«Заткнись и рожай!»

На берегу Азовского моря. Художник: Александр Аверин

– Это жестоко, когда мужчина, прикрываясь своей либеральностью («вот какой я хороший муж, не давлю на жену, даю ей возможность принимать решения») на самом деле оставляет женщину одну. Нет! Это ложь, самообман и уход от ответственности! Это ваш общий ребенок! Я очень благодарна моему супругу, что он не сказал мне тогда: «Решай сама…»

Вера, моя интернет-знакомая, написала мне это больше года назад. Тогда же поделилась она и своей историей.

– Надо же, как бывает, – удивлялась я.

Эта история – о явном действии Бога в жизни человека

И я решила в какой-нибудь статье обязательно рассказать ее читателям. Потому что история эта – о явном действии Бога в жизни человека.

Но что-то мне всё время не давало просто сесть и написать. То другие истории, то какие-то дела. Так часто бывает. Лежит хороший материал и смотрит на тебя… А ты – на него. И как будто оба чего-то ждете…

Молитва о воинстве заиграла новыми красками

Как это ни странно, но час этой истории пришел, когда мы с Машей (нашей пятой дочкой, у которой синдром Дауна) загорали на крымском пляже. Нам опять дали путевку на санаторно-курортное лечение.

В тот момент я, правда, не только загорала. Сейчас меня многие, наверное, отругают за неблагоговение, но я прямо на берегу и прямо в купальнике уткнулась в молитвослов и читала утреннее правило. В номере не успела. У нас рано были процедуры. Потом – завтрак, а потом Маша начала активно проситься на море.

Ну и пришлось молиться прямо там. Потому что не молиться у нас здесь многие, в том числе и я, сейчас несколько опасаются.

Дело в том, что нам тут довелось пережить воздушную атаку. Не так, конечно, как это происходит в Донецке, Луганске, Белгороде и других многострадальных наших городах. Но тоже впечатляюще. Тем более что прилетело не очень далеко и было слышно. А кому-то и видно. Ну и ПВО работало, что тоже, оказывается, громко. С непривычки и не отличишь – где и что. И дай Бог, чтобы этой привычки ни у кого не было.

Мы с Машей тогда забились в одну кровать и то и дело вскрикивали: «Господи, помилуй!». По иронии судьбы в это же время из мечети неподалеку кричал на своем языке сломанный, видимо, репродуктор. Не из-за атаки, он в девять вечера всё время кричит, у них молитва.

– Ну если со всех сторон все молятся, то пронесет, – думала я, одновременно пытаясь отринуть эти экуменические мысли.

Пронесло… И больше ничего такого не было. Но с того памятного вечера я старалась молиться почаще и погорячее. Пока жареный петух не клюнет, как говорится. И даже несколько раз вместе с двумя бабушками обходила «крестным ходом» санаторий, читая девяностый псалом. А молитва о «воинстве ея» вообще заиграла новыми красками. И отдельно молюсь о здравии всех ПВО-шников.

…В общем, в то утро, не успев помолиться как положено, я решила сделать это хотя бы на пляже и как попало. Но сделать!

«Женское тело – бабье дело»

Этот мой молитвослов (а было видно, что это именно он), похоже, несколько смутил двух загорающих рядом девушек… Или женщин – кто нас там сейчас разберет. Они на него то и дело косились, и одна другую одергивала, чтобы та говорила тише.

Но я всё равно услышала. Не специально. Хотя, конечно, лукавлю. Если бы «не специально», я бы просто взяла Машу и пошла с ней купаться. Но, положив смутивший их молитвослов в сумку, я улеглась, закрыла глаза и притворилась спящей. Как те мужчины в метро, когда рядом стоит женщина. И слышала. А честнее – слушала.

На самом деле разговор у них был очень грустный. Из него я скоро поняла, чем им помешал мой молитвослов. Видимо, они думали, что я, как человек церковный, услышав, тут же встряну со своими назойливыми благочестивыми нравоучениями. Они, собственно, и не ошиблись. Я так и сделала, но чуть позже. Дослушав всё до конца.

