Любовь на Соловках

Любовь долготерпит, милосердствует,
любовь не завидует, любовь… не ищет своего…
все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит…
Любовь никогда не перестает…
(1Кор.13,4–9).

Георгий Михайлович Осоргин, 1917 г. Истинная любовь немыслима без милосердия, сострадания, готовности к самопожертвованию в служении любимому. Именно о такой любви и пойдет речь – о любви Георгия Михайловича Осоргина и Александры Михайловны Голицыной. Осоргин – дворянин, бывший конногвардеец, георгиевский кавалер. Александра Михайловна Голицына – из славного древнего рода, правнучка бывшего губернатора Москвы. Их молодость пришлась на страшное для России время – революцию, Гражданскую войну, голод, разруху и репрессии. Из родового имения Сергиевское Калужской губернии семью Осоргиных большевики выгнали, пришлось ютиться у родственников в подмосковном Измалково. Члены дворянских семей считались «бывшими» людьми. Осоргины жили на средства от продажи личных вещей, давали частные уроки, делали переводы, занимались огородничеством. Александра Голицына (Лина, как звали её домашние) работала в Москве, в американской фирме АРА.

В первый раз Георгия арестовали 25 сентября 1921 года. Поводом для ареста послужили встречи с однополчанами. Его обвинили в контрреволюционной деятельности и посадили в Бутырскую тюрьму. Полгода он был под следствием и еще год содержался в Москве, в Ново-Песковском концлагере. Однако в тот раз ему удалось освободиться, и в декабре 1922 года он вернулся к семье в Измалково. Затем в поисках заработка поселился в Москве, сняв квартиру на Спиридоновке, где снимали квартиры многие из его родственников. Время было мрачное, тяжелое. В столице, как и по всей стране, распространялись голод и безработица, шли массовые аресты и выселения «вредных» и «опасных» элементов. Георгий пишет дяде в Париж: «…тоскливо стало жить, не от постоянно висящего дамоклова меча, а оттого, что, кажется, нет надежды на какую-либо перемену».

Осоргины в Измалкове: Михаил Михайлович, Мария, Ульяна, Елизавета Николаевна, Антонина и Георгий. 1918-1923.

Лучом света в его жизни стало тесное общение с троюродной сестрой – княжной Александрой Голицыной. Георгий стал ухаживать за ней, и друзья написали шутливый стишок:

Спиридоновская Лина
Очень любит Георгина.

Белый китель-кителёчек,
Офицерский сапожочек,

Бакенбарды белокуры
Ей сулят в душе амуры.

Георгий признался Лине в любви и предложил руку и сердце. Она с радостью приняла предложение. Вот как вспоминает младший брат Лины о том, как он узнал о предстоящем замужестве сестры:

«Однажды к нам в Знаменское приехала сестра Лина, заметно возбужденная, что-то зашептала матери».

Георгий Михайлович Осоргин. Рисунок М. М. Осоргиной, 1921 г. Узнав о предстоящей свадьбе, младшие брат и сестра Лины кричали от радости. Но родители отнеслись к желанию молодых создать семью без особого восторга. Осоргины, для которых религия была основным в жизни, считали, что Лина мало посещает церковь, почти не соблюдает постов. Сам Георгий был очень религиозен, например, к семи утра ходил к ранней обедне в церковь Иоанна Предтечи в Староконюшенном переулке, надевал стихарь и читал часы, был также регентом хора. А Голицыных, в свою очередь, пугало, как им казалось, некоторое легкомыслие будущего зятя. И всё-таки свадьба состоялась. Это светлое и радостное для влюбленных событие произошло в день празднования Покрова Пресвятой Богородицы – 14 октября 1923 года. Обвенчались они в московском храме Святых Бориса и Глеба на ул. Поварской. Жених был очарователен: среднего роста блондин с бородкой и усами, с военной выправкой, веселый и торжественный. Черноволосая Лина, высокого роста, грациозная, была ослепительно прекрасна. При Венчании они до дна выпили общую чашу: вино, смешанное с водой. Как известно, вино в чаше олицетворяет радости совместной жизни, а вода – общие горести, беды и боли. Много будет в будущей жизни новобрачных радости, но еще больше горя и боли.

Из церкви многочисленные родственники отправились праздновать на квартиру Георгия. Обеда не было, но был накрыт стол с бесчисленным количеством бутербродов и бутылок красного вина. В медовый месяц молодые поехали в Бёхово, имение Поленовых на Оке. Лучший друг Георгия и его однополчанин Д. В. Поленов, сын художника, пригласил их к себе погостить. Осоргины прожили там целый год. В сентябре 1924 года у них родилась дочь Марина, и молодая семья переехала на дачу в село Глинково, расположенное рядом с Троице-Сергиевой лаврой. Теперь Георгию приходилось содержать не только своих родителей и сестер, но и молодую жену с ребенком. Перебивался временными заработками.

