Путь к спасению в обществе потребления. Часть 2.

Интервью с игуменом Филиппом (Симоновым)

Начало »

"Игумен
Игумен Филипп (Симонов)
— Что может сделать Церковь для преодоления бедности? Может ли Церковь проповедовать материальное благосостояние?

— Если вопрос ставить именно таким образом, то ответ на него однозначный: нет. Потому что Господь поставил Своим апостолам, а через них — и всем членам Церкви только одну проповедническую задачу: проповедовать Евангелие всей твари до края земли.

— Так какова же мера участия Церкви в процессе преодоления экономического кризиса в нашей стране?

Церковь может и должна участвовать в любом процессе, который каким-либо образом имеет выход на духовный рост ее членов. А члены Церкви, в потенциале, — это все человечество, потому что Церковь на то и пришла в мир, чтобы сделать нашу жизнь во всех ее особенностях пригодной для будущего Царства Божия. Потому что Господь хочет «всем человекам спастися и в разум истины приити».

Задача Церкви — не организовывать некие производственные процессы. Для этого и у отдельных личностей, и у государства достаточно возможностей. И здесь — не место об этом говорить, достаточно прений в специальной литературе и в газетах.

Задача Церкви сейчас во многом сродни той задаче, которую решал некий греческий философ, ходивший с фонарем по освещенным солнцем улицам и говоривший, что он ищет человека.

Современный мир делает очень много, чтобы те остатки образа и подобия Божиих, которые сохранились у людей, несмотря на все перипетии многовековой земной истории человечества, как можно более замутить, а по возможности — сделать так, чтобы они пропали вовсе.

Церковь в этом мире на то и существует, чтобы возродить в людях образ и подобие Создателя. Сквозь алкогольные пары, сквозь дурман наркотиков, сквозь призраки бездумной массовой культуры, сквозь эйфорию земного материального успеха — сквозь все эти козни духов злобы поднебесных, направленные на то, чтобы человек забыл Бога, чтобы он стал для себя «мерой всех вещей», Церковь идет к душам, чтобы Спасительной Жертвой Христовой восстановить их в истинном человеческом достоинстве, в их богоподобии.

Потому что только богоподобный человек способен к настоящей социальной жизни. Только из богоподобных людей может создаться настоящее человеческое общество (назовем ли мы его демократией или другим словом), общество, в котором человек не гордится своими успехами, а думает о том, чтобы эти успехи стали благом для всех.

Когда мы все вместе — и общество, и Церковь (а Церковь не только не отделяет себя от общества, она стремится охватить собой всё общество, стать неким всеобществом) — найдем человека, а вернее сказать — поможем ему стать воистину человеком, тогда нам не надо будет говорить о «глубинке» и центре, об обществе и государстве, противопоставляя их.

Если же мы займемся только организацией производственного процесса (а ведь здесь можно вновь встать на те же грабли, на которых споткнулся Советский Союз в плане экономики — на попытки организовать производство ради производства, а не ради людей), то дело кончится вполне плачевно: пример наших «добрых советчиков» из-за океана показывает, что даже если человеческое существо накормить, но духовно не пробудить, оно не откажется от вывода «я человек — я животное». И будет вести себя соответствующим образом — и по отношению к себе, и по отношению к окружающим его субъектам.

— В контексте нашей беседы о преодолении материального кризиса в провинции, хочется поднять следующий вопрос: может ли Церковь вмешиваться в развитие малого бизнеса и какие могут быть итоги?

Ответ на этот вопрос зависит от того, как понимать само слово «вмешиваться». Если  вмешиваться — предпринимать некие усилия в том направлении, чтобы предприниматель пришел к пониманию своего общественного места, то — несомненно может и должна. Ведь христианский предприниматель искони понимал, что его материальное благосостояние — не его рук дело, оно — от Бога, который, кстати сказать, наградил его и самой способностью к предпринимательской деятельности. А кому-то Господь такой способности не дал, но наделил его иными дарами.

А раз так — то Богу нужно отдать Богово. Как? Через инструменты благотворительности.

Благотворительность — это прямая обязанность христианина во все времена, начиная с времен евангельских. В Новом завете примеров тому — неисчислимое множество.

Можно, например, благотворить Церкви — потому что, по смыслу церковного канона, «богатство Церкви есть убогих богатство» (это можно прочитать в нашей Кормчей). Так делали уже ученики апостолов, которые «слагали к их ногам» деньги, приобретенные от продажи своей собственности.

Можно благотворить индивидуально — но так, чтобы «правая рука не ведала того, что делает левая».

Можно благотворить и путем надлежащей организации производственного процесса — путем создания новых рабочих мест и обеспечения их достойной заработной платой.