Если очень коротко, то одна из женщин, которую звали странным для меня именем Лена, была беременна. Странным, потому что последние лет двадцать-тридцать так, по-моему, никто никого не называет. Милана, Милена, Марианна, Тая, Тея, Мия, Стефания, но никак не Лена. И уж тем более – не Оля. Как звали вторую. Потому я и запомнила.

И обсуждали Лена с Олей – рожать первой ребенка или делать аборт. Аборт Лена не очень вроде бы и хотела, но и желанием рожать тоже, как я поняла, не горела. Боялась.

А муж и отец ребенка по имени Гарик (как же еще его могли звать в такой ситуации) поступил демократично и прогрессивно. Сказал Лене, что женское тело – бабье дело. А его дело маленькое… Сделал, как говорится, и бежать.

В общем, муж повел себя вполне либерально. Дал жене полную свободу выбрать аборт

Но он, Гарик, никуда не убежал – заметьте! А заверил, что примет любое Ленино решение: «Хочешь рожать – рожай! Тебе же с ним возиться, не мне. И мамаше твоей. У меня – дела, работа, автосервис. Хочешь сделать аборт – делай, и это правильно. Опять же – ты ведь рискуешь здоровьем, учебой, карьерой и так далее, не я. Тем более там всё равно еще зигота (слово-то какое выудил из недр своего автосервиса)…»

Ну и так далее. В общем, повел себя вполне либерально. Дал жене полную свободу выбрать аборт.

Прослушав это все, я совершенно, мне кажется, справедливо решила, что в следующие несколько минут буду наслаждаться рассказом, как Гарик после своего выступления летел, сверкая пятками, к своей собственной мамаше или еще дальше. А потом, осознав всю бездну своего падения, полз обратно на коленях, обливаясь слезами и умоляя, чтобы кроме этого ребенка Лена родила ему еще как минимум троих.

Но не тут-то было…

Генератор случайных слов

Оказалось, что вот этим всем Гарик повел себя как потенциальный ответственный родитель. Очертил границы и обозначил пространство – внутреннее, внешнее и материальное. И вообще выбрал с женой партнерскую модель поведения, а не абьюз. Это по Ольгиному мнению.

– А ты что, хотела, чтобы он повел себя как банальный абьюзер?! «Заткнись и рожай!», – наседала она на подругу.

После «хотела» оставалось только добавить «милочка»…

Та, наматывая сопли на кулак, то ли мотала головой, то ли кивала. Непонятно.

– Ешкин кот! Да лучше бы он так и сказал: «Заткнись и рожай!», – подумала я.

И притворилась еще более спящей, вообще – в коме.

А Ольга тем временем продолжала сыпать терминами. В какой-то момент я даже перестала улавливать смысл и связь (боюсь, она сама тоже), но звучало красиво.

Вообще, создавалось такое ощущение, что она где-то прошла по скидке недельный психологический вебинар. Или того хуже – побывала на слете коучей, где ей вынули из головы мозги и запихнули туда генератор случайных модных слов…

– «Эмоциональная зрелость», «осознанность», «запрос», «ресурс», «контекст», «поток», «целостность», «заземление», «проявленность», «границы», – верещала она.

Между этими словами были, наверное, какие-то связки, но я их не запомнила.

– Я тебе это говорю как психолог, – гордо завершила она.

– Ну, я так и думала, – вздохнула я.

