Лет пятнадцать тому назад в обычном городском дворе, огороженном обычными пятиэтажками, провели долгожданное благоустройство. Для детворы поставили качели, рядом с ними устроили песочницу и высадили деревце, похожее на карандаш.
И хотя качели в скором времени отчаянно и хрипло заскрипели, в песочнице довольно быстро убавилось песка, детвора безмерно обрадовалась. А один заботливый папаша смазал железные петли, выкрасил их, как и все качели, в красный, а доски, образующие песочницу, в зеленый цвета.
Поэт был очень наблюдательным человеком, что и давало ему возможность писать хорошие стихи
«Карандаш» облагородить поэт Евгений Ч. не смог (ибо это он оказался заботливым папашей, который обожал свою дочурку) и лишь печально вздохнул, глядя на него. Рядом росли уже высоко поднявшиеся березы. Пятиэтажки скрывали от них солнышко, но березы сумели вырасти выше крыш, и там, наверху, весной все же зеленела листва, летом укрывая тенью скамейку, на которую усаживались бабушки и молодые мамы, наблюдающие за своими детишками.
Поэт Евгений наблюдал не только за своей дочуркой, но и за «карандашом», надеясь, что из него все-таки вырастет дерево. И поэтому, когда он выходил погулять со своей любимицей, то заодно выносил пару ведер с водой и поливал «карандаш».
Молодые мамы скептически улыбались, прятали свои ухмылки и бабушки, и поэт это, конечно, замечал, потому что он был очень наблюдательным человеком, что и давало ему возможность писать хорошие стихи. Правда, стихи редко печатали, платили гроши, и поэт был беден, но все равно не унывал, продолжая работать где только придется, чтобы заработать на жизнь.
И «карандаш» он продолжал поливать, размышляя, какое же это деревце высадили неподалеку от песочницы работницы управляющей жилищной компании.
Весной следующего года «карандаш» дал первые листочки, которым обрадовалась дочурка поэта и сам поэт.
– Папа, а как дерево называется? –спросила дочка.
Папе и самому это было интересно.
– Это клен, – уверенно сказала одна молодая мама.
– Какой же клен – листочки-то не пятипалые, – возразила бабушка, которая могла оспорить любой довод. – Скорее всего, это ясень. Они тут растут самосевом, где попало.
Поэт видел, что деревце не клен, и уж конечно не ясень, потому что листочки клейкие, не похожие не «самосев», как выразилась все знающая строгая старушка.
Дома он открыл свой ноутбук, но и по Википедии нельзя было понять, что же растет у них во дворе.
Поэту оставалось лишь усерднее поливать деревце, потому что лето в том году выдалось особенно жаркое и пыльное.
Следующей весной безымянное деревце обнаружило себя.
Листочки стали гораздо больше, ярче и смелей. Да и ствол окреп, поднялся выше.
– Папа, посмотри, дерево теперь выше меня! – сказала дочурка.
– Это дерево называется липой, – верно определил поэт.
– Липа? – рассмеялась молодая мама, которую все еще можно было назвать молодой, хотя бесконечные заботы уже изменили ее фигуру, заметно оплывшую.
– Да, это липа, – подтвердил поэт и улыбнулся. – Листочки-то клейкие. Медовые.
– Медовые? С чего вы взяли?
– Если будет цвет, тогда это точно липа, – сказала все знающая бабушка. – А пока судить еще рано.
Но поэт оказался прав – скоро тонкое деревце украсилось светло-желтыми соцветьями, действительно пахнущими медом.
– Папа, мы назовем ее липочкой, ладно? Липа – как-то некрасиво.
Дочурка готовилась идти в первый класс и уже кое в чем разбиралась.
Поэт согласился.
Он смотрел, как ветер почти пополам сгибает его липочку, и думал о том, как тяжело устоять перед испытаниями не только деревцу, но и человеку
Когда он оставался один и сидел у окна, на кухоньке, глядя в окно и наблюдая, как дождь и снег с ледяным ветром сгибают почти пополам его липочку, то думал о том, как тяжело устоять перед испытаниями не только деревцу, но и человеку. Ледяной ветер может повалить и березы, поднявшиеся выше пятого этажа, и сам дом, и все дома на улице его родного города – говорят, время наступило такое, что недалеко и до страшного, грозного конца всего живого.
