моими?! Доживу ли?!»

Когда жизнь надвое рвётся, человеку, чтобы хоть как-то на плаву остаться, важно понять, есть ли в этом хоть какой-то смысл

И однажды Господь её утешил…

Шла в тот день Мария по улице и с одной из дочек по мобильному телефону говорила. Зашла в свой двор, потом в гараж…

А гараж у них большой, просторный. Они с мужем продуктами разными деревенскими торгуют, там и хранят. И погреб бетонный в гараже – больше трёх метров в глубину. Тоже разное хранится, в том числе железки. И ещё как смотровая яма используется.

Зашла Мария в тот гараж с телефоном у уха. И на фразе: «Неужели мы, доченька, больше не увидимся?! Неужели не доживу?!»… рухнула в погреб. Не заметила, что он открыт. А муж Марии до сих пор объяснить не может, как так получилось. Всегда же закрывали. Только голос откуда-то из-под земли услышал:

– Витя, Витя! Спаси меня!

Он как раз во дворе работал.

Прибежал, посветил фонариком, а в погребе на бетонном полу Мария его на животе лежит. А из-под подмышек у неё два металлических острых штыря торчат. И третий – между ног. Не задели даже – чудо чудное! А сама она, счастливая, хохочет:

– Витенька! Услышал меня Боженька!

Запереживал несчастный муж:

– Неужели головешкой своей и так не молодой хряпнулась?

Вытащил. А Мария пуще прежнего ликует:

– К батюшке бегу! Обрадую его.

– Ну точно хряпнулась. Вот теперь и думай: хорошо, что жива осталась, или лучше бы сразу – того… Чтоб не мучился человек.

«Живи и верь! Только под ноги смотри!»

– Прибежала она ко мне, рассказала, что случилось, – вспоминал отец Евгений.

– Я ж, когда в яму ту рухнула, сразу поняла: всё у меня хорошо будет! Я же по всем человеческим меркам убиться должна была. Разбиться или штырями теми проткнуться, как канапе. А я вот – целехонька. Только бок чуть побаливает.

И смеется, аж заливается.

– Конечно, хорошо: жива осталась!

– Да нет, батюшка, вы не поняли. Мне же Господь ответил!

– Да что ответил-то?!

– А то и ответил: «Вот, Мария, смотри… Если бы всё пропало и ничего впереди у тебя не было, Я бы тебя прямо сейчас забрал. Ты бы оглянуться не успела, как в лепёшку превратилась бы. Замазать легче было бы, чем отскрести! А раз Я не забрал, значит – не всё так плохо. Значит – нечего тебе отчаиваться!»

Раз Я жить тебя оставил, значит, есть в этом смысл. А если есть смысл – будет радость и утешение!

…Послушал я её, подумал – а ведь права Мария-то. Богослов прямо. Не смотри, что простая деревенская баба. Но когда человек начинает молиться и к Богу обращаться, к нему приходит мудрость. И начинает слышать он «язык» Господа, Который на самом-то деле очень наглядно всё объяснил: «Ну что, гэпнулась в яму свою? Ну, прости! Для тебя же и стараюсь. Ты ж пойми! Раз Я жить тебя оставил, значит, есть в этом смысл. А если есть смысл – будет радость и утешение! И дочек своих увидишь, куда ты денешься. Живи и верь. Только под ноги смотри!»

А не молился бы человек, не задавался такими вопросами, не получал бы и ответов. Вот так-то, Лена. И вообще: раз Господь даёт переживать нам всё это, значит, зачем-то это нужно!

Вот такую историю рассказал мне батюшка. О том, как Бог и человек поговорили и друг друга поняли.