6 марта 1925 года последовал второй арест, который был для Георгия полной неожиданностью: зашел в гости к знакомым, когда в их доме был обыск. Его задержали. Георгию удалось оставить жене записку:

«…Вот настал и твой черед, душка моя, подвергнуться испытанию. Да хранит вас всех Господь! Молитесь за меня и будьте совершенно спокойны. Я ни одной минуты не боюсь за себя, и все мысли мои о вас, остающихся…. Крещу и молюсь за вас, но помните, что я буду держать свой стяг высоко, и того же требую и от тебя».

Его отвезли на Лубянку, где выдвинули обвинение: «участие в организации, стремящейся к свержению советской власти, действующей в направлении помощи международной буржуазии». Два с половиной месяца содержали во внутренней тюрьме ОГПУ. На допросах Георгий не отрицал, что он монархист и верующий.

«По политическим убеждениям считаю себя идейным монархистом. Сам я религиозный человек, и если бы не это, то после расстрела Императора Николая II я бы лишил себя жизни».

Прямо заявил, что служба в Красной армии для него означала бы предать клятву верой и правдой служить Царю и Отечеству. Он не желал проливать русскую кровь. Осоргин принадлежал к тем офицерам, кто воспринимал свое служение в армии на рыцарский лад, как священный вид служения. Будучи рыцарем без страха и упрека, он не мог отречься от своих убеждений.

После 7,5 месяцев предварительного заключения 12 октября 1925 года коллегия ОГПУ приговорила Осоргина к расстрелу, однако приговор был заменен десятилетним заключением с отбыванием срока в Бутырской тюрьме. Такой приговор был ударом для Георгия и его молодой супруги. Два с половиной года Георгий провел в Бутырке, в камере на 24 человека. Несколько раз подавал заявления на амнистию, но каждый раз получал отказ. В течение этих лет Лина раз в неделю носила мужу передачи и почти каждое воскресенье ходила к нему на 40 минут на свидание. В годы пребывания в тюрьме короткие свидания с женой были для Георгия самыми счастливыми событиями. Из Бутырки он пишет Александре письма, пронизанные глубокой любовью и щемящей тоской по воле, по прошлой счастливой жизни с ней.

Из Бутырки он пишет Александре письма, пронизанные глубокой любовью и щемящей тоской по воле, по прошлой счастливой жизни с ней

Зимой 1926/1927 года была арестована Лина, но вскоре отпущена благодаря хлопотам её отца и заступничеству Екатерины Павловны Пешковой, главы Политического Красного Креста, жены М. Горького. Позже Георгий признался родственникам, что дни заключения Лины были для него самыми тяжелыми в жизни.

В апреле 1928 года, накануне Светлого Христова Воскресения, Георгий Михайлович пишет из тюрьмы родственнику:

«Наступает четвертая Пасха, которую я провожу в этих стенах, в разлуке с семьей… С начала Страстной я сразу ощутил приближение праздника; слежу за церковной жизнью по звону, мысленный слух мой полон слов и напевов из страстных служб, а в душе все растет чувство благоговейного умиления… Над Москвой стоит ясная, тихая звездная ночь, и слышно, как то одна, то другая церковь медленно, размеренными ударами благовестит очередное Евангелие. Вот-вот начнется Пасхальная заутреня. И думаю о моей Лине с Мариночкой, о Папа́, Мама́, сестрах, братьях…».

Письмо проникнуто болью утраты былого счастья и огромной любовью к Богу, жене и родителям.

В апреле того же 1928 года произошел конфликт Георгия с начальником тюрьмы, в этом столкновении проявилась его подчеркнутая независимость. Осоргина переводят из московской Бутырки в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), расположенный на островах Белого моря. Узнав, что поезд с заключенными стоит на запасном пути Николаевского вокзала в Москве, Лина с братом и сестрой отправилась туда. Ей удалось повидать мужа, даже поговорить с ним 10 минут под бдительным надзором охранника. О том, что чувствовали оба в эти минуты расставания, знал только Господь.

На Соловки Георгий прибыл 6 мая 1928 года. Здесь он был назначен делопроизводителем лагерного лазарета. Основное его занятие было вести дела медицинской комиссии, освидетельствовавшей заключенных. Служба давала ему возможность делать узникам много добра.

Не перечесть, скольким беспомощным интеллигентам помог он перевестись из карантинной роты в больницу и тем спастись

Не перечесть, скольким беспомощным интеллигентам помог он перевестись из карантинной роты в больницу и тем спастись. Он многое сделал, чтобы спасти от тяжелых физических работ слабосильных ученых, прибывавших в лагерь сильно истощенными: на медицинских комиссиях договаривался с врачами о снижении группы работоспособности, помещал многих священников в лазарет.