Вы знаете, прямо какой-то бич современности – эти недоделанные психологи

Вы знаете, прямо какой-то бич современности – эти недоделанные психологи. Ладно Ольга. Она еще молодая. Повзрослеет – поумнеет. Наверное…

Но вот стоит открыть ту же ленту ВК – обязательно «выпадет» какая-нибудь отфотошопленная дама, одной ногой в менопаузе, если не двумя, которая начинает вдруг «проявляться» в виде бесконечного фотографирования себя в разных позах, публично проживать непрожитый из-за плохих родителей подростковый возраст и являть миру своего внутреннего ребенка, задушенного бывшим мужем (естественно – психопатом, нарциссом и газлайтером). Ну и, конечно же, принимает и любит себя всеми доступными и недоступными способами. И призывает всех прямо сейчас делать с ней то же самое. И прямо хочется вызвать бедной женщине санитаров.

Предупреждая упреки и обвинения в эйджизме: есть потрясающие 50–60–70-летние (и далее) женщины. Но им санитаров вызвать не хочется. Потому что у них с головой всё в порядке.

И ладно бы она сходила с ума в одиночку. Но выясняется, что она – психолог. Не нормальный психолог, который помогает людям. У тех проявляться ВК нет времени. А просто первый, кто «надел халат» и теперь всю эту муть еще закладывает в мягкие головки типа Ольгиной. И та тоже решает стать таким же врагом и здравого смысла, и вообще – здравия. Душевного и телесного. И несет эту чушь дальше.

«Она сама сделала аборт»

Я уже не спала, а сидела и смотрела на них. И, видимо, в этом моем взгляде что-то читалось, еще и тот мой памятный молитвослов… Потому что Ольга как-то заерзала, а потом сказала Лене:

– Пойду поплаваю…

– Иди-иди! – подумала я. – Поплавай. Может, в себя придешь.

А Лена осталась сидеть – грустная и растерянная. И тут на выручку моему желанию вставить свое непрошенное мнение пришла, наконец, моя Маша.

– А тебя как зовут? – вдруг спросила она ее.

Та удивилась, видно было. Ребенок с синдромом Дауна всё же.

– Лена…

– А мою маму тоже Лена.

Ура! Мой выход!!!

Не буду долго тянуть. Слово за слово, мы разговорились, и Лена даже расплакалась. Знаете, такой синдром случайного попутчика, когда незнакомому человеку, которого никогда не увидишь, хочется выплакать свою боль. Или поделиться радостью. Особенно если «попутчик» – из тех, кого и так забыли спросить.

Лена и сама не знала, боль у нее или радость. Вроде ребенка пока не планировали. Поженились недавно. Квартиру-однушку родители подарили. Но ее надо еще обставить. Да и как с ребенком в однушке-то?

Гарик, муж, вроде работает в своем автосервисе, потянут как-нибудь. А вдруг что? Да и аспирантура у нее, диссертация. Она же педагог. Как рожать?

– Какой ты педагог, если бред этот Олин сидишь и слушаешь уже полчаса, – подумала я…

Да она, может, и родила бы, если бы Гарик настоял. Но он поступил современно: дал ей заслуженную свободу выбора.

– Переложил на тебя ответственность, – мелькнуло у меня.

– Оля сказала, что он прав! А она психолог! – говорила Лена. – Она сама сделала аборт, потому что было не время.

– Дура твоя Оля! – хотела сказать я. – И Гарик твой не лучше.

Но лишь махнула рукой. Правда, с таким же смыслом. И тут вспомнила ту историю Веры! Я бы даже сказала, что Господь мне «шепнул» о ней в тот момент. И полезла в телефон в свои записи.

– Где же она у меня была?.. Знаете, я же писатель, – сказала я Лене. – Мне люди разные свои истории рассказывают.

Нет-нет! Никаким писателем я себя, конечно, не считаю. И никогда так себя не называю. Но тогда назвала. Просто понадеявшись, что это придаст вес моим словам. И оказалась права. По крайней мере, Лена меня очень внимательно слушала…

«Я никогда не сделаю аборт»

– Я росла с убеждением, что никогда не сделаю аборт и даже не подумаю о нем, – писала мне тогда Вера. – Моя мама была противницей абортов и, соответственно, меня воспитывала с пониманием, что это – зло! Но наверняка каждый из нас проходил моральную проверку на вшивость, когда кажущиеся незыблемыми постулаты вдруг пошатываются? Такой вот проверкой стала для меня четвертая беременность. Мне стыдно писать об этом, потому как я, вроде православная христианка, показала себя не с лучшей стороны. А с лучшей показал… мой муж. Человек не то чтобы далекий от Церкви, но и не воцерковленный. Но всё же при случае рассказываю это. Если хотя бы одному человеку моя история поможет и его поддержит, уже будет хорошо.

