«На страже духа». Письма и дневники. Ч. 1

В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет книга архиепископа Никона (Рождественского) "На страже духа". Предлагаем нашим читателям познакомиться с отрывками из этой работы.

Архиепископ Никон (Рождественский)

Рождественскому С. И.^[1]

Я заметил, что вы имеете привычку называть свою дочь, а мою крестницу, именем какой-то Долиньки. Это мне очень с первого же раза не понравилось, но заметить вам о том мне не пришлось. Имена собственные так безобразить очень нехорошо. Сокращать вы их можете, напр[имер] Аполлинарию можете называть Полиною: все-таки это слово будет выражать мысль «войною погубляющая», но из Долиньки ничего не выйдет. Если вам кажется это имя трудным для выговора, то зачем пожелали оное дать вашей дочери? Неужели вы дали имя Аполлинария вашей дочери для того, чтобы после ломать его по произволу?.. Вы избрали своей дочери покровительницу св[ятую] Аполлинарию, а не какую-нибудь Долину.

Извините за откровенность.

Ваше высокопреподобие, достоуважаемый отец архимандрит!

После вашего достолюбезного послания ко мне, грешному, смелее берусь за перо. Заранее позволяю себе мечтать о том, что испытаю у вас, в вашем Иерусалиме… О, если бы Господь удостоил меня, грешного! Не знаю, о[тец] архимандрит, в каких словах благодарить вас за предлагаемое гостеприимство. Вы поймете мое чувство вполне, когда узнаете, что Господь Милосердый производит в душе моей. Слава и благодарение Ему! Да будет воля Его святая! А я готов отдать себя в волю Его.

Вам, о[тец] архимандрит, как будущему (верую в милосердие Господа Иисуса Христа, что сие будет) отцу духовному, я открою, что доселе я был слеп… Да, у меня веры, в святом, живом значении сего слова, не было. Теперь осмеливаюсь сказать, что касается моего сердца нечистого и дарует мне яко зерно горушно сей веры^[3]… Господи! Не лиши меня, грешного, сего дара Твоего за гордость и тщеславие мое. В душе моей, в моем сердце, чувствую, что вера возгревает одно семя, давно-давно таившееся в глубине сердечной, но заглохшее, бесплодное, подавленное терниями и волчцами эгоистических расчетов, честолюбия, тщеславия. О, если бы это семя ожило, пустило корень и плод принесло!.. Слабо оно теперь: вся надежда на Господа, возращающего всякий добрый плод. На Его волю и предаю сие семя!..

Но вы, вероятно, не вполне понимаете мое иносказание. Скажу вам, после того как сказал в письме о[тцу] Феофилу, вам и – до времени – никому: если позволительно избирать себе служение, то желал бы трудиться там, где жатвы много, но делателей мало, – желал бы, если Господу угодно будет споспешествовать исполнению сего желания, – быть миссионером…

Как возникло это желание, как давно запавшая мне мысль получила толчок и превращение в желание, узнаете от меня лично. О, если б Господь мой сотворил со мною по милости Своей!..

Но довольно об этом. Я взялся за перо затем, чтобы предупредить вас касательно самого себя. И, во-первых, простите, ради Бога, опрометчивость мою: я пригласил и получил согласие от доброго друга моего Н[иколая] Д[митриевича] М[олчано]ва^[4] на путешествие его со мною в вашу обитель… Надеюсь, о[тец] архимандрит, этот гость не будет в тягость любви вашей… Мне совестно пред вами: и сам-то я не заслужил ничем вашей любви, но уже другим предлагаю услуги ее… Ради Господа нашего извините меня: мне жаль лишиться такого счастья! Господь наградит вас за вашу любовь.

Во-вторых, предупреждаю вас, что я далеко-далеко не таков, каким вы, думается мне, представляете меня по моим красноречивым разглагольствованиям на бумаге.

1). Я застенчив, не находчив в устной беседе и от того скучен, молчалив. Поэтому не удивляйтесь, если я явлюсь к вам с таковыми качествами. Я и сам себя упрекаю в том, что хотя бы и хотелось иногда поговорить с духовным лицом о духовных предметах, но эта застенчивость, ненаходчивость мешает мне…

2). Моя господствующая страсть – самолюбие, тщеславие, точно хищницы на страже: во всем и везде ищут себе пищу. Итак, ради Бога, [о]тец архимандрит, не давайте ей этой пищи, не давайте повода гордиться чем бы то ни было! Простите мне дерзновение: наученный горьким опытом, я теперь боюсь и бегаю всякой, даже самой справедливой похвалы, потому что змий, враг мой, лежит в глубине сердца, чутко прислушивается ко всему, что льстит ему так или иначе.

3). Но, с другой стороны, он же, лукавый, возбуждает во мне подозрительность по отношению к другим. Когда эти последние не дают мне явных доказательств своей любви… Ради Бога! о[тец] архимандрит, простите мне мои дерзости, которые я высказываю сейчас! Я избираю вас своим врачом: не отвращайтесь же от меня ради зловония язв моих!.. Чувствую, как я слаб на новом для меня пути. Новом! Стыдно сказать даже! Сколько лет носил имя Христово, а Христа Иисуса еще не знало сердце мое!..

До близкого, уповаю, свидания, достоуважаемый отец архимандрит! Привезу вам свой дневник, не отвратитесь, не побрезгуйте рассмотреть мою грешную душу… Молитесь за вашего недостойного, многогрешного духовного сына Николая.

Ваше высокопреподобие, достоуважаемый о[тец] архимандрит!