Вера во Христа Спасителя давала Георгию силы жить и трудиться в концлагере, в самых непосильных обстоятельствах. Поражала его огромная работоспособность при слабом здоровье. Он старался выглядеть бодрым, своим видом старался подбодрить окружающих. Шутил: «А лагерь – ком а лагерь», переиначив известное французское выражение: «ala guerre comme ala guerre (на войне как на войне)». Утешением были письма от жены и ожидание ее приезда. За 2 с половиной года он виделся с женой лишь в тюремной обстановке Бутырской тюрьмы. Для любви, как известно, не существует расстояний. Лина усиленно хлопотала о разрешении повидаться с мужем. Поездку на Соловки помогла ей организовать опять же Е. П. Пешкова, спасшая многих от тюрьмы и расстрела.

Лина поехала, запасшись солидными документами, теплыми вещами и продуктами. Целый месяц супруги прожили вместе. Им выделили каюту в пришвартованном у острова маленьком корабле. С раннего утра Георгий уходил на работу в лазарет, а вечером возвращался к жене. Фамилия Осоргина значилась в том особом списке узников, которым разрешалось ходить в церковь. Супруги посещали торжественные службы в церкви Прп. Онуфрия – единственном действующем на острове храме, при котором оставалось еще семеро монахов. Всегда служили не менее трех епископов. Пел прекрасный хор, состоявший из монахов – местных и арестованных. Осоргины истово молились, прося у Господа защиты от козней вселенской злобы. Уехала Лина в тот раз не одна: в ее чреве зародилась новая жизнь – сын, которого отцу не суждено было увидеть.

Лина тесно сблизилась с семьей мужа на почве общего горя. Осоргины искренно полюбили её. Сама Лина очень изменилась, стала серьезнее, много молилась. Мысли о муже никогда не покидали её, даже во время очередной болезни маленькой Мариночки, кумира и утешения всей семьи.

С упованием на Господа Георгий совершал мужественные поступки, не страшась подвергнуться строгому наказанию. 29 мая 1929 года, в предпасхальные дни Георгий доставил умирающему от тифа епископу Воронежскому Петру (Звереву) мантию и Святые Дары для Таинства Причастия. За это его посадили в карцер на 30 суток. А условия в карцере были такие: камера без окна; питание – 400г хлеба в день и две кружки горячей воды. Топчан вносят на 6 часов, остальное время надо стоять или ходить по двухметровой камере или сидеть на залитом водой полу. Даже после 5 дней оттуда выходили больными. К счастью, стало известно, что на Соловки 20 июня собирается приехать М.Горький, и всех заключенных из карцера выпустили. Осоргин был переведен на работы на остров Анзер, где и находился до второго приезда Лины.

Спустя почти полтора года после первого свидания она снова поехала на Соловки. Это было последнее свидание в их жизни

В июне 1929 года у Осоргиных родился второй ребенок – сын Миша, зачатый на Соловках. Александра Михайловна снова стала хлопотать о поездке к мужу, и снова, как и в первый раз, ей помогла Екатерина Пешкова. Спустя почти полтора года после первого свидания она снова поехала на Соловки. Это было последнее свидание в их жизни. На этот раз обстановка в лагере оказалась совсем иной, чем в первый ее приезд. Храм был закрыт, церковные службы прекратились, монахов разогнали, а число заключенных увеличилось чуть ли не в 10 раз. Супругам отвели отдельный домик, в котором они прожили две недели. 12 октября вдвоем отметили 36-летие Георгия. Супруги дорожили каждым днем, проведенным вместе, зная, что каждый день – подарок от Бога. Они мечтали: с ареста Георгия прошло 4 года, значит, через 6 лет его выпустят. В Москву, конечно, вернуться не позволят, но они поедут в ссылку и там заживут вместе с детьми и будут счастливы. Но этим мечтам не суждено было осуществиться...

Однажды, вспоминала впоследствии Лина, когда супруги уже ложились спать, в дверь постучали. Георгий вышел, плотно закрыв за собой дверь. Разговор был долгим. Когда же Георгий вернулся, то на вопрос жены ответил, что приходили насчет работы. Только потом Лина догадалась, что приходили, чтобы увести мужа. Но он уговорил чекистов подождать, пока уедет жена. При этом дал честное слово офицера, что ничего не скажет жене. Георгий выполнил свое обещание. Какое же нужно было иметь самообладание: вести себя с женой так, что у нее не возникло никаких тревожных подозрений. Не дать омрачить счастливые дни последнего в земной жизни свидания! Он казался бодрым, веселым, чуть ироничным, как всегда. Лишь один раз, когда они гуляли по острову, Александра обернулась и увидела, что муж взялся за голову с мукой. «Что с тобой?» – «Ничего!» – улыбнулся он. Между тем для мрачных мыслей у Георгия были серьезные основания, так как он знал обстановку в лагере.