Мне стыдно писать об этом, потому как я, вроде православная христианка, показала себя не с лучшей стороны

Я прочитала это Лене…

– А я тоже в церковь иногда хожу, – сказала она, как будто бы оправдываясь. – На Пасху.

– Ну и хорошо, – ответила я.

В общем, четвертная беременность Веру совершенно не обрадовала. Трое детей родились у них с мужем путем кесарева сечения.

– Еще одна беременность и еще одна операция (и это при условии, что дохожу) –определенный и не такой уж выдуманный риск, – рассказывала мне Вера в своем письме. – Я ревела, тряслась от ужаса и читала проабортные паблики, причем – самые жесткие. Узнавала, что аборт делают и по меньшим поводам. И опиши я свою ситуацию, ни у кого из той публики не возникнет сомнений, что аборт необходим.

Хотя, с другой стороны, знала она и то, что четырьмя кесаревыми сегодня никого уже не удивить. Я сама это знаю. У нас в храме у одной мамы – то ли шесть, то ли семь. А она рассказывала о женщине, у которой – десять!

«Наш мир рухнул»

А еще незадолго до этой беременности они влезли в ипотеку и переехали в другую квартиру в «сталинке» – на последнем этаже и без лифта.

– Перспектива карабкаться изо дня в день с животом и тремя маленькими детьми наперевес меня удручала. Может быть, это смешно читать, но даже о таких мелочах я тогда думала. Помощников у нас постоянных нет. Дети на мне, муж на работе. Конечно, он может помочь, но сколько он сам может на себя взвалить, если он и так – главный добытчик?.. А еще меня ждала недописанная диссертация, ждали занятия со студентами, меня пригласили на новую работу с хорошими перспективами. Жизнь обещала наконец-то стать для меня шире… А если ребенок родится с инвалидностью? Что мы будем делать? Как будем справляться? В голове по кругу проносился целый ворох самых черных мыслей. Риски для здоровья, риски для ребенка, уже имеющиеся дети, ипотека, ненаписанная диссертация, интересная работа, которую так трудно найти у нас по моей специальности… Потом я пыталась себя стыдить, что я христианка, смотрела духоподъемные православные видео, читала статьи, рыдала перед иконами… Тогда мне особенно стала близка царская семья. Именно царицу Александру я просила: «Ты меня понимаешь, ты знаешь, каково это. Помолись обо мне!» Но от этого становилось только страшней… Мне казалось, что всё. Наш мир разрушен, все планы крахом. Я ходила подавленная и раздавленная. Не знаю, что я тогда бы «сама нарешала» в таком состоянии. Но муж сказал, что мы справимся, что всё будет хорошо, что я обязательно доношу! Его уверенность, его спокойствие, невозмутимость хотя и не сразу, но проникали в душу.

«Что бывает, когда пересиливаешь страх»

Дальше Вера заболела. Шпарила температура, и, как она сама рассказывала, силенки у нее вообще затухли. Она строчила испуганные сообщения врачу, который все три раза делал ей кесарево, и священнику, которого давно знает и к которому она не раз обращалась в сложных ситуациях.

– Они оба меня поддержали. «Отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8: 34), – эти евангельские слова батюшка мне написал напоследок. Странно, что я раньше о них не вспомнила. И они помогли мне наконец начать выкарабкиваться. С того момента тучи над моей головой стали рассеиваться. Начали происходить настоящие чудеса. Маленькие, незаметные, но чудеса. И на каждом шагу я чувствовала помощь Божию. Будто Сам Господь взял меня в ладони и бережно пронес: «Вот видишь: Ты доверилась Мне, и Я с Тобой!»