Но липочка устояла, поднялась до середины стволов берез – до тех ветвей, которые весной украшаются новыми листьями.
И сама липа нарядилась в платье, кринолином опускающееся почти до земли.
А какой она стала летом!
Жаль, что не стало уже строгой бабушки, а то бы она собирала липовый цвет, и было бы у нее прекрасное варенье, и она бы угощала соседей, в том числе и поэта с его дочкой, которая теперь заневестилась и стала такой же красивой, как липочка.
Но вот наступила и осень, и липочка стала еще прекрасней.
Наряд ее стал желто-оранжевым, просто глаз не отвести…
Берез вообще стало не видно, потому что все взоры были устремлены на нее, липочку.
Но почему к ней приклеилось это определение – липа?
Почему этим же словом называют подлог, неправду?
Поэт выяснил, что «липа» в переводе с греческого значит «дерево, которое любят пчелы», что липовый мед самый вкусный, а чай с липовым цветом очень полезен для здоровья.
Но почему тогда береза – красавица, и все поэты только и о ней пишут, восхваляя ее на все лады?
«Ну вот же, они стоят рядом, – думал поэт, глядя в окно. – Красавица-то – липа! А ее никто так не назовет по праву! Береза годится только на дровишки, на уголья для жаровни шашлычной – и все. А липа? Она и медовая, она и в хозяйстве незаменимая. Из нее мастера делают доски для икон».
***
…Вот уже седина посеребрила виски поэта, любимая дочурка вышла замуж, уехала в столицу.
А поэт сидит на кухоньке, все у того же окна, и смотрит, как ветер срывает листья с его липы, теперь ставшей вровень с березами.
Листьев на ветвях липы становится все меньше и меньше.
И поэт вспоминает рассказ писателя, которого называют «американским Чеховым». Он действительно и по жизни, и по творчеству во многом похож на Чехова. Также пробивался из самых низов, кем только не работал. Стал фармацевтом – профессию эту относят к медицине. Через газеты, где печатали его юморески, короткие рассказы с неожиданными концами, пробился к писательской славе, как доктор Чехов.
Подписывался этот американский классик псевдонимом О. Генри.
Настоящая его фамилия – Уильям Си́дни По́ртер.
Рассказ, который вспомнил поэт Евгений, о двух девушках в большом городе. Одна из них тяжело больна, умирает. И видит в окне дерево с последним желтым листочком. Загадала – если листочек к утру сорвет ветер, она умрет. Об этом узнал художник, живущий этажом ниже. И в холодную осеннюю ночь под проливным дождем на стене, что за деревом, он нарисовал листочек. Рисовал так вдохновенно, с таким желанием, чтобы девушка осталась жить, что листочек получился как живой.
Девушка просыпается, смотрит в окно – листочек висит на голой ветке дерева.
Буря миновала, и кризис болезни миновал.
Девушка осталась жить.
А художник, нарисовавший листочек, простудился, получил двустороннее воспаление легких.
И скончался.
Наши рассказы, повести, стихи должны быть как последние листочки, которые мы отдаем, чтобы спасти людей
«Какой глубокий смысл у этого короткого рассказа, – думал поэт, глядя на свою липу, с ветвей которой осенний ветер обрывал последние листья. – Ведь это рассказ о смысле творчества. Наши рассказы, повести, стихи должны быть как последние листочки. Которые мы отдаем, чтобы спасти людей. Во имя этого мы должны отдать свою жизнь».
Поэт смотрит в окно и хорошо знает, что осенний холодный ветер оборвет последний листочек.
Но еще он знает, что любимая дочурка на Рождество Христово приедет к нему в гости со своей дочкой Олимпиадой, или, как зовут ее дома, Липочкой.
И он посадит ее к себе на колени, и покажет дерево в снежном серебре, которое они вырастили с ее мамой.
Потом откроет томик своих стихов и прочтет внучке стих, в котором заключен смысл этого рассказа.