Путей благотворительности множество, и все они ведут к ожидаемому нами Царству. Нужно только осознать цель движения: если я работаю только для того, чтобы умножить капитал и реализовать свои способности и свои собственные материальные потребности — это одно дело, а если за этим всем я вижу Горний Иерусалим — дело совершенно другое, и на пути в это Царство я с радостью могу оставить часть того материального, что Господь позволил мне приобрести, чтобы вместо него получить нечто из разряда духовных ценностей, которые и являются единственно ценным для меня на этом сложном пути.

Формируя это знание, содействуя образованию в обществе принципиально нового социального климата, Церковь решает свою главную задачу — собрать в своей ограде всех верных христиан и указать всему миру пути ко спасению (а их может быть множество — уже потому, что Сам Христос сказал: «В дому Отца Моего обители многи суть»).

Но слово «вмешиваться» можно понять и по-другому, в смысле петровской и екатерининской церковной политики (в литературе эти позиции защищал Голубинский), выдержанной в духе протестантских влияний, а именно — как непосредственное вхождение Церкви в те социально-хозяйственные отношения, которые ей не вполне свойственны.

Православное богословское наследие не запрещает Церкви входить в производственный процесс.

Для монастыря, например, участие в общественном воспроизводстве — явление естественное и насущно необходимое (если понимать монастырь не только как организационную единицу в канонической структуре Церкви, объединяющую людей, которые стремятся к определенным духовным целям, достигаемым определенными методами, но и как единицу социально-хозяйственную, которая должна обеспечить пропитание монашествующим). Даже самые суровые аскеты Нитрийской пустыни занимались рукоделием и продавали свои изделия на рынке. Вопрос — в целях производства. А эти цели преследуют только духовный результат: монашеский труд — это прежде всего лекарство от праздности и способ полезного времяпрепровождения в те периоды, когда собственно молитва (основное монашеское делание) по некоторым причинам неполезна.

Но для прихода участие в производственном процессе — уже вопрос пререкаемый. Потому что приходская жизнь — это прежде всего жизнь литургическая, для чего, собственно, приход и образован. К собственно литургической жизни можно добавить то, что называют «литургия после литургии», причем это — не просто посиделки за чаем по типу клубных собраний, а деятельная христианская жизнь, суть которой — в помощи людям, в полном соответствии с содержанием понятия «литургия», по-гречески означающего «общественное служение». Для того, чтобы подчеркнуть эту сущность, в современной церковной практике используется понятие «социальная диакония».

Кстати сказать, если этим чаем напоить бездомных, при активном участии всего прихода, — польза для душ прихожан будет, надо полагать, значительно большей, чем когда они его употребляют сами «за разговором незаметно».

Что же касается организации на базе прихода неких производств, имеющих целью получение прибыли, — то с канонической точки зрения можно найти доводы не только «за», но и «против», и последних будет значительно больше.

Другое дело — хозяйство епархии, как организационной церковной единицы. Именно епархия, с канонических позиций, и есть та Церковь, богатство которой есть убогих богатство. И в задачи архиерея канонисты включают такие сферы деятельности, как сохранение этого богатства, его приумножение и употребление прежде всего для нужд этих убогих. Причем жестких ограничений на пути приобретения этого богатства каноны не накладывают — лишь бы его источники не были прямо аморальны (например, прямо запрещаются содержание корчемницы или ростовщичество). Поэтому развитие хозяйственной деятельности на уровне епархии представляется делом вполне приемлемым, в том числе — и на уровне малого бизнеса.

Лишь одно граничное условие: хозяйственная деятельность ни в коем случае не может быть для любой церковной структуры занятием превалирующим, а целевым назначением этой деятельности может быть спасение душ, для которого производство является одним из инструментов, а никак не получение прибыли.

— О. Филипп, часто бывает так, что люди из-за богатства забывают о Боге. Что делать, чтобы подобного не происходило? И как Церковь относится к бедности? Должны ли мы, чтобы быть спасенными, жить в нищете?

Бедность материальная, взятая сама по себе, является — как и богатство — скорее препятствием, чем пособием на пути к Царству Небесному. Причем, можно думать, препятствием более серьезным в сравнении с материальным достатком, поскольку богатство становится таковым лишь в случае неправомысленного им распоряжения, нищета же материальная, как пишет преп. Нил Синаит, дает гораздо больше возможностей для всякого рода обманов и злоупотреблений.

И в этой связи не стоит ссылаться даже на заповеди блаженств: Христос, как указывают отцы-аскеты, «ублажает нищих духом, которые нищенствуют духом века сего, ничего от него не стяжав, но богатеют постепенно духом истины» (прп.Макарий Египетский).

Поэтому истинная нищета, нищета, которая делает человека «неразлучным с Богом» и «вечных и нетленных благих наследниками нас творит», — это, прежде всего, та нищета, которая «побеждает страсть», которая взята на себя добровольно, по воздержанию и свободному движению произволения (об этом говорят многие аскеты, начиная с Антония Великого).

Кроме того, эта нищета далеко не всегда связана с абсолютным физическим отсутствием материальных благ. Богатство души, постигаемое в нищете материальной, — это состояние отсутствия потребности, нужды в материальном даже при его физическом наличии (прп.Нил Синаит).