Постановка на учет… Начитавшись плохих отзывов о враче, Вера очень расстроилась. Но делать нечего. Позвонила в женскую консультацию, чтобы узнать график ее работы.

– И тут слышу, что эта страшная и ужасная женщина ушла в долгосрочный отпуск, и нет смысла ее ждать, поэтому я могу выбрать у них любого другого врача для постановки на учет. Так я попала к деликатнейшему и добрейшему специалисту.

Потом началась пандемия, иностранные студенты не приехали, и обещанная прекрасная работа сама по себе испарилась.

А если бы я сделала аборт? Я ведь осталась бы сейчас и без ребенка, и без «перспективной и многообещающей» работы…

– Тут-то меня обожгло. А если бы я сделала аборт? Я ведь осталась бы сейчас без ребенка и сидела бы без «перспективной и многообещающей» работы? Подумать страшно…

Мужа и детей Веры из-за коронавируса перевели на дистанционку. Ей не нужно было беременной бегать с ними по занятиям, куда-то водить.

– Мы все были вместе. Ездили на природу, устраивали пикники. Парадоксально, но я то карантинное время вспоминаю сейчас с любовью и благодарностью. Мы никуда не спешили, наслаждались тихими семейными радостями, уединением.

У Веры очень непростые отношения с родителями мужа.

– Бесконечные разборки, скандалы очень выматывали. Я с содроганием вспоминала свою третью беременность. Как буквально сбежала в роддом на дородовую госпитализацию, лишь бы не слышать выяснения отношений на тему «кто кому роднее». А самоизоляция на некоторое время избавила всех нас от тяжелого общения.

Ей, конечно, пришлось карабкаться на последний этаж. Но к этому она в конце концов приспособилась.

– А муж неожиданно перешел на новую, более высокооплачиваемую работу. Да-да, обычно ехидничают про заек с лужайками, но у нас именно так и случилось. В общем, все затруднения решались. Что-то переносилось на удобное время, что-то само по себе самоликвидировалось или находились люди, готовые помочь. За каждый такой случай я благодарила Бога, потому что Он показал мне, что бывает, когда пересиливаешь свой страх и доверяешься Ему.

Дочка родилась благополучно и в срок. Сейчас Вера смотрит на нее и удивляется: как это они без нее жили?!

– Именно такого человека нашей семье не хватало! Теперь у меня нет сомнений, что мы справимся. И что никогда аборт не может быть выходом из положения. Если ребенок уже есть – значит, так надо. Очень сочувствую всем женщинам, которых никто не поддержал, которые остались одни и не смогли выбраться из этой пучины гадкого, липкого страха. Очень сочувствую и мысленно обнимаю!

«Не бойся, я с тобой!»

Я дочитала Лене историю Веры. Мы молчали.

– Но ведь муж ее поддержал, – сказала она робко. – А мой…

– А ваш… Ваш проявился как потенциальный ответственный родитель, рассчитывающий свой ресурс и уважающий ваши границы, – не сдержалась я.

Но вовремя сама себя одернула. Потому что Лене было и без меня больно. Да и не хотелось плохо говорить о чужом муже. Может, там всё не так, откуда я знаю.

– Вы не бойтесь, – сказала я. – Понятно, что жизнь с ребенком станет другой. Но не убивать же его теперь. Ведь если Господь его дал – он нужен Ему и вам…

Мы опять замолчали. Было даже неловко.

– А есть еще истории? – спросила вдруг она.

Я подумала и вспомнила. Это история о наших многодетных прихожанах и «случайно выжившем» их старшем сыне. Они сами его так называют.

Верующими они были не всегда. Встречались, блудили. Всё как у многих. А потом женщина забеременела. И опять же, как у многих, этот ребенок оказался некстати. И тоже – аспирантура.