Назад тому два года с лишним^[5], пред праздником Рождества Христова, не столько из религиозных побуждений, сколько из любопытства, случайно, пришлось мне посетить вашу тихую обитель. Со мною были зять и двоюродный брат. Вы приняли нас как близких друзей, как родных, сами показали нам библиотеку монастырскую и др[угие] редкости. С тех пор я всегда с особенным удовольствием вспоминаю тогдашнее посещение вашей обители, а ваша любовь дает мне право надеяться, что и теперь, если это можно, вы не откажете мне, хотя я и ничем не заслужил вашей любви и расположения…

Дело вот в чем. Последний год учусь я в семинарии. Еще 4 месяца, и я должен буду или идти в д[уховную] академию, или занять скромное место служителя Церкви. Я дал себе слово – остаться на служении Православной Церкви в духовном звании и не покидать этого звания, хотя сознаю, что по нравственным качествам я недостоин быть служителем Церкви. Так или иначе, но время мое близ есть^[6]: я должен сделать решительный шаг или в академию, или прямо в псаломщики. Долго я колебался над решением этой дилеммы и наконец ни на чем не остановился, поручив решение моей судьбы Тому, Кто лучше нас знает наши силы и способности, нашу немощь и душевные недуги. Но мне хотелось бы, сколько это для меня возможно, подготовить себя к такому решительному шагу, хотелось бы согреть свое холодное сердце, подготовить себя к предстоящему поприщу. До сих пор я пользовался руководством в духовной жизни о[тца] Феофила^[7], но он теперь уехал в Абхазию, так далеко, что едва [ли] Господь приведет нас когда-нибудь свидеться, и я остался без его руководства… А между тем теперь-то особенно я и нуждаюсь в руководстве: боюсь, что преобладающая во мне страсть – тщеславие и гордость, этот змий, гнездящийся глубоко в сердце моем, не решил вопроса о моей участи за семинарскими стенами в смысле для него благополучном… Тяжело мне, когда я, оглянувшись на свое недавнее прошлое, вижу, что ничего доброго не сделал, а если что и сделал, то осквернил духом тщеславия, которое, наполняя мое сердце, как смрадная грязь – источник, сквернит и все то, что от сердца исходит… Грустно мне, когда я читаю свой дневник (который недавно давал) и вижу, что я стал рабом порока, рабом безответным, бессильным на сопротивление… Завтра сложу бремя грехов моих у креста Христова, пред духовным отцом, и буду просить у Самого Господа Иисуса благодатной силы для этой тяжелой борьбы…

Простите меня, достоуважаемый о[тец] архимандрит, что я возмущаю мир вашей души этими мольбами: у кого что болит, тот о том и говорит. Не смею затруднять вас просьбою – помочь мне, грешному, в борьбе с господствующим пороком души моей, хотя бы и желал, ибо, повторяю, я одинок и не вижу около себя людей, опытных в подобной борьбе, – но надеюсь, что не забудете в молитвах своих недостойного Николая, который бесцеремонно решился написать Вам это письмо. Просьба моя, о которой упомянул я в начале письма, состоит вот в чем.

Близко время священного воспоминания страстей Господних… Пять дней эти пройдут незаметно в занятиях учебных. Мне хотелось бы провести священ[ную] и страшную седмицу с большею пользою души, чем проводил прежде. А прежде я проводил ее в тиши деревенской, среди родной семьи, в родном храме. Теперь я там боюсь искушений моего тщеславия – это, я чувствую, будет и там просить себе пищи, будет влечь меня на кафедру проповедника за похвалами недогадливых в своей простоте слушателей… Куда упрятаться от этого змия-искусителя? Остаться в семинарии? Но здесь не утерплю. О[тец] ректор считает меня за лучшего проповедника, и я не премину этим воспользоваться, чтоб над гробом Спасителя произнести красноречивое слово… К вам вздумал я обратиться. Благословите мне провести Св[ятую] седмицу страстей Господних у вас в обители, в вашем храме, где никто меня не знает и, значит, гордиться не перед кем. Прошу вас, если можно… Я с удовольствием бы принял на себя какое-либо послушание в храме, напр[имер] чтение (ибо посвящен в стихарь). Я с удовольствием скрылся [бы] на это время под одежду послушника, чтобы никто не обращал на меня внимания… Душевно хотел бы… Надеюсь, что со стороны батюшки и матушки препятствий не будет: они всегда благословляют меня на доброе дело. Я не стал бы утруждать вас и этой просьбой, я приехал бы, взял № в вашей гостинице и прожил неделю. Но, во 1-х: для этого у меня нет лишних средств; во 2-х, мне хотелось бы пожить именно монастырской жизнью, побеседовать с людьми опытными в жизни духовной и, надеюсь, – с вами…

Я долго не решался писать это письмо. «Неприлично, – думалось мне, – писать к незнакомому человеку, беспокоить его просьбой…» Но ужели везде связывать себя приличиями, даже и там, где идет речь о пользе душевной? Уверен, что вы, как человек духовный, понимаете все неприличие христианину таких приличий и простите мне то, что мир называет неприличием…

Еще два слова. Такое же желание имеет и друг мой, еще не видевший Нового Иерусалима, товарищ по классу, поболее преданный науке, чем я, и не такой тщеславный, а напротив скромный и смиренный Николай Дмитриевич Молчанов. Его душа теперь колеблется: брат зовет его в университет, рисуя выгоды житейские; сердце влечет в духовное звание. Укрепи его Господь в последнем намерении сердца!

Буду с нетерпением ждать Вашего ответа и, если можно, если не затруднит вас, – совета.

Купить эту книгу можно будет в розничном магазине «Сретение»   в оптовом интернет магазине