Следующее обстоятельство, придающее нищете качество добродетели, — это несение ее со смирением и благодарением, причем не только к Богу, всё устраивающему к спасению человека и знающему, как «чрез нищету крайнюю обогащати» Своих рабов (прп.Симеон Новый Богослов), но и к тому, кто, «промышляя о нищих», помогает своим милосердием переносить тягостные материальные обстоятельства физической нищеты (прп.Петр Дамаскин).

Но главное — это несение нищеты не ради нее самой, как самоценности, но понимание инструментального ее характера (прп.Иоанн Кассиан Римлянин). Только тот, кто «ради Христа» верою вменяет нищету в богатство, может понять и верно использовать всю ее мнимость и достоин получения обетования и будущего Царства.

Поэтому отцам представляется похвальной «средняя нестяжательность, сообразная с временем и нуждами тела» (прп.Нил Синаит).

Таким образом, человеку наиболее приличествует сохранять среднее состояние, довольствуясь обеспечением своих телесных потребностей. Механизмом этого обеспечения является, прежде всего и главным образом, трудовой процесс. Это — общая обязанность всех живущих на земле, обязанность, как свидетельствует библейская космогония, изначальная, не связанная с тем рубежом бытия человечества, который обозначило изгнание из Рая.

Отсюда вытекает и позиция Церкви. С одной стороны, она призвана к занятиям учительным, преследующим цели спасения души, а отсюда — и необходимость обучения христианским истинам конкретных людей, и потребность ввести эти истины в общественное сознание.

Христианство имеет теоретическую возможность сформулировать на уровне богословия относительно целостную модель экономического развития (пусть даже не углубляясь в вопросы организации собственно производства — за исключением проблем его общественной эффективности, а также отношений труда и заработной платы, — но активно позиционируясь относительно системы распределения, обмена и потребления). Причем эта модель вполне реально могла бы приблизиться к организационно-экономической системе демократического гражданского общества (как, кстати, и к первым образцам демократий, подразумевавших не только ограничение непроизводительного потребления через известные «законы против роскоши», но и организацию системы общественных работ для соединения в воспроизводственном процессе свободной рабочей силы одной части граждан и свободных материальных ресурсов — другой).

При этом важно, чтобы общество оказалось готовым услышать голос Церкви, важно, чтобы он не остался гласом вопиющего в пустыне. И здесь — еще одно поле для серьезной работы в сфере становления принципиально нового типа взаимоотношений Церкви с государством и обществом.

В этой связи можно сформулировать три основные проблемы, которые требуют безотлагательного решения силами общества в целом, включая и Церковь (хотя современная неолиберальная идеология, основанная на протестантских конструкциях в плане отношений общества и Церкви, всячески выталкивает Церковь из общественной системы, стремясь превратить религию исключительно в частное дело личности):

1) в целях конкретизации системы практических мер по реализации модели социально-экономического развития современной России, необходимо дать ей четкую политико-экономическую дефиницию (ведь еще древние знали: имя отражает существо объекта или явления, а оперировать с явлениями, существо которых не определено, невозможно), отказавшись от абстрактных, не имеющих конкретного экономического и правового содержания (но несущих, при этом, совершенно определенную идеологическую нагрузку!) посылок («рыночная экономика» и т.п.);

2) в целях обеспечения соответствия политико-экономической ситуации в современной России общемировым тенденциям, необходимо, наконец, признать государственно-монополистический характер сформировавшейся в стране хозяйственной системы и, соответственно, определить роль и функции государства и монополий в этой системе и в ее дальнейшем развитии, отказавшись при этом от стимулирования различного рода идеологизированных дискуссий, вступивших уже в середине 90-х гг. ХХ в. (вполне, кстати сказать, в духе всеми отрицаемой теперь на словах марксистско-ленинской политэкономии и философии) в порочный круг слабо аргументированных рассуждений о пользе или вреде некоей совершенно абстрактной «рыночной парадигмы» и квази-теоретических дебатов о «рыночном» или «нерыночном» характере взглядов тех или иных ученых и практиков;

3) в целях обеспечения надлежащего уровня обеспечения социальных гарантий гражданам, зафиксированных Конституцией Российской Федерации, было бы полезным интегрировать основные позиции христианской экономической теории в систему взглядов, развиваемую органами государственной власти, применительно к возможности использования этих позиций в проведении государственной социально-экономической политики.

— Благодарим Вас, о. Филипп, за то, что Вы нашли время ответить на наши вопросы.

Беседовал студент IV курса
Сретенской Духовной Семинарии

Максим Паршин

Игумен Филипп (Симонов)

30 марта 2006 г.

Псковская митрополия, Псково-Печерский монастырь

Книги, иконы, подарки Пожертвование в монастырь Заказать поминовение Обращение к пиратам
Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.
×