Денег – копейки, жить негде. Парень с родителями не особо общался, обитал у бабушки.

– А что же теперь делать? А, может, рано? – испугался он.

– Я всё взвесила, – рассказывала мне та наша прихожанка. – Если даже он на мне женится и я рожу – прощай, аспирантура, наука. Всё прощай! Ну и решили делать аборт. Он мне денег на него дал. С одной стороны, мне тогда было горько. Но с другой – я утешала себя тем, что мы всё делаем правильно. И он же меня не бросил, не отвернулся. А поддержал материально. Дура…

Она сдала необходимые анализы, врач назначила дату и время аборта. Он был утром. Зазвенел будильник. Проснулась. Посмотрела на часы – успевает. В душ сходила, педикюр зачем-то сделала. Оделась, сумку взяла, глянула на часы – двадцать минут до аборта! То ли будильник не так завела, то ли заснула после него. То ли не так посмотрела.

Вылетела пулей на улицу, начала попутку ловить, тогда они еще возили. Остановился какой-то мужчина. Помчались. Даже успевали вроде тютелька в тютельку. Но на полпути у него что-то заглохло.

– Я тогда так ругалась на него, что он даже удивился: «А с виду такая приличная девушка!» Опоздала, в общем.

Врач на нее накричала, но не прогнала, а сказала пару часов погулять, пока операционная занята. Только не есть и не пить.

Когда он произнес вот это: «Я с тобой!» – у меня как пелена с глаз упала

– Я вышла на улицу, пошла по дорожке, смотрю – мчится мой парень, растрепанный весь. «Уже всё сделали? Я опоздал?» – «Да нет, – отвечаю, – это я на аборт опоздала. Через два часа сделают». – А он обнял меня: «Может, не надо? Может, справимся? Я же с тобой!». И как он произнес вот это: «Я с тобой!» – у меня как пелена с глаз упала. Эти все аргументы, которые я сама себе выдвигала: «Денег нет! Жить негде! Учеба!» – это всё самообман. Не в этом было дело, не этого я боялась. Я боялась, потому что никто мне сразу не сказал: «Я с тобой!» Уверена, если у женщины рядом будет человек, который скажет эти слова, и аборта не будет. Муж, парень, родители, сестра – неважно…

Ну и родили они тогда. Сложно было поначалу, но всё со временем наладилось. К вере пришли. И еще кучу нарожали.

…Лене было больно слышать эту историю, знаю. Ей же ее Гарик не сказал: «Я с тобой!» Но я всё равно рассказала.

– Вы подождите, может быть, муж вам еще скажет, – тронула я Лену за плечо. – А пока с вами рядом Бог. И ваш ребенок.

Я бы еще много чего могла рассказать, но тут волны выкинули на берег бренное Ольгино тело, набитое словами. При ней мне говорить не хотелось. Чтобы не слушать весь тот бред. Я человек, увы, резкий, несдержанный. Да и Маша уже обгорела. Мы собрались, попрощались и пошли в наш санаторий.

…Прошло недели две. Мы опять были с дочкой на том пляже.

– Елена! – окликнули меня.

Это была та Лена. Только рядом с ней в этот раз была не Ольга, а очень даже симпатичный молодой человек.

– Как дела? – спросила она меня.

– Хорошо. А у вас?

– И у нас хо-ро-шо! – улыбнулась она и погладила свой живот.

Я всё поняла. Что уж там у них с Гариком произошло, я не знаю. Но выглядели они абсолютно счастливыми. Наверное, он всё переварил и сказал ей те важные слова:

– Ничего не бойся! Я с тобой! Мы справимся.

У мужчин так бывает. К нужному они приходят не быстро. Это нормально. Но приходят! Раз и навсегда! Как правило, по крайней мере. Главное, что здравый смысл, Бог и жизнь победили в итоге весь этот псевдопсихологический бред.