Дело в том, что время от времени из Соловецкого лагеря совершались побеги. Один из них закончился благополучно: три морских офицера-смельчака на лодке добрались до Финляндии. Их рассказы об ужасах советских концлагерей вызвали на Западе огромный резонанс, за которым последовал гнев советских властей. На Соловки из Москвы прибыла особая комиссия, чтобы покарать сообщников побега. Островное начальство ненавидело Георгия за его независимость, бодрость, несломленность, за его популярность среди заключенных, а потому в числе подлежащих расстрелу оказался и совершенно непричастный к побегу Георгий Осоргин.

В числе подлежащих расстрелу оказался и совершенно непричастный к побегу Георгий Осоргин

Георгий проводил жену на пароход 13 октября, а 14 числа он был взят под стражу и допрошен. 16 октября наступила кровавая развязка. Его повели на расстрел, когда Лина была еще в пути. На расстрел смертников выводили партиями. Очевидцы рассказывали, что Георгий вместе с другими осужденными пел молитву «Христос воскресе из мертвых…» и другие молитвы. Их вели через Святые ворота монастыря, откуда виднелся домик, в котором совсем недавно он был так счастлив с любимой женой. Расстрел 38 человек, «участников тайного заговора», происходил на краю кладбища и длился с вечера всю ночь. Еще утром слегка засыпанная яма шевелилась. Так пролилась невинная кровь. Так окончилась земная жизнь Георгия Осоргина, и началась его новая жизнь со Христом, Которого он бесстрашно исповедовал перед палачами.

Так окончилась земная жизнь Георгия Осоргина, и началась его новая жизнь со Христом, Которого он бесстрашно исповедовал перед палачами

А Лина вернулась в Москву сияющая от счастья, всем родственникам рассказывала, как провела те две недели с мужем. Она говорила, что эти дни были самыми счастливыми для них обоих за всё время их недолгой совместной супружеской жизни. Вскоре от Е.П. Пешковой она узнала о расстреле. Окаменела от ужаса. Не было слез. Так бывает, что бесслезное горе и страшнее, и глубже. Бледная, с остановившимся взором, предстала Лина перед Осоргиными, когда сообщала им страшную весть о гибели Георгия. Она писала родственнику за границу:

«Узнав всю правду от Пешковой, тогда же я ей сказала, что прошу нам помочь уехать (за границу)…».

Сколько напрасных жертв, искалеченных жизней, сколько утраченных мечтаний принесла России «великая» революция!

Георгий, видимо, долгое время готовил себя к смерти. Он трезво смотрел на своё будущее. В семье Осоргиных сохранился носовой платок, на котором Георгий чернилами написал прощальное письмо родным. Его вынес кто-то из имевших связь с заключенными. В письме есть строки, обращенные к теще, Анне Сергеевне Голицыной:

«…Я хочу, если мне суждено погибнуть в тюрьме, то чтобы Лина и моя семья узнали, что я умру спокойно, молясь о том, чтобы Лина нашла бы еще свое счастье и чтобы ее жизнь на земле не ограничивалась бы той цепью страданий и горя, которая ее сковала по выходе замуж за меня. Бедная она, бедная, зачем Вы только ей разрешили выйти за меня замуж?!»

Маленький Миша Осоргин с дедом в 1935 г. Георгий желал счастья своей любимой, пусть даже с другим человеком. По слову апостола Павла, «Любовь… не ищет своего» (1Кор.13, 5).

Люди, подобные Георгию Осоргину, являются истинным украшением России, её гордостью. По свидетельству Д.С. Лихачева, лично знавшего Георгия по Соловкам, перед лицом смерти он явил величие силы духа и воли, бесстрашие, не отрекся от своих принципов и убеждений. Человек чистой души и благородства, Георгий остался верен любви к Господу, к Родине, к семье. Безвинно убиенный, пострадал за свою веру и, приняв крестную смерть, тем самым обрел жизнь вечную. Вместе со всеми мучениками и исповедниками Церкви Русской Георгий молится перед престолом Всевышнего за Россию, за всех нас.

P.S. В 1931-м году Александра Осоргина с двумя детьми и семьей Георгия эмигрировала во Францию. Сын Михаил стал впоследствии священником РПЦЗ во Франции и много сделал для того, чтобы приблизить воссоединение Русской Православной Церкви с Зарубежной Православной Церковью.